Борьба с террором.
Борьба Ирана с ИГ определялась геополитическими соображениями в контексте конфессиональной экспансии ИРИ на Ближнем Востоке. С этой точки зрения факторы этнической и конфессиональной общности, наличия специфической социальной среды приобретали особое звучание. «Исламское государство» негативно относилось к шиитам Ирака и рассматривало Иран наряду с США и Израилем как враждебное государство. Если бы ИГ удалось дезинтегрировать Ирак на отдельные анклавы (суннитский, шиитский и курдский), динамика религиозного баланса сложилась бы не в пользу ИРИ и могла дестабилизировать обстановку в курдских районах Ирана, Сирии и Турции. Основную роль в борьбе с ИГ играл КСИР и командующий его спецподразделением «Аль-Кудс» генерал Касем Сулеймани, который имел доверительные отношения с руководством курдских и шиитских общин Ирака. Иран оказывал поддержку курдским отрядам и шиитским милициям («Асаиб Ахль аль-Хак», «Катаиб Хизбалла»). Под руководством К.Сулеймани иранские силы выполняли координирующую и управляющую роль в совместных операциях курдов, иракской армии и шиитских милиций в борьбе с ИГ. Иран препятствовал ИГ мобилизовать курдов для диверсий на иранской территории. В отличие от Сирии в Ираке Иран пытался привлечь на свою сторону часть суннитских племен для борьбы с ИГ. Когда в 2016 г. КСИР усилил борьбу с ИГ в Ираке, около 90% населения ИРИ поддержали действия Тегерана в защиту иракских курдов и шиитов. Иран был тесно связан с шиитскими общинами и стремился избежать суннитского доминирования в механизме управления иракским государством. Иран не хотел допустить выход Ирака из орбиты своего влияния. Подобно Ливану и Сирии, утрата связи с государствами, где у власти находились шииты (или близкие к ним в религиозном плане — алавиты), означало для ИРИ утрату регионального влияния. С военной точки зрения, значимость религиозной, культурной, языковой общности повышалась в связи с отсутствием у ИРИ сильных ВВС, что предполагало проведение операций силами сухопутных и отчасти военно-морских сил. Мятеж ИГ и взятие Мосула (Ирак) в 2014 г. заставили Тегеран активизировать борьбу с террором в лице ИГ. Тегеран нанес авиационные удары по позициям организации. Летом 2014 г. Тегеран перебросил несколько полков КСИР и направил около 2 тысяч бойцов шиитских милиций в Ирак. Атака ИГ на иранские объекты (парламент, мавзолей аятоллы Хомейни) летом 2017 г. побудила Тегеран интенсифицировать авиационные удары по позициям ИГ и нарастить численность военной группировки в Ираке.
В итоге, Иран остановил атаки ИГ против своих объектов. К 2018 г. ИГ стало терять контроль над захваченными территориями, угроза национальной безопасности ИРИ ослабла. В тоже время Ирану не удалось окончательно устранить угрозу ИГ в Ираке и Сирии. ИГ сумело сохранить часть позиций, продемонстрировало способность к выживанию и восстановлению сил. В 2022-2023 гг. ИГ действовала в горных и пустынных районах Хамрин (Дияла-Салахэддин-Киркук). В 2023 г. отмечалась активизация Исламского Государства в сирийских провинциях Дейр эз-Зор и Ракка. ИГ атаковало подразделения 5-ого корпуса Сирийской арабской армии (САА), бригад «Ан-Нимр», Сил демократической Сирии (СДС). Учитывая прежний опыт деятельности ИГ, нельзя исключать попыток восстановления утраченных позиции, в случае развития неблагоприятных тенденций в Ираке и Сирии. Соответственно, сохраняется мотив для новых силовых операций ИРИ в этих государствах.
Фактор угрозы ИГ как мотив вооруженной операции в Сирии и Ираке носил неоднозначный характер. Зачастую он открывал для ИРИ новые возможности в регионе. Антитеррористическая операция ИРИ в Ираке и Сирии объективно повысила авторитет ИРИ на региональной арене и в мире, в целом. Вооруженная интервенция Ирана стала не столько ответом на действия ИГ сколько стремлением ИРИ сформировать благоприятную геополитическую среду для своих действий на Ближнем Востоке. Военная операция Ирана в Сирии и Ираке позволила ему распространить проекцию силы на ряд других государств региона. Силовая операция ИРИ в Сирии и в Ираке обеспечила Тегерану взаимодействие с представителями различных этносов и конфессий (курдами, суннитами и шиитами). Таким образом, Тегеран опровергал обвинения в том, что он действует исключительно в интересах шиитских групп населения. С другой стороны, Иран полагал, что сильные государства могу потенциально угрожать ему. Поэтому Иран стремился к некоторой дестабилизации внутреннего положения даже в союзных ему странах. В тоже время, нестабильность должна была носить контролируемый характер и не превращаться в хаос, ведущий к дезинтеграции соседних Ирану стран, что угрожало территориальной целостности ИРИ. Указанный баланс не всегда удавалось соблюдать, поскольку Иран не мог строить свои политические расчеты исключительно в контексте эволюции регионального религиозного пространства. Так, отношения ИРИ с курдами и шиитскими общинами Ирака не всегда складывались ровно. С другой стороны, Иран мог успешно договариваться с суннитскими организациями типа «Исламского джихада» и ХАМАСа в Палестине, «Братьями-мусульманами» в Сирии и Египте, преследуя чисто политические цели.
