Чуть больше года назад Вашингтон, как пишет гонконгская газета «Эйша таймс он-лайн» (интернет-издание «Эйша таймс». — В.С.), «способствовал заключению политической сделки» в Пакистане между тогдашним президентом страны генералом Первезом Мушаррафом и оппозиционными партиями, для того чтобы «вернуть Пакистан обратно на путь реальной демократии и в то же самое время вернуть пакистанских военных на фронт глобальной войны с террором». Цель, по словам этой газеты, заключалась в том, чтобы наделить политические партии страны полномочиями для «нанесения поражения движению исламистских боевиков внутри страны через создание политического консенсуса и правительства Пакистана на широкой основе, во главе с гражданским президентом».

Эти цели, как отмечает «Эйша таймс он-лайн», «были до некоторой степени выполнены» после парламентских выборов в Пакистане в феврале 2008 г., в результате которых, напомним, к власти в стране пришли оппозиционные партии — Пакистанская народная партия (ПНП) во главе с Асифом Али Зардари — мужем погибшей в результате теракта в декабре 2007 г. лидера ПНП, бывшего премьер-министра страны Беназир Бхутто, и партия «Мусульманская лига» (Н) под руководством бывшего премьер-министра Пакистана Наваза Шарифа. По результатам этих выборов была сформирована гражданская администрация Пакистана под руководством (с сентября 2008 г.) президента страны Зардари.

Однако, отмечает далее газета, сегодня, в первую годовщину этих демократических выборов, Пакистан «поменял свою стратегию на половине пути, заключая сделки с боевиками и прекратив все военные операции против них». Иными словами, как пишет «Эйша таймс он-лайн», Пакистан отказывается «вести американскую войну в регионе, в чем и заключается особый план Вашингтона». С другой стороны, пакистанская Северо-западная пограничная провинция (СЗПП), населенная в основном пуштунскими племенами, несмотря на то что она является самой маленькой из четырех провинций в стране, в то же время представляет собой главную арену в борьбе против боевиков-исламистов, поскольку она граничит с Афганистаном на севере и с неспокойной Зоной племен или FATA («Территорией племен центрального управления») на западе.

В этой связи, на наш взгляд, представляет интерес краткое изложение и критический анализ взглядов официального представителя нынешней пакистанской администрации, губернатора СЗПП Овайса Ахмада Гхани, которые он представил в недавнем пространном интервью заведующему бюро газеты «Эйша таймс» в Исламабаде Сайеду Салиму Шахзаду, об относительно недавней истории положения пуштунских племен в СЗПП и FATA, текущей ситуации в пакистано-афганском приграничье, о политике США в отношении него и стратегии нынешнего демократического правительства Пакистана в отношении заключения «мирных сделок» с боевиками-исламистами. Ниже приводятся выдержки из этого интервью с комментариями автора.

Прежде всего, необходимо сказать о том, что, как отмечает «Эйша таймс он-лайн», нынешний губернатор СЗПП О.А. Гхани, ранее бывший «успешным» губернатором пакистанской провинции Белуджистан и «бывший доверенный сподвижник президента П. Мушаррафа», занял должность губернатора СЗПП в январе 2008 г., после четырех с половиной лет работы в Белуджистане, и «очень хорошо знаком с внутренними особенностями официальной пакистанской политики в отношении боевиков-исламистов».

Отвечая на вопрос С. Шахзада о том, что именно губернатор О.А. Гхани инициировал политические переговоры с боевиками-исламистами, а затем последовали военные операции пакистанской армии протии них, О.А. Гхани ответил, что после «некоторых обсуждений мы [администрация Пакистана] пришли к заключению, что это [повстанческое движение в СЗПП] является повстанческим движением, в котором имеется попытка вытеснить государство Пакистан и создать пространство для другого государства… Поэтому мы начали свои действия с этой посылки [в наших рассуждениях],.. и сегодня я могу утверждать с некоторой степенью уверенности, что повстанческая деятельность превратилась теперь в деятельность боевиков, но… разумеется, в январе и феврале прошлого (2008) года наш вывод заключался в том, что мы сталкиваемся с повстанцами, и мы соответствующим образом разработали нашу стратегию [по заключению мирных сделок]. В настоящее время в такой ситуации ведутся две параллельные битвы… одна из которых борьба идей, другая — борьба с оружием в руках. Борьба идей всегда является главной борьбой, а борьба с оружием в руках всегда подчинена борьбе идей. Здесь, в СЗПП, я обнаружил очень странную ситуацию, при которой [исламисты] вступили в борьбу с оружием в руках, но не было борьбы идей. Борьба идей является политическим подходом,.. о котором я говорил американцам, чтобы они приняли его в Афганистане… Я сказал американцам, что то, что они делают [в Афганистане], представляет собой попытку найти военное решение той проблеме, которая, в сущности, является по своей природе политической. Поэтому это представляет собой ошибку, которая имеет место там и которая, как я думаю, также имеет место здесь [в Пакистане]».

