Французские эксперты об отношениях между КСА и ОАЭ. Часть 3

С 2011 года уровень взаимодействия между КСА и ОАЭ в региональных делах резко усилился. Можно выделить несколько общих задач двух аравийских монархий.

Во-первых, сдержать процессы «арабских революций» и не допустить прихода к власти в странах Ближнего Востока «Братьев-мусульман».

Во-вторых, решить йеменский кризис в выгодном для себя ключе.

В-третьих, сообща противостоять активности Ирана в регионе.

В марте 2011 года оба государства под зонтиком ССАГПЗ совершили вооруженную интервенцию на Бахрейне для того, чтобы подавить здесь народное восстание. В 2013 году они оказали финансовую и логистическую помощь организаторам военного переворота, свергнувшего президента АРЕ Мухаммеда Мурси. И КСА, и ОАЭ опасались  установления партнерских отношений между Ираном и Египтом, а также появления на Ближнем Востоке «полумесяца Братьев-мусульман».

В марте и ноябре 2014 года сначала Абу-Даби, а затем Эр-Рияд внесли «Братьев-мусульман» в список террористических организаций. Необходимо отметить, что начиная с 1960-х годов многие лидеры и активисты «братьев» проживали в странах Залива. Особенно это касалось египтян, спасавшихся от репрессий правительства Гамаля Абдель Насера. На первом этапе борьбы против «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) КСА и ОАЭ приняли участие в борьбе против этой террористической организации в рамках Международной коалиции, руководимой США. Это объяснялось тем, что террористы из ИГ провели ряд взрывов в саудовской провинции Шаркийя, а самопровозглашенный халиф Абу Бакр аль-Багдади призвал к народному восстанию против «безбожного» режима аль-Саудов. Однако после начала военных действий аравийской коалиции в Йемене активность КСА и ОАЭ в рамках антитеррористической коалиции пошла на спад.

На иранском направлении оба государства также вели слаженную политику. Саудовско-иранские противоречия возникли очень давно. До 1979 года оба государства соперничали за статус «лучшего американского союзника» в регионе. После победы в Иране Исламской революции иранская модель революционного политического ислама стала соперничать с консервативной ваххабитской идеологией саудитов.  В качестве примера можно назвать кровавые события во время хаджа 1987 года в Мекке, когда беспорядки  привели к гибели 287 иранских паломников. По мнению французского аналитика, американская интервенция в Ираке в 2003 году привела к тому, что ирано-саудовское соперничество стало «фактором, структурирующим геополитику Ближнего Востока». Это соперничество выразилось в прокси-войнах на территориях третьих стран: Ирака, Сирии, Йемена и Ливана. В Ливане Тегеран и Эр-Рияд используют локальные политические конфликты и опираются на различные силы. Если Иран действует с помощью шиитского движения «Хизбалла» и возглавляемой им Коалиции 8 марта, то Саудовская Аравия опирается на суннитскую общину. До недавнего времени в ней лидировала семья Харири. КСА вначале поддерживало Саада Харири, а затем в 2017 году, когда стали сомневаться в его лояльности, вынудили его уйти в отставку, спровоцировав правительственный кризис в Ливане. Противоречия между ОАЭ и Ираном не столь масштабны. Их основу составляет территориальный спор за острова Абу Муса, Большой и Малый Томб. Руководство ОАЭ опасается, что в случае масштабного военного конфликта с ИРИ иранцы могут перекрыть Ормузский пролив, по которому идет 21% мировой торговли углеводородами. Кроме того, в Дубае проживает значительная иранская община, содействующая обходу американских санкций против ИРИ и приносящая доход местному бюджету.

Угроза иранской экспансии на Аравийском полуострове побудила КСА и ОАЭ предпринять в 2015 году вооруженную интервенцию в Йемене. Народная революция против режима президента Али Абдаллы Салеха в 2011 году была воспринята Эр-Риядом как пересечение «красных линий». Саудовская элита традиционно воспринимала Йемен как свой «задний двор». Вначале КСА действовало мирными политическими методами. В феврале 2012 года оно обеспечило мирный транзит власти от Салеха к новому президенту Абд Раббо Мансуру Хади. Захват йеменскими хоуситами Саны в 2014 году и их рывок к Адену побудили аравийских союзников начать военное вторжение в Йемен. Изначально они планировали быстро подавить восстание хоуситов. Однако выяснилось, что монархии ведут дорогостоящую и изнурительную войну на истощение. Хоуситы оставили Аден, зато укрепили свои позиции в районе Ходейды. В настоящее время окончание этого военного конфликта не просматривается (1).

