Прошедшие в конце марта 2006 г. в Израиле выборы сопровождались беспрецедентно низкой явкой избирателей — лишь 63,7% воспользовались правом голоса (против почти 69% в 2003 г.) Эта явка могла бы считаться вполне удовлетворительной в большинстве «спокойных» европейских стран и тем более в США, где уровень активности избирателей намного ниже, но для многосоставного и суперполитизированного израильского общества такой результат — более чем скромен. Именно поэтому занимающая сегодня аналитиков и комментаторов тема — это не только распределение голосов тех, кто захотел повлиять на ситуацию, то есть пошел на выборы и поддержал прошедшие и не прошедшие электоральный барьер партии, но и попытка понять, кто из израильтян, почему и, главное, «за что» НЕ проголосовал.

В этой связи — как минимум, три вопроса.

1. Могут ли возникнуть обстоятельства, которые приведут этих людей на избирательные участки, или отказ от участия в выборах уже стал стабильным элементом их политической культуры?

2. Если они все же предпочтут использовать свое избирательное право, то распределятся ли эти голоса пропорционально существующим на тот момент тенденциям среди «активного электората», поддержат ли они конкретные существующие партии и движения, либо вообще станут электоральной базой для принципиально новых политических проектов?

3. Наконец, что означает само неучастие этих людей в выборах — полное равнодушие к политике вообще и электоральному процессу как ее части, пассивный протест против партийно-политической системы как таковой, или это особая форма политического активизма — нежелание голосовать за «меньшее зло» в условиях отсутствия на рынке адекватных позициям и настроениям этой части электората списков?

Ответы на все эти вопросы не только критичны не только для понимания итогов этих выборов, но и для понимания перспектив политического расклада накануне следующих выборов в кнесет, которые, по большинству мнений, тоже состоятся досрочно.

Предмет и методы

Понятно, что все отмеченные тенденции в той или иной пропорции одновременно присутствуют в настроениях и поведении избирателей, однако в отличие от неплохо исследованных факторов «политического эскапизма» среди уроженцев страны и старожилов их измеренное соотношение применительно к русскоязычному электорату удается уловить достаточно редко.

К счастью, масштабный опрос, проведенный в день выборов, 28 марта 2006 г., сотрудниками тель-авивского института «Мутагим» под руководством д-ра Элиэзера Фельдмана (в разработке концепции исследования принял участие и автор этих строк), позволяет существенно уточнить эту картину.

По оценкам, 28 марта 2006 г. на избирательные участки пришло несколько более 69% (по другим данным, более 70%) русскоязычных избирателей. Поскольку средний уровень явки по всей стране был еще ниже (около 64%), то на этом «русская» община выиграла около одного дополнительного мандата. (На прошлых выборах соотношение было иное — чуть более 61% среди «русских» против почти 69% среди уроженцев страны, и почти полтора мандата тогда было потеряно.)

Исследование, в котором приняли участие более 5600 респондентов из разных городов и поселков страны, представляло собой комбинацию очного и телефонного «экзит-пулов»: уже проголосовавшие избиратели были опрошены по единой анкете. Избиратели, воздержавшиеся от участия в выборах, были опрошены в тот же день уже после закрытия избирательных участков. Их доля в выборке оказалась сопоставима с различными независимыми оценками доли этой группы среди русскоязычных избирателей, за вычетом тех «русских» израильтян, которые 28 марта вообще отсутствовали в стране — по оценкам, 5-7% общего числа. (От опроса представителей этой группы по их возвращении в страну было решено отказаться по соображениям «чистоты эксперимента», однако думается, что их отсутствие в выборке не слишком искажает общую картину.)

Что же показывает анализ полученных данных?

Профиль неголосующих

Как можно заметить, в целом электоральное поведение основных социально-демографических групп русскоязычных израильтян почти не отличалось от соответствующих тенденций в среде ашкеназского населения Израиля. Как и в обществе в целом, женщины-репатриантки оказались более политически активны, чем мужчины: в выборах 2006 г. не приняли участия примерно пятая часть женщин, находившихся в тот момент в Израиле, и около четверти мужчин.