На наш взгляд, новый губернатор СЗПП, фактически представляющий официальные власти Пакистана, не случайно заговорил в начале своего интервью о перерастании повстанческого движения в данном случае в СЗПП и борьбе идей, которую не учел Вашингтон в своей прежней стратегии в Афганистане в борьбе с исламистами. Дело в том, что это интервью О.А. Гхани дал уже после публичного объявления новой стратегии президента Барака Обамы в Афганистане и Пакистане и на фоне того, что сегодня американская администрация особое значение в реализации своего нового плана придает именно Пакистану, а нынешнее демократическое правительство этой страны устами своего официального представителя пытается задним числом оправдаться перед Вашингтоном и всем международным сообществом за свою сегодняшнюю неспособность справиться с нарастающей в стране с каждым днем волной террора и насилия.

Кроме того, О.А. Гхани подводит основания для разъяснения, почему правительство Зардари встало на путь «замирения» с исламскими радикалами, а не продолжает бороться с ними вооруженным путем. Вот что он далее говорит в этой связи: «В течение трех или четырех лет мы [в Пакистане] ведем вооруженную борьбу в районах [пуштунских] племен. Но понизили ли мы уровень насилия? Привнесли ли мы политическую стабильность? Привнесли ли мы безопасность и законопорядок? Имеет ли место социально-экономическое развитие? Нет… нет… и нет… Согласно нашему анализу, это было не 11сентября [2001 г.], это был 1979 г. (имеется в виду ввод советских войск в Афганистан 25 декабря 1979 г. — В.С.), который стал «инициирующим механизмом», принесшим нестабильность в этот регион… До советского вторжения в Афганистан в 1979 г. в районах племен было политическое окружение, состоящее из двух властей. Первая власть были сами племена, другой властью было правительство Пакистана. Вся административная система и система обеспечения правопорядка были созданы в соответствии с этим двухвластным окружением. В пакистанских районах племен были «малики» [вожди племен]… Однако после советского вторжения в Афганистан нас поддерживал Запад и США, и мы использовали районы племен… и FATA… в качестве стартовой площадки для афганского джихада против Советской армии. Все, что случилось после этого, является непреднамеренным следствием того конфликта. Те джихадистские организации (которые вели борьбу против советских войск в Афганистане. — В.С.) превратились в организации боевиков [в конце афганского джихада в 1989 г.], и, таким образом, возникла третья власть, и старый баланс был нарушен… Наша административная система и органы по обеспечению правопорядка не были предназначены для того, чтобы справиться с этой трехвластной обстановкой. Там [в районах племен] наблюдался неуклонный упадок, но именно шок 11сентября был тем шоком, который привнес полную неадекватность и слабость в саму систему [управления в районах племен]. Таким образом, в качестве временной меры привнесения некоторого контроля и стабильности необходимо было ввести в дело армию…»

Как мы можем судить из слов нынешнего губернатора СЗПП, по его собственному признанию моментом, подтолкнувшим Пакистан к использованию военной силы в районах племен, стало превращение боевых группировок афганских муджахедов, которые боролись против советских войск в Афганистане, в организации исламистских боевиков. И вообще, судя по его словам, ввод советских войск в Афганистан в 1979 г. изменил весь внутриполитический баланс в пакистано-афганском приграничье, а события 11 сентября 2001 г. (теракты против США, осуществленные «Аль-Каидой») лишь ускорили это изменение. Однако представитель пакистанских властей не говорит о том, что пакистанские разведслужбы, прежде всего могущественная Межведомственная разведка Пакистана (ISI), в сотрудничестве с западными спецслужбами, прежде всего ЦРУ, в немалой степени способствовали превращению муджахедов в боевиков-исламистов, уже бросающих вызов центральным властям Пакистана. Кстати, становление исламистского радикального движения пришлось действительно на конец 80-х годов, на то время, когда в Пакистане у власти находилось демократическое правительство ПНП во главе с Беназир Бхутто. И далее в своем интервью О.А. Гхани возлагает ответственность за возникновение джихадистских радикальных группировок на Афганистан и западные спецслужбы, но не говорит ни слова об их пакистанских покровителях: « Мир несет ответственность за Афганистан, все неприятности, с которыми мы сталкиваемся здесь, происходят из Афганистана, корни всех проблем — в Афганистане, а не в Пакистане. Мы давно боремся с последствиями из Афганистана, и послушайте, это не пакистанская ответственность. Никто не должен обвинять Пакистан, потому что номер один: мы никогда не приглашали Советскую армию в Афганистан. Это были сами афганцы. Мы никогда не приводили м е ж д у н а р о д н ы х те р р о р и с т о в (разрядка моя. — В.С.) в Афганистан. Это была не н а ш а ISI или кто-либо еще, это были м е ж д у н а р о д н ы е р а з в е д ы в а т е л ь н ы е с л у ж б ы, п о м и м о в о з р а ж е н и й ISI».

