Проходивший 14 мая 2019 г. визит госсекретаря США в Россию и состоявшиеся переговоры с высшим российским руководством, одним из стержневых вопросов которых стала политика Ирана на Ближнем Востоке и перспективы ее сдерживания (в американской трактовке — А.В.), заставляют вновь обратиться к теме внешней политики ИРИ в регионе и возможности ее эволюции.
После Исламской революции в Иране 1979 г. основные направления внешней политики ИРИ определялись, прежде всего, особенностями государственной власти, в лице шиитского духовенства, которая утвердилась в стране. Общеисламские ценности служили основным идеологическом обосновании внешнеполитического курса Ирана. Внешний фактор играл весомую, а иногда и решающую роль в политике ИРИ. В наиболее острые политические моменты он выдвигался на передний план, а исламское руководство пыталось выйти с его помощью из внутриполитического кризиса.
Основополагающие принципы внешней политики ИРИ, провозглашенные в начале Исламской революции, такие как «ни Запад, ни Восток, а ислам», экспорт Исламской революции, приоритетные отношения со странами мусульманского мира претерпели определенные изменения. Внешняя политика Ирана в 1990-е годы менялась и становилась более гибкой и умеренной, утратив характерный для 1980-х гг. радикальный характер. Главный упор во внешней политике был сделан на обеспечение внутренней безопасности страны, ее территориальной целостности, поддержание добрососедских отношений с пограничными ИРИ государствами.
С приходом к власти в 1997 г. президента М.Хатами. Иран предложил новую внешнеполитическую концепцию – диалог между культурами и цивилизациями западного и восточного мира на основе принципов взаимопонимания и доверия. Согласно этим установкам строился внешнеполитический курс ИРИ. Иран активизировал свои отношения, как с западными, так и с восточными странами.
Иран вышел из международной политической изоляции, в которой находился в первые годы после Исламской революции. Налаживались отношения со странами ЕС. Это имело особое значение для Ирана, чья, экономика нуждалась в иностранных инвестициях и технологиях. Наиболее активно шло сотрудничество с ЕС в нефтяной и газовой промышленности. Деловые круги стран Европы выражали готовность инвестировать в иранскую инфраструктуру, строительство, туризм.
Определенные успехи были достигнуты Ираном в нормализации отношений с арабскими странами, прежде всего аравийскими монархиями. Иран выдвинул идею обеспечения региональной безопасности исключительно силами государств Персидского залива с обязательным участием Ирана. Важным шагом на пути реализации единой системы региональной безопасности явилось подписание в апреле 2001 г. Пакта о безопасности между Ираном и Саудовской Аравией.
Стремясь противодействовать планам США изолировать ИРИ на Ближнем Востоке, иранская ближневосточная дипломатия активно прорабатывала тему возможного участия Ирана (в качестве ассоциированного члена) вместе с Турцией в работе Лиги арабских государств. В деле реализации своей политики по нормализации отношений с арабскими странами, Иран делал ставку на Сирию, которая была одним из главных арабских союзников Тегерана.
Война в Ираке и ее последствия непредсказуемо меняли конфигурацию политических сил в регионе и заставляли Иран опасаться за свою безопасность. В связи с этим и внешнеполитические приоритеты ИРИ стали меняться.
После возврата к власти в ИРИ в 2005 году «консерваторов», Иран вместе со своими арабскими союзниками в регионе, прежде всего Сирией, проводил активную политику по укреплению своего влияния на Ближнем Востоке. Эта политическая линия ИРИ нашла свое отражение в Ираке, где было сформировано правительство, подконтрольное Тегерану, во время войны в Ливане летом 2006 года, в ходе событий в Бейруте весной 2008 года, когда «Хизбалла» фактически взяла власть в свои руки, во время войны в Газе зимой 2009 года. Используя ошибки арабских лидеров и межарабские разногласия, наличие там шиитского меньшинства как предлог для вмешательства, Иран добился определенных результатов в Ираке, Сирии, Ливане и Йемене.
Предпринимавшиеся Вашингтоном в течение последних трех десятилетий попытки изменить систему власти в ИРИ и сдержать рост иранского влияния на Ближнем Востоке не принесли желаемых результатов.
Деятельность Ирана на Ближнем Востоке определялась рядом важных факторов, оказывавших существенное влияние на его политику. Это поддержка Ираном ливанской «Хизбаллы», которую Тегеран использовал для укрепления своего влияния в Ливане, а также в качестве инструмента сдерживания устремлений Израиля. Иран был вовлечен в межпалестинские и палестино-израильский конфликты. Он оказывал международную поддержку и помощь палестинскому ХАМАСу.
