Военные и дипломаты России и Турции находятся в постоянном контакте по выполнению меморандума по ситуации на северо-востоке Сирии, поскольку ситуация в этом районе меняется практически ежечасно. Об этом заявила в четверг 28 ноября на брифинге официальный представитель МИД РФ Мария Захарова. «Ситуация меняется практически каждый час, — сказала она. — Поэтому то, что могло вызывать вопросы у России в отношении реализации договоренностей, подписанных турецкой стороной, или то, что могло вызывать вопросы со стороны Турции в отношении России, — это может измениться в течение нескольких часов. Мы поэтому находимся в контакте по линии наших военных и дипломатов практически в круглосуточном формате». Захарова добавила, что появляющиеся вопросы снимаются в ходе таких постоянных контактов. «Если есть какие-то вопросы, которые не снимаются, мы делимся своими критическими оценками, высказываем их друг другу, поднимаем на уровень руководства, в каких-то случаях выносим на широкое обсуждение, — продолжила она. — Работаем с нашими турецкими коллегами очень плотно по этому вопросу». 22 октября президенты РФ и Турции Владимир Путин и Тайип Эрдоган на встрече в Сочи приняли меморандум о совместных действиях по урегулированию ситуации на северо-востоке Сирии. Главным его содержанием стала приостановка турецкой операции «Источник мира» в Сирии при условии отхода курдских формирований от границы. 18 ноября глава МИД Турции Мевлют Чавушоглу заявил о готовности Анкары возобновить трансграничную операцию «Источник мира» в Сирии, если курдские формирования «Силы народной самообороны» (СНС) не осуществят отход. При этом он обвинил Россию в том, что она не сделала необходимых шагов в рамках достигнутых с Анкарой договоренностей. 19 ноября в Минобороны РФ заявили, что слова Чавушоглу вызвали недоумение в Москве. Если взять развитие ситуации в сухом остатке, то пока очевидно, что Москва не имеет достаточных рычагов для того, чтобы убедить курдские отряды отойти из зон контроля протурецких групп. Там практически повсеместно по всей предполагаемой зоне безопасности развернулась настоящая партизанская война против протурецких групп, и она продолжается вне зависимости от начала операций по совместному российско-турецкому патрулированию. Если к этому прибавить невнятные итоги второго заседания сирийского Конституционного комитета, который не смог выработать даже повестку дня своей работы, и практический срыв выполнения сочинских соглашений по Идлибу, о чем свидетельствуют постоянные сводки российской стороны о постоянных нарушениях режима перемирия, то налицо очевидная стагнация дипломатических усилий Москвы на сирийском направлении.
В этой связи есть смысл обратится к анализу российских дипломатических и военных усилий в Сирии, который в ноябре дал известный американский исследовательский центр Institute for the Study of War (ISW). Он интересен еще и с той точки зрения, что исследование охватывает американскую стратегию на сирийском направлении.
По оценке американских аналитиков, две администрации США в общем-то ошибочно полагали, что Москва сможет оказать содействие в решении фундаментального препятствия на пути к достижению политического компромисса в Сирии: убедить президента Сирии Башара Асада принять мирный план политического урегулирования с отказом от принципа достижения тотальной военной победы. И президент США Барак Обама, и президент США Дональд Трамп преследовали дипломатические цели этой стратегии, которые основывались на предположении, что Россия может заставить Асада принять соглашение о начале реальных мирных переговоров с оппозицией. Они правильно рассудили, что Россия стремится ограничить свои военные расходы в Сирии, но переоценила свои возможности по способности формировать поведение Асада. Сейчас пришло убеждение в том, что Россия не может посадить Асада за стол переговоров и при этом ведет сложную дипломатическую игру. Конечные цели Кремля в Сирии включают в себя срыв любых попыток Запада заменить Асада. При этом Москва намеренно втянула США и ООН в дипломатические процессы на сирийском направлении, стремясь затянуть время, пока условия не будут подходящими для того, чтобы навязать мирный процесс под своей редакцией, которая сохраняет режим Асада. Асад при этом охотно принимает военную поддержку России, но за восемь лет войны он ясно показал, что предпочел бы скорее увидеть полное уничтожение своей страны, нежели чем отступить или пойти на компромисс со своей оппозицией. Его непримиримость гарантирует, что вооруженный мятеж