Однако ниже Гхани все-таки говорит о том, за что отвечала пакистанская разведка: «Существовало основное соглашение, что только пакистанская разведка будет иметь дело с [афганскими группировками муджахедов в 1980-х гг.] и джихадистскими организациями, и все в Европе и США поддерживали это. Но они (западные спецслужбы. — В.С.) начали свои собственные операции, их предупредили, что они не смогут контролировать этих людей. И это в точности то, что случилось. Но Пакистан не нес за это ответственность».

Таким образом, по словам О.А. Гхани получается, что за все проблемы, с которыми сталкивается сегодня Пакистан в отношении террористической активности джихадистов на своей территории, прежде всего в пакистано-афганском приграничье, отвечают Афганистан и страны Запада. На наш взгляд, он пытается оправдать пакистанские спецслужбы и афганскую политику Пакистана.

Любопытно также послушать, что губернатор СЗПП говорит о том, что сделали пакистанские власти в районах племен и что представляют собой организации боевиков-исламистов в этих районах: «Для того чтобы исправить положение и привнести стабильность и контроль, мы… вернулись к старой традиционной системе. У нас имелись изначально племена, основанные на власти, но они стали ослабленными… По трем-четырем причинам. Организации боевиков… хорошо организованы, закалены в битвах, отлично вооружены и прекрасно финансируются. И, что очень важно, в то время как влияние племен ограничено своей собственной областью, своими собственными людьми, организации боевиков имеют межплеменные связи, трансграничные связи, международные связи. И в то время когда племена связаны своими племенными традициями, обычаями и законами [ривадж], организации боевиков ими не связаны. Они имеют превосходство в количестве оружия, в финансировании, в организации племенного малика и его племени, поэтому такая система не могла отвечать [на усилия пакистанского правительства по наведению порядка]. Чтобы снова запустить племенную систему, нужно было ослабить боевиков военным путем, чтобы… в определенный момент мы могли сделать племена достаточно сильными. Это главный подход — государство Пакистан обязано своей самой главной лояльностью своим собственным гражданам, а его собственные граждане — это племена».

Здесь, на наш взгляд, Овайс Гхани опять-таки выражает точку зрения пакистанского правительства на то, что происходит прежде всего в СЗПП, а также в FATA. Этот анализ действующего пакистанского политика представляется интересным для понимания взаимоотношений центральной власти в Пакистане с властями, представляющими племена в пакистано-афганском приграничье. Далее губернатор СЗПП переходит к вопросу о так называемых мирных соглашениях пакистанского правительства с исламистами и о его подходе к этому вопросу: «Были предыдущие [мирные] соглашения, предшествующие моему сроку пребывания в должности, но они дали сбой. Я находился в Кветте [в качестве губернатора Белуджистана], и я сказал, что они [эти соглашения] дали сбой и не могли быть успешными, потому что они были заключены между военными и боевиками [например, соглашение, подписанное в сентябре 2006 г.]. Соглашения должны были быть между [гражданским] правительством Пакистана и племенам».

Говоря о том, что «мирные соглашения» должны заключаться с правительством Пакистана, губернатор СЗПП, на наш взгляд, отмежевывается от соглашений периода правления его протеже — президента П. Мушаррафа и стремится оправдать нынешние власти Пакистана в их политике «мирного диалога» с боевиками. Послушаем, что он говорит о том, как правительство ведет дела с племенами и кто подписывал с их стороны эти соглашения: «Наш подход заключался и заключается в том, что именно правительство Пакистана имеет дело с племенами и заключает соглашения с племенами. Например, мы заключили только одно письменное соглашение, и оно было в Северном Вазиристане [Зона племен]. Нет никакого другого соглашения за мой период [нахождения в должности в качестве губернатора СЗПП]. 17 февраля 2008 г. мы подписали соглашение в Северном Вазиристане. Более чем 380 вождей племен и племенных старейшин подписали это соглашение… Конечно, мы понимали, что 20-25 человек из этих вождей племен тесно связаны с боевиками. Я бы не стал называть их «Талибаном», поскольку это имеет другой смысл. Они были с боевиками, потому что они были в таком обществе. Но мы разговариваем с ними на основе того, что они являются вождями племен и имеют определенное отношение [к пакистанскому обществу]… Члены племени являются полноправными гражданами Пакистана. Они имеют [пакистанский] паспорт, национальное удостоверение личности, они могут поступать на гражданскую службу, вступать в вооруженные силы Пакистана — они служат в них от солдата до генерала… И, что очень важно, они могут иметь собственность, покупать ее и распоряжаться ею повсюду в Пакистане…

