Арабская активность вокруг Сирии и вопроса нормализации отношений с Дамаском, которая проходит под бдительным оком и при дискретном участии крупных международных игроков в лице России и США, не могла не привлечь внимания региональных держав — Ирана и Турции. Тегеран и Анкара ясно отдают себе отчет в том, что потерпевшие от «арабской весны» арабы, рано или поздно попытаются вернуть свои позиции в Арабском мире, чтобы самим решать свою судьбу. Это в первую очередь касается таких арабских государств, как Египет, Саудовская Аравия, Алжир, которые, несмотря на потрясения «арабской весны» не только смогли сохранить свой потенциал развития, но и добились определенного прогресса в ряде областей национального хозяйства. Их геополитическое положение, территориальный и демографический факторы, ресурсная база дают им потенциальные возможности укрепить свои позиции в регионе и претендовать на особую роль в формировании нового миропорядка на Ближнем Востоке. К их числу следовало бы добавить неарабские страны, — прежде всего — Израиль, как бы парадоксально это не выглядело в глазах стороннего наблюдателя. «Периферийная политика» еврейского государства не всегда оправдывала себя и давала положительный результат.  За десятилетия взаимодействия с арабами, Израиль смог добиться куда большего. Недавним подтверждением сказанному служит укрепляющийся израильско-суннитский альянс на Ближнем Востоке, который в ряде случаев все больше приобретает  характер военно-технического сотрудничества. Более того, за годы, проведенные в арабском «окружении», Израиль смог практически оправдать верность идеи создания еврейского государства на Ближнем Востоке и закрепить на международном уровне свой RAISON D’ETRE. Вряд ли подобное могло случиться в условиях Арабского Халифата, Османской Порты, Сасанидского Ирана^*. Современные Дамасские арабески (о них речь шла в начале статьи) служат главным образом для пробы сил и верификации избранного пути в реализации вышеуказанного арабского проекта  RETOUR. Характерное для данного региона серьезное отношение к символизму приобретает в данном случае свое особое звучание. Издревле Дамаск считался у арабов сердцем Арабского мира. Не нужно быть экспертом-арабистом, чтобы понять, что без необходимых финансовых и ресурсных инъекций это сердце арабского мира вряд ли сможет способствовать решению поставленной задачи.

Как бы то ни было, вопрос о нормализации и восстановления Сирии в ЛАГ поставлен и уже решается. Этого не могут не признать ни в Анкаре, ни в Тегеране.  Указанные  державы настораживает результат недавних переговоров в Москве лидеров РФ и САР, которые не скрывали, что в сегодняшней повестке сирийского урегулирования остался один важный вопрос о выводе из САР всех иностранных войск. При этом оба лидера были, как-бы, солидарны в понимании того, что речь идет, прежде всего, об Иране и Турции.

Как представляется, Иран сегодня больше озабочен решением своей ядерной проблемы. В отношении Сирии Тегеран, похоже, не проявляет особого волнения, имея на то все основания. Внешне Иран стремится всячески продемонстрировать свою поддержку планам Москвы. Однако на деле, Тегеран  не торопится с выводом подразделений КСИР и шиитских милиций из Сирии и стремится оказывать выгодное для себя влияние на исход  переговоров по урегулированию в САР. Не стоит забывать, что иранская внешняя политика отличается завидным прагматизмом и холодной расчетливостью. Это было ясно видно на примере взаимодействия Тегерана с различными политическими силами постсаддамовского Ирака.