против него будет продолжаться и дальше радикализироваться. Таким образом он поставил Сирию на путь к конфликту поколений. Такая непримиримость Асада не изменила позиции России в рамках приверженности его режиму, но иллюстрирует пределы влияния Кремля в Сирии. Россия провела пять крупных дипломатических усилий в Сирии с 2015 года, и Асад последовательно выступал против их всех. Недавнее решение президента Трампа в рамках передислокации американских сил в Сирии с частичным их выводом в этой связи надо рассматривать как попытку сформировать более эффективную политику по строительству новой траектории процесса прекращения войны в Сирии. Эта политика включает в себя комплекс мероприятий по созданию исчерпывающих условий для ухода Асада в отставку и одновременным стимулированием процесса достижения компромисса между властями и оппозицией. Американское решение — развивать более индивидуальный подход к влиянию на обе стороны войны в лице Асада и Москвы. Противоречия между Асадом и Россией существуют, но они не эксплуатируются так, как предполагали США. Сложный и динамичный баланс сил существует в удерживаемой режимом территории Сирия. Отношения между Асадом, Россией и Ираном зависят от сложной ситуации в рамках взаимодействия между их стратегическими целями и балансом власти, которые развиваются по мере изменения ситуации «на земля». Эта хрупкая взаимозависимость ограничивает эффективность их коалиции, но делает ее устойчивой против давления Запада. Эти сложные отношения определят траекторию дальнейшего движения на сирийском направлении. Необходимо исходить из того, что Асад, Россия и Иран тесно сотрудничают в реализации общих целей, одновременно преследуя собственные независимые национальные интересы. Это напряжение иногда заставляет их работать в разновекторных направлениях, что в ряде случаев вызывает паралич общих усилий. В целом, оно генерирует баланс сил, который сохраняет их коалицию по решению стратегической цели в рамках восстановления потенциала сирийского режима, но одновременно рискует превратить Сирию в поле битвы в формате региональных и великодержавных конфронтаций. Асад сохраняет бескомпромиссную решимость с целью восстановить довоенную централизованную власть своего режима, но остается слабым в военном отношении и экономически ущербным. Он стремится сохранить господство алавитской общины и восстановить лояльные сети режима, как среди национальных меньшинств, так и среди большинства суннитских арабов, что позволило его семье доминировать в стране с 1970 — х гг. По состоянию на ноябрь 2019 года, ISW оценивает, что непосредственная стратегическая позиция Асада преследует следующие цели:
— Устранение текущих и будущих угроз для его режима путем установления контроля над всей территорией Сирии; преодоление своей изоляции в рамках минимизации ущерба от нынешнего статуса государства-изгоя;
— Восстановление основных механизмов режима в рамках реанимации централизованного управления, локальных административных структур управления и ограничительного контроля над населением;
— Обеспечение ограниченной экономической помощи для его режима и его опорных баз;
— Защита своего суверенитета путем сопротивления дипломатическим инициативам Москвы и Тегерана.
Асад преследует эти цели, принимая военную помощь от Ирана и России, но стремится принимать независимые решения и действия, чтобы сформировать собственную траекторию войны в рамках своих интересов, даже когда это противоречит видению его покровителей. Режим на сегодня сильнее, чем в любой момент с 2011 года, но он все еще сталкивается с серьезными проблемами, о которых говорится ниже.
Россия. Россия вошла в Сирию, не только чтобы спасти Асада, но и для того, чтобы достичь более широких целей, для чего режим Асада является просто оптимальным инструментом. Главные стратегические цели России включает в себя восстановление своего статуса как великой державы в рамках уменьшения глобального влияния США и НАТО. Ее стратегические цели в Сирии сосредоточены на использовании Ближнего Востока в ходе расширения своего военного и дипломатического влияния.
К ним относятся:
Военная цель.
— Расширение глобального доступа России к стратегическим военным базам и узлам;
— Восстановление военной мощи России и развитие новых военных возможностей;
— Увеличение продаж российского оружия.
Политическая цель.
— Разрушение и разделение НАТО;
— Легитимизация роли России как международного посредника;
— Расширение влияния России на Ближнем Востоке;
— Создание международных союзнических сетей.
