Трагические события 2011 года и последовавшие годы хаоса и анархии на обломках Джамахирии привели к исходу многих тысяч ливийцев за пределы своей родины. Точное их число никто не подсчитывал и однозначной статистики на этот счет нет. Тем не менее, по различным оценкам, в диаспоре оказались от 350 до 600 тысяч человек, встречаются оценки и до миллиона. Для Ливии это очень много. Не все из вынужденных покинуть страну ливийцев являются безусловными сторонниками прежнего режима, хотя есть и такие. В основном, люди бежали из страны из элементарного страха за свою жизнь и своих близких, и, по понятным причинам, большинство из их составили выходцы из западных районов страны. Вообще, ливийская диаспора явление комплексное, состоящее из нескольких волн и может рассматриваться с нескольких аспектов. Нас интересует в данном случае, фактор племенного состава ливийской диаспоры современного этапа в контексте того влияния, которое она оказывает и может оказать на происходящие в Ливии процессы. Особенно, с учетом финансового, человеческого, административного и интеллектуального ресурсов, которые временно оказались за пределами страны, но влияют на нее и, потенциально, могут склонить чашу весов на ту, или иную сторону в ходе нынешнего противостояния. Важна эта тема еще и потому, что, как мы неоднократно подчеркивали, основным возмущающим фактором, инициирующим противоборство в Ливии и препятствующем его переходу в договорную стадию, является внешний. Соответственно, значительное количество граждан Ливии, оказавшихся в таких странах, как, например, ОАЭ или Египет, Австрия или Германия, Тунис или Италия, оказываются прямо или косвенно вовлечены в действия внешних сил, проецируемые на ливийской территории.
Большая работа в плане исследования феномена ливийской диаспоры и ее племенной характеристики была проделана исследователем-политологом, Фараджем Наджемом, на итоги работы которого мы будем, в том числе, ссылаться.
Племенная миграция в Ливию и из Ливии практически не исследована. Это исследование, основанное на арабских и ливийских источниках, призвано частично восполнить существующие пробелы. Оно направлено на изучение причин, которые заставили племена впервые покинуть страну, добровольно или силой, и будет рассматривать невзгоды, преследовавшие иммигрантов во время правления Караманлы (1711-1835 гг.) и при их последующем расселении в соседних странах. Здесь будет важен исторический аспект, с помощью которого будет возможно лучше понять феномен возникновения мощного туркоманского фактора в районе Триполи и Мисураты, который является в данный момент той основой, на которой в значительной мере зиждется структура власти в западной части страны.
Основанная на собственных полевых исследованиях автора и других, методология фокусируется на первичных арабских источниках, включая интервью и устные традиции, чтобы установить хронологию перемещений племен в Египет, Тунис и Чад. Оказавшись за пределами Ливии, эти ливийские экспатриоты часто принимали участие в ключевых событиях в странах их пребывания.
Племена, география и иммиграция
Когда Пророк Мухаммед покинул Мекку и перебрался в Медину, была создана исламская традиция, которая с тех пор почитается. Он отмечает не только переход из одного места в другое, но и является отправной точкой во времени для календаря хиджры и знаменует основание мусульманской общины. Празднование этой первой миграции остается одним из столпов ислама, которое добровольно, ежегодно, совершают миллионы людей. Но, иногда, люди вынуждены бежать из своих домов, как это сделали первые мусульмане, бежавшие из Мекки; и хотя такие люди могут оказаться вдали от дома, он всегда присутствует в сознании изгнанников.
Племя в Ливии, в самом фундаментальном смысле, — это понятие родной страны или территории, которую оно фактически занимает: это их пастбища и то место, где разбиты их палатки. (Именно поэтому М.Каддафи, разбивал, находясь с визитами за границей, бедуинский шатер, как бы, беря с собой часть дома, а не из-за желания продемонстрировать свою экстравагантность). С расширением племен, живущих бок о бок и примыкающих к своим лагерям, возник «большой дом», который мы знаем сейчас, как Ливию. Но, когда «дому» не хватает стабильности, когда ресурсы становятся скудными и когда теория и практика справедливости становятся для всех потеряны, тогда нет другого выбора, кроме как эмигрировать, как это санкционировано исламом. В прошлом границы между племенами не были так четко определены, как современные государственные. Первая граница Ливии между Триполитанией и Тунисом была установлена только в 1806 году по взаимному соглашению между Юсуфом-пашей Караманлы и Хамудой-пашой (1781-1813), тогдашним беем Туниса. Другие ливийские границы были установлены европейскими колониальными державами, такими как демаркация ливийско-египетской границы, проведенной итальянцами и британцами в 1935 году, и алжирско-ливийской границы, установленной между французскими колониальными властями в Алжире и Королевством Ливия в 1956 году. Также, в 1994 году, после череды войн, был урегулирован спор с Чадом касательно т.н. «полосы Аузу».
