В последние дни проявляется все больше признаков того, что приближается время восстановления дипломатических отношений между Ираном и Египтом — странами, во многом определяющими расклад сил на Ближнем Востоке. Такой шаг способен привести к глобальным подвижкам в геополитических процессах этого беспокойного региона. Ныне отмечается большая активность на этом направлении. 28 января министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки сообщил, что Тегеран и Каир начали реальное продвижение по пути установления дипломатических отношений. Такое заявление глава иранского внешнеполитического ведомства сделал, ссылаясь на «успешно проведенные переговоры президента ИРИ Махмуда Ахмадинежада с президентом Египта Хосни Мубараком». По словам Моттаки, его страна ожидает от Египта «проявлений готовности к этому шагу». Не следует думать, что речь идет о встрече лидеров двух стран в каком-либо обычном формате. В данном случае был лишь телефонный звонок. Необычность ситуации в том, что иранский президент впервые за время пребывания на своем посту позвонил своему египетскому коллеге, чтобы обсудить события в регионе. Аналитики расценили это как явный знак потепления в отношениях между странами, долгое время находившимися в непростых, а порой и в конфликтных отношениях.
29 января был сделан еще один шаг в ирано-египетском сближении – начался визит в Каир спикера иранского парламента Голам-Али Хаддада Аделя. Комментируя этот визит, тегеранская праворадикальная газета «Джомхурийе эслами» в тот же день написала, что восстановление двусторонних отношений с Египтом положительно скажется на помощи «идеалам палестинского освобождения». Близкое к находящемуся у власти неоконсервативному крылу иранского руководства государственное информационное агентство Фарс определило как главный движущий стимул ирано-египетского сближения необходимость помощи народу Палестины. Речь идет о доставке гуманитарной помощи в Газу через египетскую территорию. Это подтвердил и сам спикер иранского парламента в интервью тегеранскому ТВ перед отлетом в Каир. По всей видимости, на прошедшей 30 января в Каире встрече Хаддада Аделя с Хосни Мубараком обсуждались вопросы практической реализации курса на восстановление двусторонних отношений. Полгода назад, в июне 2007 г., была реализована первая инициатива в сближении двух стран. Она исходила от Каира и заключалась в том, что министр иностранных дел Египта Ахмед Абуль Гейт в письме М. Моттаки выразил заинтересованность в начале переговоров для возобновления дипломатических отношений. Вслед за этим состоялись контакты на уровне экспертов, итогом которых явился визит в декабре 2007 г. в Каир бывшего секретаря Совета национальной безопасности ИРИ, нынешнего спецпосланника религиозного лидера страны аятоллы Али Хаменеи Али Лариджани. Лариджани встретился с руководством Египта и обсудил перспективы ирано-египетского диалога.
Отметим, что Египет остается единственной арабской страной, не имеющей дипломатических отношений с Ираном. Они были разорваны как реакция Тегерана на подписание мирного договора между Египтом и Израилем. Это, однако, не было сделано немедленно. Тегеран понимал все минусы разрыва связей с влиятельнейшей страной арабского мира. Дополнительным аргументом, подвигнувшим его на столь решительный шаг, явилось то, что именно Египет предоставил последнему шаху Мохаммаду-Резе Пехлеви политическое убежище и отказался выдать его иранским исламистам для суда. В мае 1979 г., через три месяца после победы в Иране исламской революции, ирано-египетские отношения были прекращены, а в Иране в течение многих лет любое упоминание об этой стране сопровождалось бранью. Ирано-иракская война, в которой Египет, имевший для арабов реноме старшего брата, не только безоговорочно поддержал Саддама Хусейна, но и оказал ему значительную военную помощь, добавила жесткости в ирано-египетское противостояние. Конфронтация Каира и Тегерана еще более усилилась, хотя для Египта та война стала временем восстановления отношений со многими арабскими странами, отвернувшимися от него после кемп-дэвидского мира с Израилем. Когда же осенью 1981 г. от рук исламских экстремистов погиб тогдашний президент Египта Анвар Садат, Иран отреагировал весьма парадоксальным образом: одной из центральных магистралей Тегерана – проспекту Возара — присвоили имя Халеда Исламбули – армейского офицера, непосредственно причастного к этому злодеянию.