Москва преследовала эти цели, построив свои военные базы в Сирии, восстанавливая свою прежнюю сферу влияния на Ближнем Востоке. Россия также может использовать эти базы для конкуренции с НАТО в Средиземном море и минимизации турецких и американских воздушного доминирования. Россия также уже использует эту инфраструктуру для проецирования своего проникновения в Африку. Она также использует конфликт для обучения своих военных и сбыта своей продукции ВПК в глобальном масштабе. Москва использовала свое участие в Сирии для того, чтобы повысить свой статус в качестве международного посредника и перепрофилировала свои дипломатические усилия якобы для урегулирования сирийского конфликта; и для решения более широких задач, таких как минимизация уровня сотрудничества Турции с НАТО и получение доступа к фондам реконструкции Сирии. Кампания Москвы по использованию своей роли в Сирии была настолько успешной на первом этапе, что она даже использовала его для привлечения государств далеко за пределами Ближнего Востока с ограниченными интересами в Сирии в свою орбиту.
Иран. Иран рассматривает выживание режима Асада при сохранении алавитского доминирования, как экзистенциальное требование для своего собственного политического выживания. Он имеет по крайней мере четыре крупных стратегических интереса в Сирии.
— Сохранение и экспорт Исламской революции (Тегеран уже давно отказался от этой концепции — авт.);
— Установление региональной гегемонии за счет минимизации влияния Саудовской Аравии;
— Изгнание США с Ближнего Востока (интересно, а американцы сами в такой сценарий верят? Зачем констатировать в своем анализе откровенный штамп пропаганды -непонятно — авт.);
— Ликвидация Государства Израиль (еще один штамп — авт.).
Помимо сохранения режима Асада, приоритеты Ирана в Сирии включают расширение своей региональной оси сопротивления на базе в основном шиитских военизированных группировок, что дает стратегическую глубину в формате формирования рычагов давления на Израиль. Иран инвестировал в значительной степени в строительство долгосрочной военной инфраструктуры в Сирии; организацию своих прокси-групп; проведение религиозной и культурно-просветительской деятельности среди сирийских суннитов в Восточной Сирии. В 2019 году началось перемещение некоторых ракетных заводов из Сирии в Ирак после неоднократных ударов ВВС Израиля по сирийской территории. В этой связи отметим, что речь идет не о перемещении, а о создании в Ираке таких арсеналов (про заводы пока говорить рано) параллельно с сирийскими арсеналами и заводами. И этот момент надо рассматривать в качестве реализации стратегии Тегерана в виде «рассеянного ответного удара» в случае начала полномасштабной агрессии США и их союзников непосредственно против Ирана. И такая стратегия в качестве главной гарантии своей реализации имеет под собой приоритет в рамках сохранения режима Асада.
Точки трения.
Асад более тесно сотрудничает с Ираном, чем с Россией. Россия не разделяет позицию Асада по установлению контроля над всей территорией Сирии и в значительной степени стремится обеспечить только функционирование своих военных баз на сирийском побережье, и режим Асада в данном контексте — главная гарантия их долгосрочного присутствия. Все остальное — это бонус. Таким образом, конечные цели для Москвы гораздо приземленней, чем у Ирана. Москва проводит дипломатическую кампанию по выходу из войны, которая частично легитимизирует режим Асада; помогает сократить свои военные расходы и купировать некоторые аспекты международного давления как на Россию, так и на Асада. Россия готова пойти на уступки в рамках достижения этой цели, что Асад отказывается рассматривать. Иран разделяет желание Асада расширить власть вглубь Восточной Сирии и вовсе не разделяет интерес России к дипломатическому урегулированию. Асад активно поддерживает более широкие региональные цели Ирана, в то время как Россия стремится ослабить цикл эскалации между Ираном и Израилем. Асад считает Иран полезным инструментом против Израиля. Это убеждение усилилось после того, как президент Д.Трамп признал аннексию Израилем Голанских высот в марте 2019 года. Цели Ирана не совпадают с желанием России играть роль медиатора на Ближнем Востоке. Кремль поддерживает тесные отношения как с Израилем, так и с Саудовской Аравией для того, чтобы позиционировать себя в качестве ключевого международного посредника в рамках решения региональных конфликтов. Москва предоставила Израилю заверения в том, что она будет работать в рамках сдерживания иранского влияния в Сирии с целью минимизации сценария дальнейшей эскалации. Москва «купила» время таким образом, но не смогла гарантировать их выполнение в полной мере (а она и не собиралась выгонять иранцев из Сирии; Москва обещала гарантировать отсутствие ракетных обстрелов Израиля с сирийской территории, что и было выполнено авт.).