Хотя у Ливии самое длинное побережье в Северной Африке, примерно, 1900 км, значительная часть ее населения традиционно жила вдали от моря и его ресурсов. Возможно, это отражает менталитет бедуинов, склоняющийся к пустыне. Например, города Триполи и Мисурата развивались вглубь материка, Бенгази тоже заметно расширился в сторону от моря.
География и климат Ливии установили естественные границы между Триполитанией, Киренаикой и Феццаном. У каждого была своя собственная история, которая еще больше увеличивала разрыв между ними, пока не появились Караманлы, которые укрепили единство в едином государстве.
Неудивительно, что Триполитания всегда имела более тесные связи с Тунисом, чем с Киренаикой и Феццаном. Киренаика, в свою очередь, поддерживала более сильные исторические социальные и экономические связи с Египтом и своими соплеменниками из Западной пустыни, чем с Триполитанией или Феццаном. Последний всегда был связан с Африкой, у многих из его жителей кожа темнела, а черты лица становились заметно африканскими. Эта региональная самобытность еще больше усилилась во время жестокой итальянской оккупации, когда племена ушли в те области, которые они знали лучше всего: триполитанские племена ушли в Тунис, киренаикцы, в основном, ушли в Египет, а население Феццана искало убежище в Чаде.
Построение арабской нации за последние два столетия разделило и разрушило племена и племенные союзы. Некоторые из этих племен, постоянно находятся в движении и никогда не имели никаких границ. Некоторые из них, такие как Ан-Нувайил и Ауляд-Кали или берберы, туареги или тубу, пострадали от разрыва связей и миграций. Этот распад семей и общин является, скорее, всемирным явлением, чем региональным. Но, единообразие языка, этнической принадлежности и религии в Северной Африке означает, что ливийские общины в изгнании в Египте, Тунисе и Чаде не пострадали от такого же разрушения или абсорбции, как, например, это происходило среди перемещенных лиц, оказавшихся в Европе.
Причины первых миграций из Ливии и их основные направления
Ливия исторически имеет давние связи с Египтом, Тунисом и Чадом, а также с Турцией, Мальтой и Алжиром, которые становились убежищем для ее жителей, когда условия в стране ухудшались. Однако, ее ближайшие соседи больше всего повлияли на внутренние ливийские отношения — будь то между племенами внутри страны, между племенами и правительством, или между племенами и внешним миром. Они были первыми пунктами назначения, для, как жителей, так и для правителей Ливии. Самым известным из таких эпизодов был побег Али-паши Караманлы в Тунис, когда кавказский наемник, Кали Бургхул, захватил власть в Триполи в 1793 году. Восемнадцать лет спустя, Ахмад, брат Юсуфа-паши Караманлы, искал защиты у египетского Мухаммеда Кали, где он оставался до самой кончины в 1811 году. Его племянник Усман, сын Юсуфа-паши, пошел по стопам своего дяди, когда он бежал в Александрию, где он тоже оставался до своей смерти.
Аль-Наиб писал, что в последние дни своей жизни Юсуф-паша Караманлы столкнулся с нарастающим восстанием и обратился за помощью к тунисцам, которые не испытывали особой тяги к гражданской войне между ливийскими племенами и Караманлы. Не имея иного выбора, Юсуф-паша отрекся от престола и назвал своего сына Кали новым пашой Триполи в августе 1832 года. Одной из причин беспорядков и вызванной им миграции была безрассудная политика правительства, противоречащая тогдашнему фанатичному трайбализму. Широко распространенные племенные набеги повлекли за собой месть, которая в конечном итоге поставила бедуинское общество на грань разрушения. В результате, многие ливийские племена и семьи бежали в соседние страны и были в состоянии предложить убежище и помощь последующим волнам мигрантов. Это было сделано не намеренно, а стало результатом бегства от судебного преследования, голода или экономических трудностей.
