Турецкая Республика приняла на вооружение новую военно-морскую стратегию возвращения в мировой океан. Частью этой стратегии является уже известная в отечественном информационном пространстве идея о «Синей родине» — спорном пространстве Восточного Средиземного моря, за которое развернулась борьба между Грецией и Республикой Кипр с одной стороны и Турцией и Турецкой Республикой Северного Кипра (частично признанное государство – прим.) – с другой стороны.
В свежем выпуске журнала Insight Turkey, который публикуется Фондом политических, экономических и социальных исследований Турции (SETAV) вышла знаковая статья, посвященная эволюции и современному состоянию турецкой военно-морской мысли, под заголовком: «От геополитической тревоги к напористой позиции: историческая конструкция и трансформация военно-морской стратегии Турции».
Часть 1 нашей публикации доступна по ссылке на сайте ИБВ: http://www.iimes.ru/?p=102151
Напомним, что мы остановились на рассмотрении этапов становления новых военно-морских сил Турецкой Республики после Войны за независимость страны.
Первый этап, который (условно) выделяется в материале, продолжался с 1919 по 1949 год. Он характеризуется тем, что ВМС Турции были крайне ограничены в своих возможностях, стеснены ограниченностью выделяемых ресурсов и были сконцентрированы на выполнении весьма ограниченной задачи – береговой охраны. Основная функция была у сухопутных войск и заключалась она в защите сухопутных территорий страны. Более того, при сравнении ВМС Турции с ВВС, турецким военно-политическим руководством преимущество отдавалось последним. Просто в силу возможности ВВС обеспечивать проведение наземных операций и заходить в тыл вероятным противникам. В этих условиях, как отмечается авторами материала, ВМФ были сконцентрированы на береговой охране, а турецкое руководство, в качестве бюджетного варианта решения этой задачи, обращалось к таким инструментам – как миноносцы и подводные лодки.
Вот иллюстрация военно-морской доктрины Турции того времени:
На графике изображено (слева-направо в подписи) количество подводных лодок, миноносцев и фрегатов / корветов в ВМС Турции в период с 1923 по 1949 год. Акценты Турецкой Республики, упомянутые выше, прослеживаются чётко.
Изложенное ниже во многом предопределило балансы сил в окружающих Турцию морях и в наши дни, цитируем:
«В связи с созданием Военно-морского флота лучшим решением считалось устранение проблем безопасности в региональных морях путем дипломатического диалога.
В этом духе Турция подписала «Протокол об ограничении турецко-греческих военно-морских сил с Грецией» 30 октября 1930 года. Согласно протоколу, каждая страна согласилась, что они не будут размещать заказы на новые корабли, не предоставив другой подписавшей стороне предварительное извещение за 6 месяцев.
7 марта 1931 года турецкий флот также подписал аналогичное соглашение с Россией.
Таким образом, Турция избежала гонки за создание военно-морского флота в Эгейском и Черном морях.
Однако статус-кво в Средиземном и Черном морях был в пользу Греции и России.
Чтобы противостоять итальянской угрозе в Восточном Средиземноморье, Турция подписала Ньонское соглашение с Великобританией и Францией 14 сентября 1937 года.
Однако, Турция не признала Средиземноморье своей зоной ответственности. Она просто взяла на себя ответственность за свои территориальные воды.
Впоследствии, чтобы не провоцировать Италию, Турция ушла из Восточного Средиземноморья.
Еще одним событием, которое прямо и положительно повлияло на защиту окружающих морей, стал суверенитет над проливами, который был передан Турции после итальянской угрозы 20 июля 1936 года на основании Конвенции Монтрё.
Поскольку безопасность окружающих морей была установлена в соответствии с соглашениями, для обеспечения безопасности Проливов использовался небольшой военно-морской флот. Однако ответственность за проливы оставалась за командованием укрепленных позиций Сухопутных войск. Военно-морской флот сохранял позицию пассивной обороны за турецкими Проливами (так называются в Турции Черноморские проливы – И.С.)».
Эти моменты – как Турция в плане своих морских границ зажималась ближе к своему побережью – имеют принципиальное значение для понимания нынешней турецкой позиции. В наши дни Турция обвиняет Грецию, ЕС, США и ряд других стран в попытках изолировать её от морских просторов.
Цитируем далее:
«В рамках стратегии Турции в отношении территориальной целостности, выхода из открытого моря и присоединения к соглашениям о безопасности в окружающих морях без создания комплексного военно-морского флота Греция начала концентрироваться на море для реализации своей экспансионистской политики.
Принятие Турцией суверенитета над проливами и права вооружать острова вокруг пролива Чанаккале стимулировало ревизионистскую политику в Греции.
Доктрина «морского превосходства в Эгейском море» считалась путеводной звездой греческого флота, и Греция не собиралась отказываться от этой доктрины.
Когда Турция сосредоточилась на вопросе Хатая, который должен был быть рассмотрен в Лиге Наций в сентябре 1936 года, Греция 17 сентября 1936 года переместила границу территориальных вод Эгейского моря с 3 до 6 миль.