Развитие революционного процесса в арабском мире, начавшееся в 2011 году значительно меняло сложившийся баланс сил на Ближнем Востоке.
Народные выступления в Тунисе, Египте, Сирии, Иордании, Йемене, на Бахрейне оказали прямое воздействие на ход событий на всем Ближнем Востоке. Они затронули острейшие проблемы, связанные с созданием палестинского государства, безопасностью Израиля, поставками нефти из Персидского залива. В тоже время эти процессы были непосредственно связаны с ролью Ирана в регионе.
В Иране в целом позитивно были восприняты события в арабском мире. Складывающаяся в регионе обстановка, по мнению иранских руководителей, способствовала осуществлению далеко идущих внутренних и внешнеполитических планов Ирана. В частности, мировая общественность, отвлеченная арабскими событиями, не так строго следила за осуществлением иранской ядерной программы. Существенно снижался риск нанесения Израилем военного удара по иранским ядерным объектам. Используя сложившуюся обстановку Иран стремился укрепить свои позиции в регионе, что являлось одним из важных направлений внешней политики Ирана на протяжении последних лет.
К определенным успехам Ирана можно отнести возобновление отношений между Каиром и Тегераном. Нормализация ирано-египетских отношений означала не только отход Египта от лагеря «умеренных» арабских стран, созданного США против Ирана, Сирии, «Хизбаллы» и ХАМАСа, но и то, что внешняя политика ИРИ в арабских странах получила дополнительное признание и легитимацию. Это создавало серьезную брешь в политике антииранской мобилизации арабских стран, которую проводили монархии Персидского залива, нередко используя для этого конфессиональные противоречия между суннитами и шиитами, что на практике вело к расколу региона на два лагеря – суннитский и шиитский.
Процесс идущих изменений в арабских странах нельзя было рассматривать в отрыве от результатов сохранявшейся конфронтации между ИРИ и арабскими монархиями Персидского залива, с одной стороны и между Ираном и международным сообществом, с другой. В результате событий на Бахрейне и вмешательства в них вооруженных сил ССАГПЗ, отношения между Эр-Риядом и Тегераном серьезно осложнились. Иран явно недооценил тот факт, что арабы считают Бахрейн исключительно зоной своего влияния. Аравийские монархии опасались, что Иран может воспользоваться их потенциальной слабостью в результате развития арабских революционных движений и использовать это обстоятельство для укрепления своих позиций в регионе.
Происходившие события в государствах Арабского Машрика были тесно связаны с ситуацией в Заливе. И противоборствующие стороны в Леванте и Персидском заливе тщательно следили за любыми признаками изменения ситуации, чтобы вовремя пересмотреть свои позиции и отреагировать на нее.
События в Сирии поставили Иран, «Хизбаллу» и ХАМАС в сложное положение. Волнения в Сирии показывали всю степень остроты расколов прежних союзов в регионе. Хотя Запад и осуждал Дамаск за избыточное применение силы против демонстрантов, он наряду со странами ССАГПЗ до последнего времени в целом рассматривал режим Башара Асада как часть грядущих изменений и реформ в Сирии.
Сирия была нужна Ирану по ряду причин. Благодаря усилиям режима Б. Асада Ирану удалось сорвать появление единого арабского фронта против ИРИ. Дамаск служил проводником политики Ирана в Ливане. Тегеран всегда рассматривал Дамаск как важное звено в «оси сопротивления» по линии Тегеран-Багдад-Дамаск-Бейрут-Газа, с тем, чтобы таким образом оказывать сдерживающее влияние на Израиль, с одной стороны и распространять свое влияние в регионе, в том числе через поддержку шиитских общин в ряде арабских стран региона.
Влияние Ирана на Сирию особенно усилилось после прихода к власти в Дамаске в июне 2000 года Башара Асада и произведенных им масштабных реформ в сирийских силовых структурах на рубеже 2004-2005 гг. Пик иранского проникновения в Сирию пришелся на 2007-2009 г.г.
Именно в этот период Иран заключил целую серию выгодных для себя экономических контрактов с новым сирийским руководством и соглашение о военном сотрудничестве. Это позволило Ирану проникнуть практически во все институты сирийского государства и начать играть возрастающую роль в сирийском обществе, оказывая выгодное влияние на умонастроения и взгляды правящей сирийской элиты.