Не принесли особых сюрпризов и возрастные различия: доля находившихся в Израиле в день выборов, но так и не дошедших до избирательных участков в различных возрастных группах прогрессивно снижалась от младших к старшим. Самыми дисциплинированными были избиратели в возрасте от 65 лет — в этой группе не голосовали только 8% имеющих право голоса; наименее политически активной оказалась, как и следовало ожидать, молодежь: в выборах не приняли участия почти 39% избирателей в возрастной когорте от 18 до 24 лет. (Видимо, высокая доля неголосовавших — 36% — среди никогда не состоявших в браке избирателей была достигнута в основном за счет этой возрастной категории.) Таким образом, доля 18–24-летних и 29–34-летних среди неголосовавших оказалась соответственно в два и в полтора раза выше доли лиц этого возраста среди всех опрошенных; доля 35–64-летних была примерно равна доле этих возрастных групп по выборке в целом, а доля избирателей в возрасте 65 лет и старше оказалась втрое ниже, чем в выборке.

Степень политической активности русскоязычных израильтян оказалась, как и следовало ожидать, прямо пропорциональна уровню их образования: от участия в выборах отказались почти половина имеющих неполное среднее образование, почти треть имеющих аттестат зрелости, пятая часть обладателей среднего специального (техникум, неакадемический колледж) образования, чуть более 17% обладателей первой и второй академических степеней и только 8,4% обладателей третьей академической степени (в советских и постсоветских реалиях — кандидатов или докторов наук).

Этой социокультурной динамике должно было бы, в принципе, соответствовать и аналогичное размежевание среди обладателей разных социально-экономических положений, как это имеет место в большинстве развитых стран и как это не раз бывало в Израиле. В частности, среди голосовавших русскоязычных избирателей и в на этот раз наблюдалась вполне очевидная зависимость: чем выше доход избирателей, тем реже они голосовали за «социально-рыночный» НДИ и тем чаще за «рыночный» Ликуд. Однако однозначных систематических взаимозависимостей между моделями участия–отказа от выборов и уровнем доходов, а также другими социально-демографическими характеристиками (например, состав семьи, происхождение из того или иного региона бывшего СССР, время приезда в Израиль и т.д.) не проявилось.

Причины отказа от голосования

Не менее, а может быть, и более важно при этом понять не только, какие компактные социально-демографические группы не приняли участия в выборах, но и какими мотивами при этом руководствовались их представители, и какова иерархия этих мотивов. Проведенный в день выборов опрос во многом позволяет решить и эту задачу.

Из отмеченных респондентами причин, побудивших их отказаться от участия в выборах, статистически значимыми оказались восемь, которые, очевидно, распадаются на несколько групп. Первая группа — это мотивы «политического эскапизма» в чистом виде. Так, около 8,5% заявили, что не голосовали в связи с «отсутствием интереса к политике», а еще 5,2% респондентов вообще были не в состоянии объяснить, почему они не пошли на выборы.

Вторую группу образуют мотивы «пассивного протеста» против существующей партийно-политической системы. Например, более 19% респондентов, находившихся в день выборов в стране, но решивших не голосовать, заявили, что они так поступили «потому, что больше никому не доверяют». Что ж, понять этих людей можно: в прошлую каденцию разрыв между официальными платформами большинства партий и заявлениями многих партийных политиков и их реальной деятельностью во властно-управленческой сфере был как никогда велик.

Третью группу составили мотивы, отражающие отказ от голосования не столько в силу политического равнодушия или пассивного протеста, сколько как сознательный политический выбор. К этой «активистской» категории можно, на наш взгляд, отнести большую часть из тех представителей группы неголосовавших, которые заявили, что не пошли на выборы, поскольку не смогли «выбрать между Биби и Либерманом» (таких оказалось почти 39%). В ответах на уточняющие вопросы респонденты, как правило, давали объяснения из серии «оба хуже». Личные интервью и информация, полученная благодаря фокус-группам, позволили также заключить, что при этом респондентами в качестве альтернативы не рассматривались ни Кадима (по идеологическим причинам), ни партии правее Ликуда (в силу отсутствия в них «русского» акцента), ни левые списки (и по общинным, и по идеологическим причинам).