Ни у Асада, ни у России, ни у Ирана нет четкой монополии на решения и действия Дамаска. Асад действительно зависит от России и Ирана в рамках своего выживания, но не контролируется ими полностью. Каждый участник при этом нуждается в поддержке со стороны других, чтобы реализовать свои собственные задачи. Все три союзника имеют свои преимущества, что используется в рамках получения рычагов влияния на других союзников в ходе решения своих тактических задач. Эта конкуренция усиливается в отвоеванных районах Сирии, где все три стороны конкурируют за потоки доходов и энергетические источники. Самый большой рычаг давления на Дамаск со стороны России — это его военная поддержка (в частности, авиационная поддержка) для планирования и выполнения военных операций, которые Асад и Иран не смогли осуществить самостоятельно. Россия также имеет дипломатические рычаги давления через свое право вето в Совете Безопасности ООН, что снижает уровень международного давления на Дамаск и Тегеран. При этом Россия не может диктовать условия ни Асаду, ни Ирану. Военное присутствие России, как минимум, опирается на инфраструктуру и логистику со стороны режима в Сирии. Асад точно так же не может обеспечить достаточную боеспособность своих вооруженных сил для обеспечения политического выживания своего режима. Москва таким образом зависит и от Ирана, прежде всего с точки зрения восполнения дефицита сухопутных сил сирийского режима. Россией в этой связи был принят новый подход в рамках вербовки иррегулярных сторонников режима и оппозиционеров с целью формирования двух новых корпусов сирийской армии — 4-го и 5-го корпусов. Эти усилия увенчались лишь ограниченным успехом и часто сталкивались с сопротивлением со стороны Ирана. Россия и Иран работают над созданием новых военных сил для Асада, однако Россия и Иран конкурируют в этой сфере, а не сотрудничают, в рамках организации этих сил под своим зонтиком. Их конкуренция также распространяется на экономические возможности в занимаемых районах, включая контрабандные сети, которые контролируются теми или иными военизированными группами. Россия стремится использовать силы, которые она создает, чтобы компенсировать свою зависимость от Ирана, который, в свою очередь, вербует силы в свою ось сопротивления. Россия до сих пор достигла относительно ограниченного успеха в создании боеспособной лояльной себе вооруженной базы. Иран добился больше успеха в этом из-за своей приверженности к созданию относительно более ограниченной модели, которая подразумевает внедрение своих элементов в старые структуры сирийском армии, а не строительство совершенно новых воинских частей. Отметим, что это не совсем так: иранцы активно формируют и инкорпорируют в состав официальной армии создаваемые ими «с нуля» шиитские и суннитские прокси-группы. Таким образом, Асад рассчитывает на военную помощь России и Ирана, но при этом все равно действует самостоятельно, чтобы продвигать свой собственный интерес. В этой связи он сотрудничает с Москвой, когда ее действия укладываются в его видение, и блокирует их, когда этого не происходит. Дамаск будет поддерживать российские военные операции до определенного момента, а затем может саботировать их или иначе формировать их исход. Такое поведение отражает его намерение сохранить максимум свободы действий, но также свидетельствует о напряженности в его отношениях с Россией. Иран, вероятно, имеет больше рычагов воздействия на Асада, чем Россия. Асад культивировал тесные отношения с Тегераном до сирийского конфликта и опирался на военное участие Ирана в рамках первого этапа гражданской войны. Как в Ираке и Ливане, Иран и его доверенные лица проникли в государственные учреждения Сирии и тем самым была подорвана часть суверенитета Сирии. Старая гвардия сирийской партии Баас испытывает глубокий дискомфорт от такой политики Ирана. И эта ситуация рано и поздно привете к эскалации в двусторонних отношениях. В этой связи отметим, что рост симпатий Дамаска на сегодня к Тегерану объясняется не какой-то особой иранской политикой, а простым фактом: позиции Тегерана и Дамаска практически полностью совпадают по вопросу перспектив мирного урегулирования и работы Конституционного комитета, и при этом диссонируют с аналогичной позицией Москвы по этому вопросу.