Многие годы иранская пропаганда однозначно квалифицировала Египет в качестве предателя дела арабской нации. Нынешний президент страны Хосни Мубарак получил в иранской прессе клише «современного фараона, который должен быть убит, как и Анвар Садат». Несмотря на то что в течение последних лет Иран неоднократно заявлял о том, что более не прибегает к насильственным методам экспорта исламской революции, это отнюдь не распространялось на Египет. Вплоть до недавних пор иранские клерикалы активно помогали египетским исламистам создавать нелегальные экстремистские группировки, ничуть не заботясь о том, что их могут поймать за руку. Впрочем, для Каира это не было секретом. В конце 1990-х годов популярный каирский еженедельник «Роз аль-Юсеф» провел даже собственное расследование, в котором вышел на очевидный иранский след в раскрытой властями экстремистской организации «Новая исламская революция». Различные иранские исламские фонды плотно помогали таким египетским экстремистским организациям, как «Ихван уль-Мослемин» («Братья-мусульмане») и «Аль-Джихад аль-ислами» («Исламский джихад»).
Впрочем, одновременно, не боясь реакции иранских исламистов, Египет успешно боролся с собственными фундаменталистами. В последние годы ему удалось серьезно подорвать их активность. В результате добровольно объявила об отказе от насильственных действий самая крупная из исламистских группировок страны – «Аль-Гамаа аль-Исламия» («Исламское общество»). В ответ на это египетский президент Хосни Мубарак пошел на беспрецедентный шаг: он предоставил амнистию более чем тысячи боевиков этой организации. Гибко работает Мубарак и с умеренными исламистами, ограничивая их деятельность рядом законодательных актов. С другой стороны, наращивая свой авторитет в исламском мире, Мубарак поддерживает деятельность происламских движений национального лагеря, неуклонно повышающих свое представительство в парламенте и местных органах власти. Дальновидный египетский президент, однако, ограничивает их влияние законодательно установленным порогом, так что опасность политического доминирования исламистов даже умеренного толка взята под контроль.
Разумеется, такие политические реалии египетской жизни не вызывали оваций в Тегеране. Однако с течением времени там все более осознавали необходимость прямого политического диалога с крупнейшей страной арабского мира. К этому подталкивала и растущая изоляция Ирана в Ближневосточном регионе. Ни с одной из стран Арабского Востока, кроме, пожалуй, Сирии, Иран не имеет достаточно конструктивных отношений, потребность в которых он, несомненно, испытывает, учитывая постоянно декларируемые клерикальным руководством страны планы на лидерство в исламском мире и стремление стать реальной региональной сверхдержавой.
Первые признаки возможного сближения двух стран проявились в начале прошлого десятилетия, когда в ходе войны в Персидском заливе Иран занял нейтральную позицию. В Каире это посчитали благоприятным поводом к восстановлению дипломатических отношений. Был сделан и первый практический шаг: в Каире и Тегеране открылись Бюро защиты интересов, что подразумевало потенциальную возможность их дальнейшего и постепенного преобразования в посольства. Впрочем, тогда, 15 лет назад, появился еще один важный фактор, способствующий ирано-египетскому сближению, – началось израильско-турецкое сотрудничество в сфере обороны и безопасности. Именно оно и подвигло Египет в начале 1998 г. официально обосновать необходимость военного партнерства с Ираном в качестве своеобразного противовеса стратегическому турецко-израильскому альянсу. Но только через два с половиной года, летом 2000 г., состоялся первый прямой контакт президентов двух стран Хосни Мубарака и Сейеда Мохаммада Хатами. Он носил чисто протокольный характер, но явился подлинным прорывом, ибо знаменовал переход к новому этапу во взаимоотношениях двух авторитетных региональных стран. Движение навстречу друг другу началось, но поначалу оно сконцентрировалось в сфере экономики. Политические подходы двух стран по узловым ближневосточным проблемам во многом не совпадали. В Тегеране утверждали, что их объединяет общий взгляд на проблемы регионального урегулирования и борьбы с сионизмом. В Каире такую формулировку не принимали, потому что в отличие от тегеранских исламистов там действовали с оглядкой на США, а в Вашингтоне не меняющийся в течение десятилетий иранский подход к урегулированию израильско-арабского противостояния ничего кроме раздражения не вызывал.