Наконец, немало респондентов указали «технические» причины своего неучастия в голосовании: 11% заявили, что придти на избирательные участки им помешало «состояние здоровья», а 12% признались, что их в тот момент «вообще не было в городе».

Мотивы и факторы

Эта картина становится еще более сложной в сочетании с отмеченными выше социально-демографическими характеристиками. Например, неголосовавшая молодежь, как и следовало ожидать, чаще, чем другие возрастные группы, демонстрировала общее политическое равнодушие, лица среднего возраста — пассивный протест против существующей партийно-политической системы, а пенсионеры чаще сообщали о «технических» трудностях, помешавшим им проголосовать.

Сопоставление экономического статуса и мотивов участия и неучастия в выборах также сильно усложняет эту ситуацию. По логике вещей, чем ниже доход, тем реже человек должен интересоваться политикой и, соответственно, участвовать в электоральном процессе. Не так случилось на этот раз, по крайней мере среди русскоязычных репатриантов. Относительно низкое число воздержавшихся от голосования зафиксировано как раз среди респондентов, чьи доходы составляли менее 2 и от 2 до 4 тысяч шекелей на семью в месяц (соответственно, 17,8% и 19,0% в этих группах). И напротив, среди обладателей доходов от 4 до 6 тыс. шекелей доля «эскапистов» составила уже 30%.

Можно понять, почему представители первых двух категорий — получатели пособий по старости и соцобеспечению, студенты и малооплачиваемые работники традиционных производств и сферы обслуживания, привлеченные доминирующей на этих выборах социальной тематикой, просто ринулись на избирательные участки. Больше половины голосов они отдали «своей» партии НДИ, которая в ходе избирательной кампании активно будировала соцальную тематику. С этим согласуется и тот факт, что меньше всего неголосовавших было среди обладателей социального жилья, которые массово проголосовали за тот же НДИ (штаб дня выборов этой партии оперативно свозил народ автобусами от хостелей на избирательные участки); далее, по возрастающей, идут эскапистские настроения среди квартиросъемщиков и плательщиков ипотечных ссуд.

Можно также понять, почему почти треть представителей третьей категории, балансирующих между чертой бедности и нижней границей среднего класса, предпочли не голосовать. Они достаточно «богатые», чтобы иметь шанс что-то получить из бюджета «за просто так», но слишком бедные, чтобы демонстрировать хоть проблеск желания прямо или косвенно оплачивать готовящийся «праздник раздач»; память же о «шоковой терапии» Нетаниягу еще слишком свежа, чтобы массово голосовать за Ликуд.

В следующей категории обладателей доходов от 6 до 8 тыс. шекелей доля непроголосовавших, напротив, оказалась самой низкой — 7,1%. Это можно было бы объяснить тем, что эта группа (low-middle class) уже оправилась от страхов и трудностей 2002–2004 гг. и с энтузиазмом бросилась «влиять на события», отдав, кстати, большую часть голосов общенациональным партиям. Однако это тем более должно было бы быть характерно для группы респондентов с самыми высокими доходами (более 8 тыс. в месяц) — и тут нас ожидал сюрприз: доля находившихся в день выборов в Израиле, но не принявших в них участия среди них оказалась втрое выше, чем в предыдущей категории. Понятно, что «эскапизм» этой группы определяется не столько экономическими, сколько политическими причинами, реальное содержание которых еще предстоит изучить.

«Политическиий эскапизм» и идентичность

Наконец, очевидно важную, но не всегда улавливаемую исследователями роль сыграла национальная идентичность респондентов. На этих выборах мы постарались учесть это обстоятельство, поинтересовавшись, в каких пропорциях в самосознании респондентов присутствуют «еврейский», «израильский» и «русский» (или другой этнический) компоненты (всего было семь таких вариантов).