Следовательно, доля международных вод в Эгейском море упала с 75 процентов до 49%; примерно половина моря стала частью суверенитета Греции.
В то время как Великобритания и Германия выступили против шага Греции и не приняли ограничения территориальных вод Греции, Турция не отреагировала, чтобы сохранить дружбу, которая ознаменовала балканскую Антанту и эпоху Венизелоса.
Это событие не получило особого внимания в документах того периода и не появилось в повестке дня парламента. Однако это заложило основу для будущих проблем между Турцией и Грецией. В 1964 году Турция увеличила расстояние своих территориальных вод до 6 миль – ответ на наступление Греции 28 лет спустя. Несмотря на это действие, Турция смогла увеличить свои суверенные права в Эгейском море лишь на 1%».
Говоря о ситуации с турецкими ВМС в ходе Второй мировой войны, турецкие авторы отмечают, что турецкий флот все больше концентрировался в Мраморном море. Цитируем:
«На данный момент основной задачей ВМC была пассивная оборона вокруг турецких Проливов в Мраморном море. Поскольку во время Второй мировой войны важность безопасности Проливов возросла, британские Военно-морские силы предоставили военно-морские подразделения и техническую помощь турецким Военно-морским силам. В 1941 году они предоставили корабли и припасы для защиты проливов. Кроме того, Великобритания помогла Турции установить акустические системы раннего предупреждения для предотвращения входа подводных лодок в Проливы.»
Завершается история первого этапа развития (возвращения турецких ВМС на морские просторы) следующим образом:
«В этой ситуации, когда ВМФ все больше ограничивался Мраморным морем и ориентировался на пассивную оборону, важность ВВС продолжала расти. В начале Второй мировой войны, после того как стал очевиден поразительный эффект авиации, пришло осознание того, что ВМФ не сможет обогнать ВВС. После того как воздушно-десантные войска захватили остров Крит в 1941 году, было высказано предположение, что стране, возможно, не понадобится военно-морской флот. В то время как турецкие ВВС, основанные в 1944 году как независимые силы, в 1947 году поднялись до четырехзвездочного уровня в Вооруженных силах, турецкие Военно-морские силы продолжали выполнять свои обязанности в Мраморном море, будучи связанными с Генеральным штабом на уровне отделения. Военно-морской флот вернулся в Средиземное море в 1946 году, в Анталию в 1947 году и в Кушадасы в 1948 году и впервые отправился в Искендерун в 1949 году. Однако, помимо этого, военно-морской флот оставался ограниченным Мраморным морем.
После войны, пока ВМФ находился в Мраморном море, помимо расширения суверенитета над Эгейским морем в 1936 году, Греция приобрела остров Кастелоризо (Мейс) с островами Додеканес по Парижскому соглашению 1947 года, укрепив свое доминирование в Восточном Средиземноморье.
Греция заполнила вакуум власти в окружающих водах, возникший в результате удержания военно-морского флота в Мраморном море и пассивной защиты района за турецкими Проливами. Таким образом, Турция является «морской страной», передающей острова Додеканес Греции, и отсутствие возражений против этого акта навсегда поставило безопасность границ Турции под угрозу.»
Итак, когда мы говорим про турецкую концепцию «Синяя родина», следует иметь в виду изложенное выше, как первопричину нынешних трений между Турцией и Грецией с Кипром. Именно в период до 1950 года (условно) закладывались те проблемы, которые спустя 70 лет турецкое руководство пытается решить в рамках своего плана по демилитаризации островов Эгейского моря и по прочерчиванию заново границы исключительной экономической зоны.
Следующий, второй этап развития турецких ВМС начался, согласно материалу, после 1949 года и продолжался вплоть до 1991 года. Соответствующий раздел материала озаглавлен следующим образом: «Геополитическая осведомленность и стратегическая необходимость: открытие выхода к морям (1949–1991)».
Цитируем:
«Во втором периоде, который начался после Второй мировой войны, турецкая военно-морская стратегия существенно изменилась, поскольку структура международной системы изменилась из-за внутриинституциональных нарративов и восприятия турецкой стратегической угрозы.
В новой глобальной системе, в которой США и Советский Союз были доминирующими державами, Греция не воспринималась как главная угроза; однако Советская Россия, требовавшая размещения базы в Проливах, рассматривалась как непосредственная угроза.
Поэтому на фоне этой угрозы с Севера Турция и Греция вступили в Организацию Североатлантического договора (НАТО) в 1952 году в качестве союзников. Под эгидой НАТО стало ясно, что зоны ответственности двух стран и состав их вооруженных сил различны. Согласно организационной структуре Верховного штаба союзных держав в Европе (SHAPE), Средиземноморское командование союзных сил взяло на себя ответственность за Средиземноморье и возложило на Грецию ответственность за Восточное Средиземноморье, а на Турцию была возложена ответственность за турецкие Проливы и Черное море.