В таких условиях летом 2000 г. начались политические контакты, направленные на сближение позиций сторон. Однако за время второй интифады, с осени 2000 г., двусторонние переговоры – как секретные, так и открытые – постепенно сошли на нет. Между тем в случае установления ирано-египетских отношений геополитический климат в регионе мог бы претерпеть серьезные изменения. Прежде всего, такой поворот событий мог бы означать коренную ломку концепции исламской революции, которую в Иране до сих пор считают основополагающей. Каких-нибудь 15-20 лет назад казалось, что тень Кемп-Дэвида будет вечно сдерживать ирано-египетское сближение. Однако сам факт постановки вопроса о примирении недавних недругов показывает, что иранский политико-религиозный истеблишмент пытается проявлять гибкость, без которой его существование не может быть успешным. В Тегеране постепенно примиряются с мыслью о том, что мирный диалог Израиля с арабами не только возможен, но и реален. Восстановление отношений Ирана с Египтом однозначно докажет, что Тегеран принимает ближневосточный мирный процесс как факт нынешней ситуации, преодолевая изжившую себя зашоренность.
На этом фоне иранский президент Хатами в конце своей второй каденции, в 2004 г., предпринял шаги к оживлению начатого процесса. Когда в Женеве в январе 2004 г. произошла первая за период после исламской революции в Иране встреча президентов двух стран, в качестве предварительного условия было выдвинуто требование переименования проспекта Халеда Исламбули в Тегеране. МИД Ирана и муниципалитет Тегерана немедленно заявили, что этот вопрос может быть решен незамедлительно. Но у сторон были и более базисные претензии друг к другу. Один из самых влиятельных деятелей исламского режима в Иране, экс-президент страны Али-Акбар Хашеми-Рафсанджани, которого прочат в самые вероятные преемники нынешнего духовного лидера страны аятоллы Али Хаменеи, по-прежнему убежден, что без денонсации соглашения в Кемп-Дэвиде такой политический шаг невозможен. В одном из интервью саудовской газете «Эр-Риад» этот политик отметил, что мирный договор между Израилем и Египтом должен стать фактом истории, а не нынешней реальностью. Именно в таком случае все прочие проблемы будут решены почти моментально.
Что касается переименования проспекта имени Халеда Исламбули, то даже это по-прежнему вызывает яростное неприятие крайне правого крыла исламистов. Тем не менее тогдашний мэр Тегерана Мехди Чамран в интервью студенческому информационному агентству ИСНА заявил, что, если смена вывески с названием одного из многочисленных центральных проспектов поможет реализовать важную политическую акцию, то он не будет чинить никаких препятствий. Однако такому шагу воспротивились и силы демократического лагеря, в частности, некоторые общественные организации, занимающие в иранском политическом спектре отнюдь не происламские позиции. Так, с резким заявлением по этому поводу выступило Объединение студентов столичного индустриального Университета имени Насретдина Туси, посчитавшие, что дипломатическое признание Тегераном существующей в Каире политической реальности должно сопровождаться коренным пересмотром Египтом своих отношений с США и Израилем: «Полноценный политический диалог со страной, пребывающей в статусе сионистского холуя, для нас неприемлем». Резкую критику в Иране вызвала и аргументация в пользу укрепления ирано-египетских отношений, высказанная в заявлении иранского МИДа и озвученная его тогдашним пресс-секретарем Хамидом-Резой Асефи. По его словам, этот политический шаг означает дальнейшую поддержку «…идеалов палестинского освобождения». Такая дефиниция, писала в 2004 г. популярная реформистская газета «Афтабе Йазд», совершенно нерелевантна: «При чем здесь палестинцы и их национальные чаяния? Какое нам, иранцам, дело до того, сыграет это на пользу палестинцам или принесет им вред? Надо думать в первую очередь о своих национальных интересах».