Итоги анализа подтвердили наши гипотезы: доля респондентов с сильной еврейской идентичностью (в том числе в ее различных сочетаниях с израильской и «русской») среди неголосовавших оказалась намного ниже, чем доля обладателей такого самоощущения в среднем по выборке.

Доля тех, кто считал себя в первую очередь «просто израильтянином», почти не отличалась от средней, а тех, кто настаивал на своей прежде всего «русской» идентичности (по определению «русский, живущий в Израиле»), а также затруднившихся определить свою этнонациональную идентичность, среди неголосующих была существенно выше, чем их доля в среднем по выборке.

С этими данными вполне согласуются модели участия или отказа от голосования респондентов в соответствии с их видением своего будущего. Не вызывает удивления, что доля голосовавших среди тех, кто связывает свое будущее только с Израилем, вчетверо превышает долю неголосовавших в этой группе. Среди взвешивающих возможность вернуться в СНГ и тех, кто еще не решил, в какой стране он собирается жить, доля голосовавших соответственно в полтора и два раза превышала долю тех, кто не голосовал. Те же, кто планирует в будущем эмигрировать в США или Канаду, разделились почти поровну на тех, кто 28 марта пошел голосовать, и тех, кто предпочел другие занятия.

Более сложные взаимозависимости выявились среди групп, по-разному относящихся к соблюдению требований еврейской религиозной традиции. Так, наименьшее число — около 13% не пришедших на избирательные участки — было в категории «масоратим» (традиционалистов, соблюдающих некоторые из заповедей еврейской религии). Меньший, но все же значительный разрыв между голосовавшими и неголосовавшими (более 72% против почти 23%) был среди того большинства русскоязычных избирателей, кто определяет себя как «светские люди, ничего не имеющие против еврейской традиции как таковой и уважающие религиозных людей».

Напротив, среди антирелигиозно настроенных за, так сказать, «партию против всех» «проголосовали ногами» более 37%, что было больше, чем отдали за каждую из партий списков те в этой группе, кто пришел на выборы. Среди религиозных (тех, кто соблюдает все или большинство заповедей) доля неголосовавших была также достаточно велика — более четверти. Это явление нельзя объяснить традиционной отчужденностью от светского сионистского государства религиозных ультраортодоксов: доля выходцев из СНГ среди этой группы, которая к тому же отличается довольно высокой избирательной активностью, незначительна.

Религиозные выходцы из СССР/СНГ чаще относят себя к национально-религиозному, или религиозно-сионистскому лагерю, обычно отличающемуся повышенной политической активностью. Видимо, если среди антирелигиозных эскапистов доминировали настроения равнодушия и «пассвного протеста» (ибо партий, которые вели абцессивно-антирелигиозную пропаганду и на этих выборах, хватало), то не пришедшие к урнам религиозные «русские» продемонстрировали активный политический негативизм.

Выводы

Итак, русскоязычные избиратели, которые, находясь в стране, не явились в день выборов на участки, очевидно, распадаются на три неравные группы. Около четверти — «стабильно равнодушные», которые и на следующих выборах скорее всего (если до того времени не случится что-нибудь очень уж нетривильное) не пойдут голосовать. Так что до следующей революции — просьба не беспокоиться.

От четверти до трети — это, в принципе, вполне «политически сознательные» избиратели, недовольные тем выбором, который им предложили, и яркий политик или нестандартный политический проект вполне может их увлечь. Остальные — это «тотально разочарованные» в политической системе как таковой. Израильский и мировой опыт показывает, что такие люди скорее пойдут «на баррикады», чем на выборы, и собрать их голоса будет весьма не просто, равно как и голоса всех остальных категорий неголосовавших. Но их число соответствует почти семи мандатам. А это слишком большое искушение для политиков, чтобы кто-то из них не попробовал привлечь их на свою сторону.