Турция считалась стратегически важной страной, выступающей в качестве барьера между Россией и Средиземноморьем. Считалось, что нейтральная Турция сохранит господство России на Черном море и позволит России достичь Средиземного моря. Было подчеркнуто, что ВМС Турции, особенно их подводные лодки, могут внести свой вклад в деятельность альянса на Черном море. В НАТО считали, что небольшой флот при поддержке с материка сможет помешать России покинуть Черное море.
Напротив, Греция разработала стратегию, основанную на островах. Её целью было защитить острова, сосредоточив внимание военно-морской мощи Греции на десантных кораблях».
Отметим, что значение Турции для Запада, о котором рассуждают турецкие авторы материалы, имеет равновеликое и для России – с точки зрения соблюдения условий Конвенции Монтрё и блокирования доступа в Черное море кораблей НАТО в период военных противостояний. И, на самом деле, если обратиться к такой постановке вопроса, то она является, как минимум, не менее значимой для турецкой политики, чем задача по «блокированию» России в Черном море. Турция видит Черное море как регионом своего не просто влияния, но и потенциального доминирования. И, в этом смысле, долгосрочное присутствие НАТО Турцию не устраивает. Хотя и с одной оговоркой – и Болгария и Румыния, две черноморских страны, являются членами НАТО, но пока не представляют для Турции угрозы в плане изменения баланса в бассейне не в её пользу.
Продолжаем цитирование материала:
«Согласно конвенции Монтрё, Турция была единственной страной НАТО, способной размещать подводные лодки в Черном море. В соответствии с требованиями сил НАТО, Турции были выделены подводные лодки и оборонительные корабли для защиты Турецких проливов, тогда как Греции был выделен 21 десантный корабль. Таким образом, военно-морские силы Греции превратились в силу, способную проецировать силу; структура ВМС Турции оставалась оборонительной, сосредоточив внимание на защите Проливов от российской угрозы.
Однако в 1949 году ответственность за проливы была снята с командования укрепленных позиций Сухопутных войск и передана независимо созданному командованию (турецких – И.С.) военно-морских сил. Несмотря на изменение организационной структуры ВМФ, стратегия Турции, ориентированная на оборону, возобладала. Стратегический подход Турции во многом зависел от геополитического дискурса НАТО. В это время Восточное Средиземноморье не было на переднем плане. Следовательно, стратегия ВМФ совместно с НАТО развивалась от пассивной обороны Проливов к активной защите в Черном море и за пределами Турецких проливов».
Обратим внимание, как указанное выше распределение ролей привело к дисбалансу сил между Грецией и Турцией, которые, будучи региональными соперниками, обе оказались под крышей Североатлантического альянса. И нынешняя ситуация, которая всерьез беспокоит военно-политическое руководство Турции в плане перекоса в возможностях двух стран в пользу Греции, как можно заметить, — родом из первых лет после вступления двух стран в НАТО.
Продолжаем цитирование документа:
«Идея о том, что Военно-морской флот должен быть освобожден от своей стратегической оборонительной ориентации, была выдвинута в 1959 году главнокомандующим ВМФ Фахри Корутюрком.
Он заявил: «Наш флот — это флот Мраморного моря. Мы можем превратить этот флот в Средиземноморский и Черноморский флот». Однако, береговая стратегическая позиция и отсутствие возможностей оборонной промышленности помешали достижению этих стратегических целей. Спустя годы контр-адмирал ВМФ Афиф Бююктугрул отметил, что это была ошибка, заявив: «Мы настолько полностью верили в греческую дружбу, установившуюся в рамках Балканского альянса, что не ожидали, что Греция вернется к политике Энозиса. Даже после вступления в НАТО мы не могли понять попыток Греции претендовать на Эгейское море и его воздушное пространство».
Стало очевидно, что Турция поняла это довольно поздно после событий на Кипре в 1963 году.
После того, как Турция дала понять о своей способности вмешаться в дела Кипра, появление письма Джонсона вызвало шок по всей стране. В этот период Турция с геостратегической точки зрения интересовалась только Севером; однако в письме говорилось, что, если Советский Союз вмешается в Турцию, НАТО может решить остаться незаинтересованной, и Турция не сможет использовать военные поставки, предоставленные в кипрском конфликте. Получив это письмо, Турция начала рассматривать «независимую военно-морскую политику» помимо политики НАТО и начала понимать необходимость во флоте, способном проецировать мощь».
Отметим, что Кипрский кризис и реакция Запада, прежде всего, США и НАТО на турецкие действия, стала во многих отношениях поворотной точкой для Турецкой Республики. Это касалось, как мы можем заметить из изложенного не только военно-морской стратегии Турции. На те годы пришёлся разворот Турции и в сторону нормализации отношений с СССР, когда она, как минимум, убедилась в том, что НАТО, невзирая на Статью 5 Устава, может и отойти в сторону в случае, если Турция будет защищать свои национальные интересы.