Далее французский эксперт останавливается на конфликте КСА и ОАЭ (вкупе с Бахрейном и Египтом) с Катаром в 2017-2021 году. Противоречия двух аравийских монархий с эмиратом имеют давние корни. Шейхи ОАЭ в 1960-е годы безуспешно пытались привлечь Катар в свою Федерацию. Саудовская Аравия, вдохновлявшаяся идеологией ваххабизма ревниво относилась к тому, что правящая катарская семья Аль Тани ведет свою родословную от Мухаммеда Абдель Ваххаба и «узурпирует» права на правильное толкование ваххабитской веры. До второй половины 1990-х годов Катар следовал в фарватере саудовской политики. Однако с приходом к власти в 1996 году эмира Хамада бен Халифы и открытием телекомпании «Аль-Джазира» занял независимую позицию по региональным вопросам. «Арабские революции» окончательно разделили Катар с Саудовской Аравией и ОАЭ. Между КСА и Катаром, выступившим покровителем «Братьев-мусульман», началось геополитическое соперничество за лидерство в арабском мире. В 2014 году между ними произошел первый дипломатический кризис. КСА, ОАЭ и Бахрейн отозвали своих послов из Дохи. В 2017 году дело приняло более серьезный оборот. 2 июня 2017 года КСА, ОАЭ, Бахрейн и Египет предъявили ультиматум правительству Катара. Они потребовали от эмирата выполнения следующих требований: закрытия «Аль-Джазиры» и других СМИ; разрыва дружественных отношений с Ираном; прекращения помощи «Братьям-мусульманам», «Хизбалле» (!) и ХАМАСу; высылки всех политэмигрантов из стран Залива и АРЕ; закрытия турецкой военной базы. В августе 2017 года началась блокада эмирата.  Однако Катар, заручившись в этом кризисе поддержкой США и Турции, оказался «крепким орешком». Ничего не добившись, аравийская коалиция в январе 2021 года пошла на примирение с катарцами в результате соглашения Аль-Уля. Однако если Саудовская Аравия, похоже, стремится полностью восстановить отношения с эмиратом, то ОАЭ продолжают сохранять настороженность. После разрешения кризиса было восстановлено воздушное сообщение между Эмиратами и Катаром, но посольство ОАЭ в Дохе так и не открылось.

По мнению Жюстин Клеман, начиная с 2020 года в стратегическом партнерстве КСА и ОАЭ начинаются расхождения. Они обусловлены причинами как политического, так и экономического характера. В политике ОАЭ присутствуют секуляристские тенденции. В то же время Саудовской Аравии присуща сектантская просуннитская ориентация. Главной заботой Эр-Рияда является сдерживание шиитского Ирана, а Абу-Даби ориентирован на борьбу с политическим исламом, особенно с «Братьями-мусульманами».

В Эр-Рияде также не хотели распространения «Братьев-мусульман», но при этом вели с ними диалог. В 2015 году тогдашний министр иностранных дел КСА Сауд аль-Фейсал заявил о том, что у правящих кругов королевства «нет никаких проблем с «Братьями-мусульманами»». В начале правления короля Сальмана его посещали такие лидеры «братьев» как Рашид Ганнуши (тунисская партия «Ан-Нахда»), Хаммам Саид (Фронт исламского действия. Иордания), Абдель Маджид аль-Зиндани (йеменская партия «Ислах»).

Еще более серьезные разногласия между государствами проявились на йеменском треке. Усилия Саудовской Аравии сосредоточены на северо-западе страны и направлены на отвоевание Северного Йемена от хоуситов или по крайней мере сдерживания этого движения. Эмиратцы с самого начала уделяли большее внимание Южному Йемену и проблеме судоходства в Баб эль-Мандебском проливе.  На Юге Йемена эмиратцы поддерживают местных сепаратистов из Южного переходного совета (ЮПС), что ставит под угрозу саудовские интересы. Правящие круги ОАЭ не хотят никакого взаимодействия с партией «Ислах», поддерживаемой КСА. Абу-Даби, как и Эр-Рияд, считает Иран своим противником, но не хочет доводить дело до открытого конфликта. В феврале 2016 года, когда между КСА и ИРИ разгорелся дипломатический кризис, руководство Саудовской Аравии разорвало дипломатические отношения с Ираном, а ОАЭ лишь снизили уровень своего представительства. В 2019 году, после ударов по эмиратским танкерам в Персидском заливе, правительство ОАЭ, несмотря на подстрекательство со стороны США и КСА, не обвинило Иран в этих враждебных акциях.