Не так уж однозначен и египетский подход к сближению с Ираном. В Каире не раз писали о том, что восстановление отношений с Ираном следует увязать с вопросом о борьбе с исламским экстремизмом. Издающаяся в Лондоне на арабском языке газета «Аш-Шарк аль-Аусат» написала о том, что в Каире ждут от Тегерана готовности к более диверсифицированному сотрудничеству в сфере борьбы с террором и исламским экстремизмом. Имелась в виду передача Египту боевиков «Аль-Каиды», а также активистов и функционеров египетских исламских экстремистских организаций, нашедших в Иране гарантированное убежище. Однако, похоже, что тогда, в 2004 г., в Египте не спешили с официальным объявлением завершения затянувшегося кризиса в двусторонних отношениях с Ираном. В феврале 2004 г. египетская пресса писала о том, что обстановку в Иране там оценивают как не совсем стабильную и ждут результатов февральских парламентских выборов, которые помогут прояснить действительную расстановку политических сил. На эту тему высказался глава египетского МИДа Ахмад Махер, которого всерьез беспокоило усилившееся противостояние иранских консерваторов и умеренных исламистов. А. Махер заявил, что принципиальная договоренность не подлежит пересмотру, вопрос лишь во времени ее реализации.
В Иране такую точку зрения подвергли сомнению. Выступая на специальных слушаниях по этой проблеме, член Комиссии по международным отношениям и безопасности иранского парламента Реза Хаджи-Бабаи озвучил точку зрения многих иранских политиков, считающих, что действительной причиной очередной заминки в восстановлении ирано-египетских отношений является беспрецедентный нажим, оказываемый на Каир со стороны США и Израиля. Однако такое мнение опровергла в феврале 2004 г. израильская газета «Джерузалем пост», процитировавшая мнение МИДа своей страны о том, что возобновление египетско-иранских отношений может оказать благоприятное воздействие на ситуацию в Ближневосточном регионе в двух важных аспектах. Во-первых, Египет может в определенной мере нейтрализовать деструктивный потенциал Тегерана в вопросе урегулирования главной региональной проблемы. Кроме того, не следует недооценивать то влияние, которое может оказать на Иран готовность Египта серьезно противодействовать исламскому экстремизму. Тем не менее, несмотря на предпринятые во время президентской каденции Хатами политические усилия, реального продвижения в направлении установления дипломатических отношений с Египтом не получилось. Нынешняя, очередная попытка решения кризиса в ирано-египетских отношениях представляется реальной. В Египте серьезно восприняли отчет Национального совета по разведке США (U.S. National Intelligence Estimate) о том, что Иран остановил свою военную ядерную программу еще в 2003 г. Тем самым, полагают в Каире, снижается напряженность вокруг иранско-израильского атомного противостояния. Многие прозападные арабские страны, что несомненно важно для Каира, также оценили этот отчет как показатель смены курса США в отношении Ирана, в силу чего Египет посчитал, что настало время реально принять меры по улучшению отношений с этой страной. Такой шаг, несомненно, укрепит позиции Ирана в арабском мире и в регионе в целом. Возможно, однако, что сближение с влиятельнейшей страной Ближневосточного региона может привести к активизации и радикализации иранской внешней политики по всем возможным направлениям. Сейчас многое зависит от политической воли Тегерана, ибо, как писала 30 января газета «Аль-Хайят», «мяч в настоящее время находится у иранской стороны».