Кроме того, санкции США в отношении Ирана серьезно подорвали иранские возможности по экономической поддержке Дамаска. Асад не имеет иных альтернатив для восполнения этих потерь, однако он сохраняет свои рычаги влияния на Россию и Иран. В докладе ЕС было отмечено в мае 2019 года, что Асад «председательствует над системой, которая включает в себя конкурирующие и взаимодополняющие формальные и неформальные-сети, создающие симбиотические отношения». Асад умеет манипулировать этими лояльными лидерами и создавать новые лояльные сети из неформальных ополчений, которые возникли с начала конфликта. Этот навык является важным источником влияния, который он использует для создания противовесов давлению России и Ирана.
Россия использовала свое вмешательство в сентябре 2015 года, чтобы формировать новую повестку международных переговоров по Сирии после решения задачи сохранения и укрепления позиций Асада на местах. Российский президент В.В.Путин заявил в октябре 2015 года, что Россия нацелена на «стабилизацию законной власти и создание условий для нахождения политического компромисса» в Сирии. Россия разработала и поддержала серию ключевых военных операций в течение пяти этапов с 2015 по 2019 год Кремль пытался играть роль брокера для более широкого политического урегулирования в конце каждого этапа, но это не удалось сделать с учетом разновекторных интересов самого Дамаска и его противников в Сирии. Россия действительно добилась значительного дипломатического прогресса с учетом того, что стремление Запада к достижению полномасштабного перемирия в Сирии сделал его уязвимым к манипуляции со стороны России. Россия разработала свой первый этап крупной военной операции как меру по смягчению международного и местного сопротивления и создания такой модели дипломатического урегулирования, которое было бы благоприятно для Асада. Интервенция Россия позволила Сирии и Ирану установить безопасные оборонительные рубежи в Латакии, Хаме и Хомсе на северо-западе Сирии и тем самым стабилизировать режим, потерявший контроль над Идлибом в апреле 2015 года; столкнулся с угрозой потери крупного города Хама и алавитского центра на сирийском побережье. Асад также потерял территорию в Центральной Сирии, что создавало потенциальную угрозу для наступления с этого плацдарма на Дамаск. Москва изначально реализовала свою приоритетную задачу по обеспечению безопасности своей новой авиабазы и военно-морской базы на сирийском побережье. Затем она организует захват Алеппо и тем самым ликвидирует ключевой оплот оппозиционных группировок, поддерживаемых Турцией и США. Одновременно шел процесс локальных перемирий и амнистии. Москва открыла Российский Центр примирения в феврале 2016 года для проведения переговоров с оппозиционными группами в тесной координации с сирийским Министерством национального примирения и Турцией. В июле 2016 года Асад расширил ранее существовавшую амнистию в рамках предоставления официальной реабилитации боевикам, которые сдались и согласились «урегулировать свой статус» с государством. Этот процесс включал формальное согласие боевиков не проводить в будущем антирежимную деятельность. Закон гласил, что бойцы, которые дают согласие на амнистию будут «освобождены от уголовного наказания» за терроризм.