Однако по мере развития событий в САР Тегеран уже не мог рассчитывать на прежнюю поддержку Дамаска по защите своих интересов в Ливане. К тому же, с учетом сирийских событий, многие политические силы Ливана могли изменить свое отношение к Ирану, пересмотреть прежний характер связей с Тегераном. Иран также опасался, что смена режима в Сирии может подорвать иранские интересы в регионе.
Иран сыграл ведущую роль в сохранении действующего режима в САР. С января 2012 года ЦБ ИРИ открыл многомиллиардную кредитную линию сирийским властям, что позволило им регулярно платить зарплату личному составу сирийских вооруженных сил, сражавшихся против вооруженной оппозиции. Одновременно Иран направил в САР для оказания помощи армии Б.Асада несколько тысяч бойцов ливанской «Хизбаллы», советников и специалистов из спецподразделения КСИР «Аль-Кудс», а также шиитские милиции из Ирака и Афганистана.
По мере расширения сирийского вооруженного восстания, его превращения в гражданскую войну и интернационализации сирийского вооруженного конфликта, результатом которого стало участие в нем растущего числа региональных и международных игроков, Иран увидел в этом угрозу своим интересам и усилил военное присутствие в Сирии офицеров «Аль-Кудс» и шиитских милиций, главным образом ливанской «Хизбаллы».
В действительности многие действия ИРИ на внешнеполитической арене, в том числе и в Сирии, были продиктованы соображениями внутреннего порядка, приоритетом которого являлось стремление любым путем добиться статуса ядерной державы наподобие Израиля и Пакистана.
С этой точки зрения Иран мог рассматривать Сирию как «козырную карту» в более крупной геополитической игре, но при этом, не забывая о сохранении своих интересов в этой арабской стране, которую Тегеран считал важным плацдармом в распространении своего влияния в регионе.
Участие российских ВКС в вооруженном сирийском конфликте коренным образом изменило ситуацию в самой Сирии и вокруг нее. Москва превратилась в ключевого участника сирийского конфликта, к позиции которой стали вынуждены прислушиваться и в Тегеране.
Несмотря на традиционно союзнические отношения между Москвой и Тегераном, в Иране не без оснований опасались, что массированное военное российское присутствие в Сирии и растущее политическое влияние Москвы на формирование новых форматов международных отношений, может заставить Иран серьезно скорректировать свои планы в регионе и, прежде всего, в Сирии.
Внешне Иран стремился всячески продемонстрировать свою поддержку планам Москвы. Однако на деле Иран выступал категорически против привлечения к переговорам по Сирии Саудовской Аравии и США, а его верный союзник в лице ливанской «Хизбаллы» в принципе отвергал даже постановку вопроса о выводе шиитских милиций из Сирии.
В Тегеране понимали, что Сирия является лишь одним из аспектов (пусть немаловажным) российско-иранских отношений и Россия кратно превосходит Иран в военном отношении, в том числе и в Сирии. Поэтому Тегеран, не решаясь открыто противостоять Москве в Сирии, стремился снизить роль Турции как одного из ведущих партнеров России в деле сирийского урегулирования и заместить ее Ираном, чтобы, таким образом, оказывать выгодное для себя влияние на исход мирных переговоров по Сирии.
При этом Тегеран был вынужден считаться с новым реалиями, которые возникли в США после прихода к власти президента Д.Трампа. В Иране с обеспокоенностью восприняли односторонний выход США из ядерной сделки 2015 г. и внимательно следили за реакцией ЕС и России.
Не стоит забывать, что иранская внешняя политика отличается завидным прагматизмом и холодной расчетливостью. Это было ясно видно на примере взаимодействия Тегерана с различными политическими силами постсаддамовского Ирака.
Еще одним показателем гибкости иранской политики может служить эволюция экспорта Исламской революции. Так, одним из основных инструментов внешней политики Ирана на Арабском Востоке в 1980-ые гг. стал, закрепленный в иранской конституции экспорт Исламской революции. Столкнувшись с неприятием в ряде арабских стран, прежде всего в Ливане и Сирии, монархиях Персидского Залива политика экспорта Исламской революции претерпела за последние десятилетия серьезные трансформации. Встретив сопротивление в многоконфессиональных и полиэтнических обществах Ливана, Сирии, Ирака с сильной централизованной системой власти (Сирия, Ирак) и враждебных революционному Ирану монархиях Залива, чью безопасность обеспечивали США, ИРИ отказалось от прямых и силовых методов реализации политики экспорта Исламской революции.