Со временем общины ливийских мигрантов прочно обосновались в соседних странах, и всякий раз, когда соплеменники решали покинуть странну, они сразу попадали в те общины, которые уехал туда ранее. В конце концов, у большинства ливийских племен или семей были родственники, живущие за пределами Ливии, что значительно облегчило им пребывание там. Хорошим примером этого является племенная диаспора Ауляд Сулейман в Чаде. Бесчисленное количество ливийских племен из Триполитании представлено в Тунисе и киренаикских племен в Египте, и все они с нетерпением ждали возвращения в Ливию. Некоторые из них вернулись после обретения Ливией независимости в 1951 году; другие все еще ждут.
Возможно, самым важным стимулом для иммиграции, особенно во время правления Караманлы, была череда стихийных бедствий в виде засухи, голода и болезней, которые привели к смерти в массовом масштабе, особенно в Триполитанию. Первой была засуха, за которой последовал голод, охвативший Триполитанию с 1767 по 1771 год. В результате более 40 000 триполитанцев нашли убежище в Тунисе и Египте. Второй опустошительный голод случился в 1776 году и почти полностью уничтожил все население. Вскоре после этого Триполитанию еще больше пострадала от засухи, голода и чумы, унесших множество жизней в 1785 году.
Сестра Ричарда Талли, британского консула в Триполи, подробно описала события лета 1785 года:
«В настоящее время невозможно дать вам точное описание этого места; общий ужас, который царит, невозможно описать … Триполи тонет под чумой и голодом … Крики людей о потере своих друзей по-прежнему часты, как никогда … Женщины, чьи лица до сих пор были скрыты, блуждают в полных образах отчаяния, с распущенными волосами и открытыми бараканами, плачут, заламывают руки и следуют за своими семьями. Хотя большая часть их горя здесь, по обычаю, выражается в действиях, все же ужасно, когда оно исходит так искренне из сердца, как сейчас, когда все, кого мы видим, являются друзьями ушедших. Никаких посторонних не вызывают, чтобы усилить похоронный крик: отец, который сегодня несет сына, вчера нес свою дочь, а накануне — жену: с начала этого ужасного заражения, которое длится всего два месяца, в этом городе умерло три тысячи человек (почти четверть его жителей), и число его жертв растет с каждым днем…».
Таким образом, к Второй мировой войне, уже была сформирована первая волна ливийской диаспоры, представленная почти всеми племенами и тяготевшая, сообразно регионам проживания, к Египту, Тунису и Чаду. От двух до трех поколений ливийцев были вынуждены проводить время за пределами родины, при этом, практически везде, им удалось сохранить свою этническую и племенную идентичность, не смешавшись с местным населением до степени ее потери. Впоследствии такие связи станут основанием для выстраивания политических проекций, наподобие союза с северными чадскими племенными группами, родственными Ауляд Сулейман, который рассматривался как возможность для экспансии южнее Файя-Ларджо и установления протектората над Северным Чадом. Или, как недавно, громкие заявления о поддержке некими родственными египетскими племенами восточных ливийских племен, которые, будучи вооружены то ли Египтом, то ли ОАЭ, придут на помощь ЛНА. Ни та, ни другая концепции не оправдались, правда, в Чаде, она была частично воплощена, но, на мирном, торговом базисе. А вот в случае с «египетскими родственниками», громкие заявления ЛНА и египетских СМИ оказались «пшиком», и не только потому, что привезенные на смотрины в Каир, старейшины и вожди ливийских племен, просто пропутешествовали за счет спонсоров и всерьез никто из них не собирался воевать, но и потому, что весьма влиятельная египетская ливийская диаспора напрочь проигнорировала эту инициативу. Есть у ливийцев в диаспоре такая парадоксальная черта, они становятся в ней, прежде всего ливийцами, теми самыми, которых так не хватает сейчас у себя, дома.