Еще одной проблемой в отношениях между двумя монархиями является естественная экономическая конкуренция между ними. И КСА и ОАЭ являются государствами-рантье, обеспечивающими себя за счет экспорта углеводородов. Оба государства проводят политику по диверсификации экономики и избавлению от нефтяной зависимости. ОАЭ преуспели в этом гораздо больше благодаря такому деловому центру как Дубай. Порт Джебель Али превратился в важнейший региональный коммерческий и транспортный хаб. Эмиратская компания DP World является третьей по величине в мире компанией по управлению портами. Важнейшей статьей доходов Дубая является туризм. В 2021 году ОАЭ вышли на третье место по туристической привлекательности в мире (второе место занял Париж). Их посетили 19 млн иностранных туристов. Туризм обеспечил 12% ВВП ОАЭ.  Биржа ценных бумаг Dubai Financial Market (DFM), созданная шейхом Мактумом в 2000 году, вошла в десятку крупнейших финансовых рынков Азии и Африки. В итоге доходы от продаж углеводородов в ВВП ОАЭ в 2020 году составляли 32%, а в ВВП Саудовской Аравии – 42%.

В последнее время КСА также проводит все более энергичную политику по диверсификации экономики, что выразилось в 2016 году в принятии программы «Видение-2030». Правительство КСА усиленно развивает порт Короля Абдель Азиза в Даммаме, призванный стать мега-хабом для контейнеров. В этой связи растет конкуренция двух государств по привлечению китайского капитала. Правительство ОАЭ провозгласило, что его страна станет для Китая «точкой входа» на Ближний Восток. Около 60% китайских грузов, предназначенных для Ближнего Востока, Африки и Европы проходят через порты ОАЭ. В 2018 году предприятие Abu Dhabi Ports заключило с китайской компанией China Ocean Shipping Company (COSCO) договор о концессии контейнерного терминала на 35 лет. Не отстают и саудиты. В 2017 году компания Saudi Aramco заключила с China Harbour Engineering Company (CHEC) контракт на строительство порта в Джиззане. В 2021 году COSCO получила 20% в Красноморском терминале в порту Джидда. Наконец, Саудовское Управление портами вместе с одной из китайских морских компаний проводит регулярные еженедельные рейсы между Даммамом и портом Нинбо в КНР.

КСА не спешит координировать с ОАЭ свою политику в финансовой сфере. В 2008 году Саудовская Аравия проигнорировала требования ОАЭ учредить Финансовый совет Залива – аналог Центробанка ССАГПЗ. В 2021 году наследный принц Мухаммед бен Сальман потребовал, чтобы транснациональные компании (ТНК), оперирующие на территории королевства, до марта 2024 года перенесли свои региональные штаб-квартиры на саудовскую территорию.  До этого они базировались в Дубае. Правительство КСА также выступило против преференциальных таможенных пошлин в рамках ССАГПЗ. Это связано с тем, что многие подданные королевства ввозят большое количество беспошлинных товаров, покупаемых ими в свободных экономических зонах ОАЭ.

Подводя итоги рассмотрению эволюции саудовско-эмиратских отношений, автор отмечает, что на первом этапе они носили характер доминирования КСА. Ваххабитское королевство покровительственно относилось к своему союзнику.  После проведения операции «Буря в пустыне» в 1991 году ОАЭ передоверили заботы о своей безопасности американцам и их зависимость от великого соседа существенно снизилась. Сотрудничество двух государств получило новый импульс в период «арабских революций». Это объяснялось общими геополитическими интересами: борьбой с иранским влиянием и политическим исламом в лице движения «Братьев-мусульман». Второй причиной сближения послужили сходные политические взгляды двух аравийских модернизаторов: Мухаммеда бен Заида и Мухаммеда бен Сальмана. Сотрудничество двух государств вышло на уровень стратегического партнерства. При этом ОАЭ являются уже равноправным партнером Саудовской Аравии. Однако на пути к устойчивому альянсу между монархиями лежит ряд препятствий. К ним относятся, во-первых, различная повестка КСА и ОАЭ в Йемене. Во-вторых, естественная экономическая конкуренция двух стран ССАГПЗ.

  1. L’évolution des relations saoudo-émiriennes (1971-2022) : d’une dépendance sécuritaire à un partenariat stratégique, fragilisé par des ambitions économiques concurrentielles (3/3) (lesclesdumoyenorient.com)

 

52.21MB | MySQL:103 | 0,468sec