Инструменты «мягкой силы»
Борьба Ирана с ИГ воспринималась частью религиозных и этнических меньшинств в гуманитарном аспекте и являлась иранским инструментом «мягкой силы» в Ираке. Наличие близких Ирану в конфессиональном отношении групп населения сыграло заметную роль в решении Тегерана усилить свое военное присутствие в Ираке.
Иран имел давние отношения с иракскими курдами и нередко манипулировал ими в собственных интересах. Свержение режима Саддама Хусейна в Ираке пробудило в Иране опасения, что курды могут использовать сложившуюся ситуацию для создания собственного государства. Правительство в Эрбиле и в целом иракские курды были враждебно настроены в отношении Ирана. Тегеран опасался усиления деятельности курдских сепаратистов Ирана с баз на иракской территории. В Тегеране полагали, что в случае полного вывода американских войск из Ирака, курды могут использовать сложившуюся ситуацию для создания собственного государства. В результате мог включиться механизм дезинтеграции Ирака и соседних ближневосточных стран. Иран последовательно выступал за сохранение территориальной целостности Ирака. Важным фактором, повлиявшим на решение Ирана укрепить иракскую государственность, стал проведенный иракскими курдами в 2017 г. референдум о создании независимого государства. Иран был обеспокоен таким поворотом событий. Тегеран приложил все усилия к тому, чтобы не допустить отделения Иракского Курдистана в качестве самостоятельного государства. Накануне референдума по отделению К.Сулеймани встретился с М.Барзани и убедил его не выносить данный вопрос на всеобщее голосование. Когда же М.Барзани призвал к референдуму о независимости Иракского Курдистана, Тегеран закрыл границы с ним. Одновременно части КСИР при поддержке полков регулярной армии «Артеш» блокировали курдские районы Ирана приграничные Ираку, чтобы не допустить контактов курдского населения двух стран. Иран был вынужден применить ракетное оружие и БПЛА.
Тегеран использовал связи с шиитскими общинами Ирака в интересах укрепления своих позиций в этой арабской стране. В первой трети 2000-х гг. в Ираке проживало 20 млн. шиитов, которые составляли от 60 до 75% населения страны. Ирак являлся вторым после Ирана крупным шиитским государством на Ближнем Востоке. В самом Иране 90-95% населения (свыше 80 млн человек) являлись шиитами. Поддержка шиитских общин повышала авторитет Тегерана как надежного брокера в разрешении внутри иракских конфликтов. Эти общины сыграли важную роль в планировании ИРИ военных операций в Ираке и других странах Ближнего Востока. Они существенно облегчили действия Ирана в этих государствах. В отличие от Ирака подобные этнические и религиозные группы Сирии не имели поддержки международного сообщества. Исторически связь большинства иракских шиитов с Ираном обуславливалась сложным характером их взаимодействия с властями Багдада. В 1970-х гг. рост влияния шиитского духовенства в Иране и Ираке, создание исламских партий, движений типа «Ад-Даава», вооруженных шиитских формирований вызывало обеспокоенность Багдада. Находящийся в ссылке в Неджефе (Ирак) аятолла Хомейни оказывал большое влияние на шиитских духовных лидеров Ирака, например, М.ас-Садра, М.аль-Бакира, М.аль-Садека. Ирак, где большинство населения было представлено шиитами, проявлял беспокойство активностью Ирана. Тем более что права шиитов в Ираке были некоторым образом ущемлены. Эта практика достигла своего пика во времена правления Саддама Хусейна. После Исламской революции в Иране (1979 г.) политика ИРИ представляла угрозу светской идеологии баасизма и практике арабского национализма, которые лежали в основе государственного устройства Ирака. Иракский лидер опасался революционных призывов иранского духовенства обращенного к иракским шиитам и политики экспорта исламской революции. Иракские шииты подвергались гонениям со стороны баасистских бюрократов, которые являлись суннитским меньшинством во власти. Саддам Хусейн пытался секуляризовать шиитские святыни Ирака, превратив их в музеи. Высланные в период ирано-иракской войны (1980-1988) иракские шииты, создали в Иране Высший совет исламской революции в Ираке (ВСИРИ). Позднее он стал известен как Высший исламский совет Ирака (ВИСИ). После свержения Саддама Хусейна в 2003 г. иракские шииты вернулись в Ирак. Многие из них стали руководителями шиитских милиций и членами нового иракского правительства. В условиях правительства шиитского большинства нужда в поддержке Ирана стала