Отношения Москвы и Дохи в настоящее время можно охарактеризовать как рабочие. Они безусловно имеют тенденцию к расширению деловых контактов и кооперации, начиная от инвестиций катарских фондов в российскую углеводородную отрасль и заканчивая даже стремлением катарцев закупить российские системы ПРО. Эти отношения безусловно переживали свою высшую точку кризиса в начале российской военной операции в Сирии, что было воспринято катарцами (и турками, которые действовали с ними в альянсе) как вторжение в зону их стратегических интересов. Другими словами, действия Москвы, которая обозначила на том этапе в качестве главенствующей цели уничтожение «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России), напрямую угрожала живучести этого одного из самых основных катарских проектов в рамках распространения своего влияния в регионе Ближнего Востока. И в Дохе, и в Анкаре прекрасно отдавали себе отчет в том, что прямое военное участие Москвы в сирийском конфликте делает нереальным военное поражение и свержение режима Б.Асада, и более того однозначно вызовет цепную реакцию со стороны Вашингтона вне зависимости от того, какая администрация там пребывает у власти. В данном случае речь шла уже о глобальном соперничестве, и США при всех раскладах игнорировать такое усиление России не могли. Как следствие, США также вынуждено активизировались в рамках борьбы с ИГ, что предопределило агонию этого проекта. Отсюда предельно жесткая и плохо продуманная начальная реакция Катара и Турции в виде уничтожения российского лайнера над Синаем, и атака нашего Су-24 в небе над Сирией, которая сменилась осознанием того, что с Москвой необходимо кооперироваться по ряду направлений. И этот итог был предопределен входом Москвы в Сирию — проект ИГ умер в силу того, что стал фактически заложником в рамках глобального противостояния между Россией и США. К тому же он дискредитировал себя репутационно. Все сказанное совершенно не означает того, что Доха ушла с сирийского направления. просто сейчас она работает там вторым номером прикрываясь турками. И в основном в рамках финансирования ряда протурецких групп оппозиции. При этом она безусловно влияет в определенной степени на принимаемые Анкарой решения на этом направлении.
На настоящий момент времени лейтмотив практически всех действий Дохи на международной арене обусловлен обострением кризиса по оси «арабская четверка» — Катар, а в центре этих усилий — нивелирование и срыв всех попыток «арабской четверки» воздействовать на Доху в рамках как экономической, так и дипломатической блокады. В этой связи реверансы в сторону Москвы со стороны Дохи надо расценивать прежде всего как попытку сохранить, как минимум, позитивно-нейтральный статус России в рамках этого кризиса. В этой ситуации надо понимать, что катарцам не нужны посреднические усилия Москвы по урегулированию кризиса в ССАГПЗ, и все предложения в рамках этого в Дохе серьезно рассматриваться не будут. Поэтому катарцы будут воспринимать достаточно серьезно только те инициативы российской стороны, которые несут в себе прямо или опосредованно явно негативные последствия для политики КСА или ОАЭ на ближневосточном или африканском направлении. В этой связи применительно к Сирии вновь возникает тема Идлиба, а вернее — тема снижения саудовского влияния практически в масштабе всей Сирии в силу ликвидации основных оплотов просаудовской «Джебхат ан-Нусры» (запрещена в России) в этой провинции. До катарцев была донесена мысль о том, что решение о ликвидации «Джебхат ан-Нусры» в Москве принято принципиально и обсуждению не подлежит. Нынешняя динамика на фронтах в этой провинции, в результате чего единое пространство контроля «Джебхат ан-Нусры» и аффилированных с ней групп разорвано, об этом свидетельствует однозначно. В этой связи важен тезис о том, что Анкара в нарушение своих предыдущих договоренностей не спешит принимать участие в данных операциях, что вынуждает Россию и ее союзников в лице Ирана и сирийских правительственных сил доводит эту ситуацию до конца самостоятельно. И после окончания этого цикла рано или поздно говорить об участии турок в любых процессах в Идлибе будет излишне. При этом отметим, что Москва не возражала против реального присоединения протурецких групп оппозиции в рамках операции по нейтрализации «Джебхат ан-Нусры» в Идлибе на современном этапе. Это обстоятельство позволило сохранить за Анкарой значительную степень влияния в рамках налаживания схем по инкорпорации местного населения и отдельных групп оппозиции в диалог с Дамаском. Или, если грубо, участие турецких сил не на словах, а на деле в ликвидации оплотов саудовского влияния в Идлибе позволит сохранить достаточную степень влияния Анкары (а значит и Катара) на севере Сирии. Еще один важный тезис, который был доведен до Дохи применительно к сирийскому досье. Москва приняла принципиальное решение о том, что Б.Асад останется к власти в стране, и все разговоры и требования о его уходе как предварительное условие начала широкомасштабного процесса мирного урегулирования полагаются изначально неконструктивными и неприемлемыми. Единственный вариант полнокровно участвовать в такого рода процессах, в том числе и в рамках восстановления и модернизации энергетической инфраструктуры и иных глобальных проектах в сфере транспортировки углеводородов является осознание этого факта.
Что касается ливийского досье, то надо отметить, что Франция, АРЕ и ОАЭ стремятся подключить Россию к более масштабной программе поддержки сил Тобрука с точки зрения материально-технического снабжения. При этом Москва пока старается держать равноудаленную позицию по отношению к противостоящим сторонам ливийского конфликта, воздерживаясь от явного предпочтения той или иной стороны. В том числе и к силам в Мисурате. При этом Москва исходит из того, что она пока не услышала от противоборствующих сторон предложений о гарантиях безопасности эксплуатации принадлежащих ей углеводордных активов. таких, как, например меторожение Элефант, операторами которого является итальянская Еni и «Газпром». Тем не менее, Москва рассматривает ливийский и алжирские рынки как перспективные для ВТС с учетом попыток США сузить аналогичные российские возможности в регионе Персидского залива.