На этом фоне международные усилия по посредничеству в переговорах между режимом и его оппозицией зашли в тупик. В начале 2016 года ООН предприняла попытку созвать новый раунд переговоров, но приостановил эти усилия менее чем через месяц после того, как оппозиция отказалась присутствовать на переговорах под предлогом авиаударов ВВС Сирии. Затем председатель Высокого переговорного комитета (ВПК) Рияд Хиджаб-глава объединенного блока политической и вооруженной оппозиции — повторил позицию о требовании политических уступок, которые далеко превысили аналогичные требования резолюции СБ ООН 2254, подчеркнув, что «оппозиция будет говорить о прекращении огня только после ухода Асада». Тем не менее США начали двусторонние усилия с Россией для осуществления режима прекращения огня и разработки нового проекта сирийской конституции в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 2254. Москва подыграла этому усилию Запада в обмен от отказа от тезиса безусловного ухода Асада как первого условия запуска мирного процесса. США и Россия выпустила совместное заявление в феврале 2016 года, объявив о прекращении огня и созданию «целевой группы по прекращению огня» для «разработки эффективных механизмы поощрения и мониторинга соблюдения прекращения огня». По мнению американских аналитиков, Россия неоднократно нарушала этот режим прекращения огня, нанося воздушные удары, в том числе и на штаб-квартиру поддерживаемой США оппозиционной группы. Спустя несколько месяцев, Россия объявила о выводе войск из Сирии, что получило одобрение от ООН. В реальности же произошла простая ротация сил в рамках подготовки наступления правительственных войс на Восточное Алеппо. Такие маневры России дали ей выигрыш по времени для подготовки новых военных операций в Сирии. Администрация Обамы продолжала пытаться работать с Россией даже тогда, когда она наращивала наступление на город Алеппо. В июле 2016 года США предложили сотрудничество России против ИГ и «Аль-Каиды» (запрещены в России) в Сирии в обмен на прекращение авиаударов, надеясь избежать дальнейшего кровопролития в Алеппо. Россия рассматривала это предложение как возможность легализовать свою роль в Сирии через военное партнерство с США. США и Россия объявили в середине сентября 2016 года о создании Центра совместного осуществления военных операций, который был призван координировать обмен разведданными и нанесение авиаударов по ИГ. Россия использовала этот процесс, чтобы выиграть время в рамках создания условий для предстоящего штурма города Алеппо в середине 2016 года. При этом Асад и Россия быстро нарушили соглашение с администрацией Обамы в рамках продолжения авиаударов. США вышли из сделки 3 октября, заявив, что Россия «либо не желает или не в состоянии обеспечить соблюдение Асадом договоренности, на которые согласилась Москва». Асаду, России и Ирану удалось захватить Алеппо в декабре 2016 года, однако, эта победа не привела к политическому прорыву. Оппозиционные группы и гражданские лица отказался принять соглашение о примирении с Асадом и предпочли вместо этого эвакуироваться в провинцию Идлиб.
Все эти трактовки американских аналитиков требуют уточнений.
- Американцы предлагали свои сделки по совместной борьбе с ИГ только в силу того, что иных механизмов воздействия на ситуацию с точки зрения остановки наступления правительственных сил на Алеппо у них не было. К этому времени фактически была прекращена совместная американо-турецкая операция по формированию условно светской вооруженной оппозиции и тем самым США сами сделали важный шаг к радикализации вооруженных групп. Одновременно они полностью сконцентрировались на поддержке курдов и тем самым утеряли практически все рычаги влияния на серьезные сегменты вооруженной оппозиции. При этом сохранение альтернативных от Дамаска оплотов автономного управления и контроля (при этом неважно, кто конкретно их контролирует: главное — не правительственные силы) было и остается главной задачей Вашингтона на всех этапах.
- Алеппо безусловно дало политический прорыв с той точки зрения, что всем стало абсолютно понятно, что военным путем режим Асада сменить не получиться. Это обстоятельство поменяло риторику и поведение у всех местных и международных спонсоров оппозиции и создало оптимальные условия для резкого сближения Москвы и Анкары в рамках нормализации двусторонних отношений и запуска альтернативного от Женевы переговорного формата в виде Астаны.
В этой связи, если аккумулировать все выводы американских аналитиков, то следует констатировать, что успех политики Москвы на сирийском направлении был обусловлен сочетанием двух основных факторов — военного и дипломатического. Выпадение из этой обоймы первого обстоятельства делает второй бессмысленным. Дипломатия в региональном конфликте на Востоке безусловно имеет силу только при условии перманентного военного прогресса одной из сторон. В противном случае инструменты классической дипломатии не работают. Отсюда и оппозиция Асада и иранцев, которые прекрасно понимают внутреннюю психологию населения, всем дипломатическим инициативам Москвы, которые не подтверждены конкретными военными успехами на местах. Без этого обстоятельства трудно ожидать прорыва не только в рамках глобального мирного регулирования на международных площадках, но и рамках локальных перемирий внутри самой Сирии и по настоящему серьезному возвращению сирийских беженцев на родину.