ослабевать. Новое руководство Ирака не изменило прежнюю позицию по Шатт эль-Араб и Алжирским соглашениям 1975 г. Власть шиитского большинства в Ираке, сделала иракских суннитов враждебными в отношении Ирана. Иракские сунниты бойкотировали парламентские выборы 2005 года. Шиитская община Ирака была разделена по линиям принадлежности ее членов к разным теологическим школам, видам профессиональной деятельности и характеру экономических предпочтений. Шииты Ирака отличались своими религиозными и политическими взглядами, степенью лояльности различным духовным лидерам. Многие иракские шииты светской ориентации были более привержены принципам иракского национализма, чем религиозной идее. В прошлом многие из них симпатизировали социалистическим теориям. Некоторые духовные лидеры иракских шиитов (М.аль-Садр, например) использовали антииранские настроения для достижения определенных политических целей, разыгрывая карту арабского национализма. В проведении своей политики в Ираке Иран был вынужден учитывать соперничество и расхождения доктринального характера между шиитскими лидерами Ирака. Аятолла А.К.аль-Хои не являлся поклонником имама Хомейни. Его сторонники и последователи были настроены против Ирана и использовали антииранскую карту для налаживания связей с США после американского вторжения в Ирак. Аятолла А.ас-Систани был известен своими доктринальными расхождениями с имамом Хаменеи и его концепцией исламской республики. Аятолла М.ас-Садр придерживается антиамериканских взглядов. Когда американцы закрыли его печатный орган «Аль-Хавза» в 2004 г. его сторонники и милицейские формирования (Армия Махди) устроили беспорядки в Багдаде. У М.ас-Садра сложились напряженные отношения с другими аятоллами М.аль-Хои и Б.аль-Хакимом. Среди шиитских группировок Иран имел близкие связи с ВСИРИ во главе с аятоллой Б.аль-Хакимом., а после его кончины с его родственниками (братом и племянником). Однако семейство аль-Хаким нельзя было назвать последовательными сторонниками Ирана. Они самостоятельно вели дела с арабскими странами и США, а Иран использовали в своих политических целях. Аятолла А.ас-Систани являлся сторонником старой шиитской школы и не поддерживал участие духовенства в политике, как это практикуется сегодня в Иране. Расхождения в верхушке шиитского духовенства затрудняли Ирану процесс выстраивания отношений с шиитскими клерикалами как единой структурой. Попытки Тегерана управлять ими были чреваты осложнением отношений с шиитами Ирака. Раскол внутри шиитской общины Ирака и среди ее духовных лидеров оказывал влияние на политику Ирана в Ираке. Иран практически не имел никаких серьезных связей с иракскими суннитами. Несмотря на приложенные усилия, Иран не смог установить прочных контактов с суннитской общиной Ирака, в глазах которой он воспринимался как конфессионально ориентированное государство и не пользовался ее доверием и поддержкой. Поэтому Тегеран не мог в полной мере управлять политическим процессом в Ираке.
Использование Ираном этнических и конфессиональных сообществ Ирака привело к неоднозначным последствиям. Часть политических сил почувствовали силу и решили добиться независимости и самостоятельности. Это угрожало позициям ИРИ в Ираке. Нарушало установку на сохранение территориальной целостности Ирака как гарантию национальной безопасности Тегерана. Несмотря на то, что численность иранских резидентов в Ираке заметно выросла в период с 2003 по 2014 гг. связи Ирана с шиитскими общинами Ирака стали постепенно ослабевать. Доля иракских шиитов, которые считали Иран надежным партнером, сократилась с 76% до 43% между 2015 и 2018 гг. Число иракских шиитов, которые позитивно относились к Ирану, также упало в процентном отношении с 88% до 47% в указанный период. Одновременно вырос процент тех шиитов, которые считали Иран угрозой иракскому суверенитету с 25 до 58% между 2016-2018 гг. Подобная ситуация была чревата серьезными издержками для иранской политики в отношении багдадских властей. Это могло произойти в случае ослабления их власти, ухода в сторону большей светскости, подкупа со стороны арабских стран, угроз в лице США.
Таким образом, стратегическими установками религиозной экспансии ИРИ в Ирак являлась активная работа с этническими меньшинствами, формирование правительства шиитского большинства, поддержка негосударственных вооруженных формирований и создание проиранских милиций.
* Ахмедов Владимир Муртузович — старший научный сотрудник Института Востоковедения РАН