В 1990 гг.  ИРИ отказалась от прямых и силовых методов реализации политики экспорта Исламской революции, встретив сопротивление в многоконфессиональных и полиэтнических обществах Ливана и Сирии, монархиях Персидского залива, чью безопасность обеспечивали США. Вместо этого Иран сделал акцент на работе с шиитскими общинами в арабских странах с целью расширения и укрепления их позиций, чтобы облегчить и ускорить процесс социализации шиитских общин, добиться роста их влияния в арабском социуме и создать позиции в политических системах этих государств. И успешно решил поставленную задачу. Примером этому могут служить Ливан и Ирак, где представители шиитских партий и политических организаций входят в  парламенты и правительства этих стран.  В ряде монархий Персидского залива (Катар, Кувейт, ОАЭ) Иран создал из  представителей шиитских общин целую сеть своих открытых и тайных сторонников, а ряд вопросов безопасности и положительное сальдо торгового баланса этих государств, стало во многом зависеть от характера их взаимоотношений с ИРИ. В условиях обострения кризиса в Сирии и военных действий в Йемене, силовая составляющая во внешней политике Ирана стала вновь превалировать. Это дало импульс возрождению идеи экспорта Исламской революции, но уже в идеологически и политически трансформированном виде как средства укрепления  военно-политических позиций Ирана в арабских странах и  попыток навязать им свою политическую модель государственного устройства и общественного бытия.  И опять успехи Ирана в ряде арабских стран были неоспоримы. Это позволило ряду иранских руководителей высшего звена  неоднократно заявлять о том, что Иран полностью «владеет» Ираком, Сирией, Ливаном и Йеменом. Сегодня Иран готов проявлять больше политической гибкости и склонности к компромиссам, чтобы избежать нежелательных осложнений в отношениях со своими союзниками, прежде всего в лице России и Турции, роста прямой военной угрозы со стороны Израиля и Саудовской Аравии, в интересах защиты и сохранения достигнутых позиций. С другой стороны такие страны как Сирия, Ирак, Йемен в результате длительной дестабилизации и военных кризисов, оказались на грани экономической и гуманитарной катастрофы, столкнувшись с реальной угрозой их превращения в failed state.  Глубокая вовлеченность   Ирана в их политику ставит пол угрозу имиджевую и сущностную составляющие иранской модели и его способности реализовать ее в других странах региона. Тем более, одним из будущих плацдармов продвижения Ирана в регионе  служат Сирия и Ирак, а вернее раздел сфер влияния в этих странах после окончательного вывода оттуда иностранных войск. За последние годы Иран сильно вложился в Ирак и Сирию и финансово, и политически. Продвинув шиитов Ирака и Сирии к власти, Иран смог укрепить свое политическое и военное присутствие в Леванте. После вывода американских войск из Ирака  положение Ирана еще больше укрепится в этом регионе. При этом, иранское руководство понимает всю опасность изоляции от арабского мира. Не случайно официальные иранские представители стремятся установить отношения со своими арабскими коллегами. Иран готов помогать экономически и политически Сирии и  Ираку, чтобы не допустить раскола этих стран по конфессиональным и этническим линиям. С другой стороны, в Тегеране отдают себе ясный отчет, что главный вектор соперничества за региональное лидерство проходит сегодня по линии:  Леванат — Персидский залив. Укрепление иранских позиций в этом коридоре служит залогом будущих успехов на политической карте региона. Таким образом, избавиться от иранского присутствия в Сирии и Ливане будет не так просто.

В течение нескольких последних десятилетий Иран проводил активную политику в Сирии и Ливане. Тегеран смог не только укрепиться в социальной ткани сирийского и ливанского обществ, но и создать на территории этих стран свои прочные позиции. В этой связи не следует недооценивать возможности Ирана в Сирии. Рост религиозного экстремизма на фоне укрепления влияния суннитского движения  в регионе служат мощным стимулом сохранения стратегических отношений между Дамаском и Тегераном, так как напрямую затрагивают вопросы их национальной безопасности.  Сирийский режим, который в своей основе построен на конфессиональных предпочтениях, опасается сопротивления суннитского большинства даже в условиях мира. Правящие элиты Сирии и Ирана с недоверием воспринимают сторонние планы урегулирования кризиса в САР, особенно исходящие извне. В этих условиях Дамаск вряд ли откажется от поддержки Тегерана.