Вместо этого Иран сделал акцент на работе с шиитскими общинами в арабских странах с целью их расширения и укрепления своих позиций. В этой связи Иран сделал упор на социальных, экономических и гуманитарных аспектах политики в арабских странах с тем, чтобы облегчить и ускорить процесс социализации шиитских общин, добиться роста их влияния в арабском социуме и создания позиций в политических системах этих государств. И успешно добился поставленной задачи. Примером этому могут служить Ливан и Ирак, где представители шиитских партий и политических организаций входят в парламенты и правительства этих стран. В ряде монархий Персидского залива (Катар, Кувейт, ОАЭ) Иран создал из представителей шиитских общин целую сеть своих открытых и тайных сторонников, а ряд вопросов безопасности и положительное сальдо торгового баланса этих стран, стало во многом зависеть от характера их взаимоотношений с ИРИ. Однако на волне событий в арабском мире в 2010-2011 гг. и, особенно, в условиях обострения кризиса в Сирии и военных действий в Йемене, силовая составляющая во внешней политике Ирана стала вновь превалировать. Это дало импульс возрождению идеи экспорта Иисламской революции, но уже в идеологически и политически трансформированном виде как средства укрепления иранских военно-политических позиций в арабских странах и попыток навязать им свою политическую модель государственного устройства и общественного бытия. И опять успехи Ирана в ряде арабских стран были неоспоримы. Это позволило ряду иранских руководителей высшего звена неоднократно заявлять о том, что Иран полностью «владеет» Ираком, Сирией, Ливаном и Йеменом. Однако сегодня в результате сильного нажима со стороны США, других мировых держав и влиятельных региональных стран, ИРИ вынуждена начать пересмотр своей силовой политики. Иран стал проявлять больше политической гибкости и готовности к компромиссам, чтобы избежать нежелательных осложнений в отношениях со своими союзниками, прежде всего в лице России и Турции, роста прямой военной угрозы со стороны Израиля и Саудовской Аравии, в интересах защиты и сохранения достигнутых позиций. С другой стороны вышеуказанные арабские страны в результате длительной дестабилизации и военных кризисов, оказались на грани экономической и гуманитарной катастрофы, столкнувшись с реальной угрозой их превращения в failed state. А глубокая вовлеченность в них Ирана ставить пол угрозу имиджевую и сущностную составляющие иранской модели и способности Ирана реализовать ее в других странах региона.
Действительно, многие расчеты Ирана в его политике в регионе строятся помимо силового фактора, в том числе ядерной программы, на его влиянии в шиитских общинах. Так, одним из будущих плацдармов продвижения Ирана в регионе служат Сирия и Ирак, а вернее раздел сфер влияния в этих странах после окончательного вывода оттуда иностранных войск. И в этой связи Иран скорее предпочтет не обострять отношений с США и Турцией из-за режима Асада, которые могут существенно ограничить сферу его интересов в Сирии и Ираке. Тем более, что за последние годы Иран сильно вложился в Ирак и Сирию и финансово, и политически. Продвинув шиитов Ирака и Сирии к власти, Иран смог укрепить свое политическое и военное присутствие в Леванте. После вывода части американских войск из Ирака в 2010 году положение Ирана еще более укрепилось в этом субрегионе.
Что же касается указанного выше визита высокого американского представителя в Россию, в ходе которого США явно зондировали отношение Москвы к ее планам по сдерживанию Ирана на Ближнем Востоке, то, на наш взгляд, России вряд ли стоит встраиваться в подобного рода американские схемы, тем более с выраженной силовой составляющей. Особенно потому что на практике такой курс США может обернуться политикой двойного сдерживания как Ирана, так и России в регионе. Тем более, как показали последние по времени боестолкновения в районе Хамы, Бу Камаля, Дейр эз-Зора подконтрольных российским и иранским военным местных вооруженных формирований, Иран не только не собирается сокращать свое военное присутствие в Сирии, а стремиться сохранить и расширить свои позиции в стране. С другой стороны, установление Турцией практические полного контроля над северными и северо-восточными районами Сирии и занятие турецкими военными ряда ключевых позиций по линии Алеппо (Халеб)-Дамаск вплоть до Джиср эш-Шугур, может изменить баланс сил на поле сирийского конфликта.
В этой связи можно предположить, что в обозримой перспективе Турция и Иран могут активно влиять на вопросы войны и мира в Сирии. По крайней мере, обе эти страны явно стремятся повысить свою роль в сирийском кризисе.
С учетом особого характера отношений России с Турцией и Ираном рамки, которых куда шире, чем сирийский вопрос, Москве выгоднее придерживаться последовательного курса на сотрудничество с этими государствами по вопросам разрешения кризиса в САР.