Во-вторых, [в районах племен] нет «тхана» [полицейского участка], нет «катчари» [судов низшей инстанции], нет полиции. Там есть законы племен, «ривадж», система «джирги» [советов племен], имеются основные освобождения от налогообложения… В обмен на все эти уступки, а это коллективные уступки [со стороны центрального правительства], от которых племена коллективно имеют выгоды, существует коллективная ответственность, когда каждое племя отвечает за безопасность своего соответственного района, которая называется (на урду. — В.С.) «Апни Митти Ки Зиммэдари» [«ответственность за свою собственную землю»].

«Это требует того, чтобы дороги в этих районах были открытыми, политическая администрация в данном районе должна выполнять свои традиционные обязанности без всяких препятствий. И традиционные органы обеспечения правопорядка, наподобие Корпуса погранслужбы (полувоенной организации, которая по-английски называется “Frontier Corps”. — В.С.) или «Кхасадары», выполняли свою традиционную деятельность беспрепятственно. Наиболее важным является то, чтобы какое-либо племя не будет разрешать использовать свою территорию в качестве убежища для антигосударственных элементов и преступников, что имеет место в настоящее время…»

На наш взгляд, здесь Овайс Гхани подчеркивает особенности взаимоотношений центральных властей в Исламабаде с племенными структурами и то, как эти власти смотрят на выполнение племенами своих обязательств. Собственно, можно сказать, что такая система взаимоотношений с районами племен в СЗПП и FATA сложилась давно, еще при англичанах, и перешла «по наследству» к Пакистану, когда это государство было образовано. Здесь важно подчеркнуть, что джихадистские организации, перебазировавшись из Афганистана в пакистано-афганское приграничье, нарушили привычный уклад жизни племен, привнеся с собой законы шариата, систему «Низам-е-Адал» ( в Малаканде и Свате), после заключения «мирных соглашений» с нынешним центральным правительством Пакистана. Кстати, что касается Свата и FATA, то на вопрос корреспондента «Эйша таймс» о том, что… Овайс Гхани подписал законоуложение «Низам-е-Адал» в Малаканде и Свате [которое гарантировало мирную сделку с боевиками в Свате], и о том, что было очень противоречивое заявление со стороны мауланы Суфи Мухаммеда (который содействовал сделке по Свату. — В.С.), который полностью отверг юридическую систему Пакистана и даже демократию, Овайс Гхани дал ответ в том ключе, что динамика внутренней ситуации в FATA сильно отличается от динамики такой же ситуации в Свате. По его словам, 98% людей в FATA твердо выступают за пакистанское государство и среди них присутствуют боевики-исламисты и их сторонники, но это не прекратится, пока Афганистан (опять-таки Афганистан! — В.С.) не достигнет хотя бы некоторой степени нормальной ситуации.

Здесь О.А. Гхани старается оправдать свое участие в сделке правительства Пакистана с боевиками-исламистами в Свате. И объясняет все ситуацией в Афганистане. Что касается 98% населения, поддерживающего пакистанскую государственность в FATA, — то, на наш взгляд, эти цифры могут быть сильно завышены государственным чиновником высокого ранга, кем и является губернатор СЗПП.

В целом, интервью Овайса Гхани интересно с точки зрения восприятия нынешним правительством президента Зардари ситуации в районах племен и его политики по отношению к мирным сделкам с боевиками. Как известно, Вашингтон выступает резко против таких сделок, заявляя, что они подрывают борьбу Пакистана с международными террористами и радикальными исламистами («Аль-Каидой» и «Тэхрике-Талибан Пакистан»). Но думается, что именно слабость позиций правительства Зардари и непонятное неучастие пакистанских военных в активных операциях против исламских радикалов — суть нынешней внутренней и внешней политики (по отношению к Афганистану, прежде всего) демократических властей страны. Как долго будут терпеть такое положение США, заявившие на днях устами своего госсекретаря Х. Клинтон, что из FATA и районов племен «исходит самая опасная угроза не только для США, но и для всего международного сообщества», станет ясно уже совсем скоро.