2017 год на Ближнем Востоке был годом, наполненным драматическими событиями. Без преувеличения можно сказать, регион вошел в зону политической и экономической турбулентности из которой выйдет еще не скоро и не факт, что в привычном нам виде. Сейчас мы являемся свидетелями, примерно середины кризисного периода, ставшего закономерным следствием глобальных и региональных перемен, произошедших в конце прошлого века. Можно охарактеризовать этот период, как начальную стадию третьего этапа в развитии региона, наступающего вслед за тем, что мы условно называем, «национально-постколониальным». Почему «национальным» — потому что в ходе наступившего кризисного периода арабские страны в очередной раз продемонстрировали свою яркую национальность. В смысле ее разобщенности и отсутствия единства, которым иногда оперировали некоторые эксперты, опиравшиеся на термин «умма» и исходившие из общности языка, религии и культуры арабских стран. И из их общей истории. Так вот, все попытки в 60-70 х. гг. ХХ века великих арабских лидеров, Г.А.Насера и М.Каддафи, прежде всего, такую «умму» создать, хотя бы частично, оказались неудачными. Показав, насколько сильным, является влияние второго фактора – постколониального. Почти все традиционные, светские и монархические режимы Ближнего Востока, в значительной части оставались до начала 1990-х гг. все теми же протекторатами Великобритании и США. Кроме тех, кто вступил на путь «социалистической ориентации» и стал таким же протекторатом, только СССР, как Сирия, например. А кое-кто, умудрялся быть дважды протекторатом — как оба Йемена, погрузившиеся в социалистические эксперименты, но культурно-исторически никогда не забывавшие своих прежних британских господ.
Все это, зиждившееся на системности и правилах «постколониальности» и периодически пытавшееся осознать себя, как ту самую, легендарную «умму» времен Халифатов (на самом деле – мифическую), в основном, в качестве инструмента с помощью которой делались попытки от «постколониальности» избавиться, и представляло основу социально-политического равновесия в котором существовал Ближний Восток до начала 1990-х. годов. Даже извечный «палестинский вопрос», давно ставший, по нашему мнению, из политического, чисто «бизнес-проектом», являлся частью этой системы.
Конец этого этапа наступил в начале 90-х годов прошлого века. Распад СССР спровоцировал одномоментно несколько разновекторных процессов, среди которых следует упомянуть вакуум «сюзерена», с которым столкнулись и Сирия, и оба Йемена, и Ливия, как не смогшие ни вернутся под сень прежних хозяев, так и не трансформировавшие свои режимы в духе веяния новых реалий. Огромное значение сыграла американская ближневосточная политика, очевидно, на волне эйфории после ухода со сцены СССР, настолько уверенная в своей непогрешимости, что совершила практически все ошибки из возможных. И продолжающая их совершать. Не меньшую, если не большую, по нашему мнению роль, сыграл нараставший культурологический конфликт между приходом западной культуры бездуховного массового потребления и практицизма и традиционными арабскими ценностями. Очень многие молодые люди пополнили ряды экстремистских группировок как раз из-за неприятия культуры вседозволенности, однополых браков и прочих западных либеральных ценностей.
Вместе с трансформацией и уходом прежних мировых регуляторов заметно выросла роль региональных государств, прежде всего Ирана, Турции, ОАЭ, Саудовской Аравии и Катара. Все они начали разыгрывать собственные карты за ближневосточным столом.
В итоге, 2017 год на Ближнем Востоке изобиловал войнами, экономическими и политическими конфликтами, интригами и всем тем, что сопровождает подобные глобальные социально-общественные трансформации.
Чем запомнился уходящий год для стран региона?
Саудовская Аравия: смена элит и самый большой в истории бюджетный дефицит.
Мы уже достаточно подробно освещали династические процессы в королевстве. Молодой наследник престола Мухаммед бен Сальман последовательно ведет переформатирование правящей элиты и полон желания стать великим правителем этой страны. Само по себе это несет многочисленные потрясения, а вкупе с бюджетным дефицитом в 53 млрд долларов, долгами королевства в 84 млрд долларов, непонятными перспективами войны в Йемене и масштабными планами по реорганизации экономики и уменьшения зависимости от цен на энергоносители ознаменовало прошедший год, как самый драматический, пожалуй, с 1990 года, когда многие в Эр-Рияде уже видели на горизонте танковые колонны Саддама Хусейна с севера, иорданские, с запада, а йеменские — с юга. Тогда, усилиями США, этого сценария удалось избежать. Ныне же, никто не рискнет пока предположить, куда заведет будущего молодого короля и его окружение параноидальная боязнь растущей иранской мощи, йеменская авантюра и многомиллиардные траты на экономические реформы.
Одной из уже вполне очевидных вещей является начало реального сближения Саудовской Аравии с Израилем. На фоне всей той же иранской паранойи, кстати, не совсем и безосновательной. Формирование анти-иранской коалиции из Израиля, Саудовской Аравии, Египта и еще некоторых стран уже ведется при самом активном участии США. Которые предпочли отказаться от прежних достижений времен администрации Б.Обамы и вернуться на курс конфронтации с Исламской Республикой.
Впрочем, бытует мнение, что среди значительно деградировавших за последние двадцать лет американских востоковедов, появляется новая генерация, имеющая куда более отличные планы на будущее региона, чем широко распропагандированные схемы с перекройкой границ. Игра против Ирана, этой группы, на самом деле, может оказаться игрой и против Саудовской Аравии, и даже против Израиля. Это вполне может быть обоснованным, если допустить, что в американской внешней политике начинает вновь звучать прагматическая нота, основанная на интересах американских энергетических корпораций и военно-промышленного комплекса.