Иначе обстоят дела с Турцией. С началом гражданской войны в Сирии и предоставлением Анкарой своей территории в качестве убежища для противников сирийского режима и  плацдарма для гражданской и военной сирийской оппозиции, Турция утратила возможность прямого контакта с сирийским режимом. Сирийско-турецкое взаимодействие осуществлялось  по российским и иранским каналам. Сегодня, в преддверии грядущих перемен в САР и регионе в целом. Анкара намерена наладить прямые контакты с представителями сирийского правительства. По данным  ряда источников, связанных со спецслужбами Турции, решить эту задачу поручено главе Национальной разведывательной организации  (MIT) Турции Хакану Фидану. За последние несколько лет Х.Фидан неоднократно встречался с начальником Бюро национальной безопасности (БНБ) САР Али Мамлюком. Контакты носили неофициальный характер и проходили в третьих странах. Первая официальная встреча Х.Фидана с А.Мамлюком произошла летом 2020 в Москве. На переговорах Х.Фидан попросил о личной встрече с президентом САР Башаром Асадом в Дамаске, но получил отказ. Поэтому очередная встреча Х.Фидана и А.Мамлюка прошла в сентябре 2021 в Багдаде. Анкара серьезно обеспокоена возможным выводом американских войск из восточных районов Сирии. В этом случае образовавшийся вакуум будет занят враждебными Турции курдскими вооруженными формированиями. Турецкое руководство хочет заранее подготовиться к подобному развитию событий. С этой целью Анкара стремится наладить диалог с сирийским руководством и добиться взаимопонимания с Дамаском в вопросах безопасности турецкой территории. Косвенно, данную информацию подтвердил министр иностранных дел Турции М.Чавушоглу. Однако турецкий министр говорил о стремлении Анкары наладить с САР диалог по вопросам безопасности и борьбы с терроризмом, отрицая какие-либо политические контакты. Со своей стороны, Дамаск вообще опроверг саму возможность диалога с Анкарой. Действительно, разное понимание характера террористических угроз: для Турция – это  курды, для Сирии — сирийская оппозиция в Турции, предполагает отсутствие общей переговорной платформы  по вопросу о борьбе с терроризмом. В этой связи, Анкара стремиться сблизиться с Египтом, КСА и ОАЭ, которые активно участвуют в процессе вывода Сирии из изоляции и ее восстановления в ЛАГ. Таким образом,  Анкара рассчитывает на содействие этих стран в вопросах сближения с Дамаском. На самом деле турецкие озабоченности понятны и логичны. По сути, Анкара оказалась сегодня в непростой ситуации и стоит перед выбором дальнейшего пути развития. Снижение рейтингов правящей в Турции ПСР отрицательно сказывается на политическом имидже президента Р.Т.Эрдогана. Отсутствие ясного решения по вопросу о «Братьях-мусульманах» осложняет отношения Турции с Египтом, ОАЭ и КСА. В тоже время, поспешные действия в отношении исламистов, могут активизировать противников Р.Т.Эрдогана за рубежом и дестабилизировать ситуацию внутри страны. Постоянные колебания между Россией и США в вопросах закупок вооружений, ставят под сомнение надежность Турции как члена НАТО в глазах Запада. Недавние политические демарши в Афганистане, на Южном Кавказе и Украине, а также в Ливии с целью отвлечь внимание от внутренних проблем, осложняют отношения с Россией, Ираном,  государствами Центральной Азии и странами Арабского Магриба. На деле внешне хаотичная политика Анкары обусловлена стремлением обеспечить стабильность нынешней власти, поддержания внутренней безопасности государства и сохранения приобретенных позиций в регионе, прежде всего в Сирии. Гипотетическая угроза возврата Сирии Александретского санджака приводит в ужас некоторых турецких политиков, которые рассматривают этот эвентуальный акт, как начало распада турецкой государственности. К тому же очень не хочется оказаться в роли третьего лишнего, когда придет время делить сирийское наследство. Остается уповать на мудрость и прозорливость российского руководства, которое смотрит шире на отношения с Анкарой и не склонно ограничиваться исключительно сирийской темой.

^* Автор акцентирует внимание на периоде новейшей истории и частично использует средневековый период для контраста. О древности скажут другие….

^*