25 июля с.г. в Стамбуле состоялась встреча между министрами иностранных дел Турции, Ирана и Бразилии – Ахметом Давутоглу, Манучехром Моттаки и Селсу Аморимом. Как сообщается в турецкой прессе, стороны собрались, чтобы обсудить последние события, связанные с тегеранским соглашением по обмену иранского урана. Напомним, 17 мая с.г. между этими странами в Тегеране была подписана декларация по обмену иранского низкообогащенного урана на высокообогащенное топливо для тегеранского научно-исследовательского реактора. Согласно достигнутым договоренностям, обмен урана между Ираном и западными странами будет осуществляться на территории турецкого государства. По итогам трехсторонней встречи А. Давутоглу заявил, что Иран готов к проведению в сентябре переговоров с ЕС по вопросам развития своей ядерной программы в мирных целях. Турецкая дипломатия в очередной раз продемонстрировала, что ценит свои связи с Ираном и в дальнейшем стремится лишь укреплять их. Постараемся рассмотреть важность Ирана для Турции с точки зрения геополитики и исторической памяти, как это сделал в своей известной книге «Стратегическая глубина: международное положение Турции» глава турецкого внешнеполитического ведомства.
Идеолог современной турецкой внешней политики, прежде чем приступить к рассмотрению турецко-иранских отношений, подчеркивает, что важной особенностью Ирана является его геополитическое расположение. По словам А. Давутоглу, исламское государство обладает свойствами «межрегионального и межконтинентального транзита», что придает его территории статус «зоны геополитическое взаимовлияния». Эта особенность оказала доминирующее воздействие на ход истории Ирана и служит основой сходства этого государства с Турцией. Иран, как и Турцию, нельзя рассматривать в рамках одного региона, и его влияние ощущается на различных геополитических пространствах. Во многом схожие геополитические особенности Турции и Ирана способствуют сохранению между ними взаимозависимых отношений.
По мнению А. Давутоглу, с точки зрения «внутрирегиональной стратегической целостности» Турции необходимо увеличить свое влияние на афро-евразийском пространстве, что возможно лишь в результате продвижения турецкого государства по всем направлениям. Естественное геополитическое соперничество между Турцией и Ираном пересекается с религиозным соперничеством между этими двумя странами, что в итоге образует общее региональное «конкурентное равновесие». Примечательно, что глава турецкого МИД, анализируя турецко-иранские отношения, использует экономический термин, который является главным условием обеспечения «общественного благосостояния». Этим он, по всей вероятности, хотел обратить внимание на то, что развитие региона, к которому относятся и Турция, и Иран, во многом зависит от укрепления равноправных партнерских отношений, прежде всего, между этими двумя странами. Действия А. Давутоглу в иранском направлении следует воспринимать преимущественно в этом контексте.
Глава турецкого внешнеполитического ведомства рассматривает афро-евразийское пространство в качестве единого целого. Он приводит примеры из истории взаимоотношений между Александром Македонским и персами, Византией и сасанидами, Османской империей и сефевидами, и обращает внимание на то, что между ними всегда существовало «сбалансированное соперничество». Это связано с «историческим взаимовлиянием» по линии «Балканы-Анатолия-Иран». В настоящее время если Турция омывается Черным и Средиземным морями, то Иран – не менее важными в рамках афро-евразийского суперконтинента Каспийским морем и Персидским заливом. По утверждению А. Давутоглу, все эти водные пространства в совокупности дают большие возможности оказывать влияние на глобальное регулирование. С другой стороны, с точки зрения сухопутного пространства, Турция граничит с Балканами, а Иран обеспечивает доступ к Центральной Азии, Афганистану и Индии. Если Турция является для стран Ближневосточного региона «мостом» в Европу, то Иран служит для них «окном» в Азию.
Министр иностранных дел Турции считает, что путем совместных турецко-иранских усилий можно установить контроль над афро-евразийским пространством, простирающимся от Балкан до Южной Азии и охватывающий Центральную Азию, Ближний Восток и Северную Африку. По мнению главы турецкого внешнеполитического ведомства, «ближневосточная треугольная конфигурация» соотношения сил в регионе состоит из Турции, Ирана и Египта. И это естественно, что в отношениях между ними царит атмосфера соперничества. Каждый стремится закрепить отдельные стратегически важные территории за сферой своего влияния. Таким образом, баланс сил, установленный между странами «внешнего треугольника» оказывает определяющее воздействие на общую стратегическую структуру Ближнего Востока. С этой точки зрения турецко-иранские отношения имеют решающее значение в регионе.
Турция и Иран, по сути, взаимодополняют друг друга, и их сотрудничество при сохранении элементов конкуренции отвечает интересам стран Центральной Азии, Кавказа и Ближнего Востока точно так же, как тесные франко-германские отношения служат на пользу Европы. Поэтому, для укрепления внутренней геополитической целостности афро-евразийского пространства, развитие турецко-иранского сотрудничества является непременным условием. Несмотря на временами возникающие между этими двумя странами серьезные противоречия, они не могут не учитывать интересы друг друга, что, в принципе, сближает их.
Одной из главных целей Турции является установление «долгосрочного и сбалансированного контроля» над линией «Багдад-Диярбакыр», сильно напоминающую собой линию между Эльзасом и Лотарингией. По мнению А. Давутоглу, османское государство путем установления суверенитета над этой линией сумело превратить свои границы с Ираном в наиболее стабильные границы региона. Он считает, что присутствие на этой линии «внешних игроков», таких как США и Великобритания, негативно сказывается на «психологии взаимного сотрудничества». Сегодня турецко-иранский диалог подкрепляется схожими взглядами Анкары и Тегерана в отношении «курдского вопроса». Напомним, еще в 2004 г. в ходе визита турецкого премьер-министра Р.Т. Эрдогана в Тегеран Рабочая партия Курдистана (РПК) была объявлена террористической. В 2006 г. стороны договорились наращивать взаимодействие по ликвидации лагерей и баз РПК. В том же году иранские власти провели целый ряд военных операций по уничтожению курдских боевиков иранского филиала РПК, их баз, в том числе на территории Северного Ирака, выдали Турции арестованных функционеров РПК.
По мнению российского курдолога проф. О.И. Жигалиной, по «курдскому вопросу» в политике турецкого и иранского руководства прослеживается определенное сходство: с одной стороны, ведется силовая борьба с курдской оппозицией в Турецком и Иранском Курдистане и за их пределами, с другой – предпринимаются усилия для экономического и политического развития курдских ареалов Турции и Ирана. Кроме того, оба государства проводят активную политическую и экономическую политику в отношении Курдистанского региона Ирака. При этом они солидарны по вопросу формы его самоопределения. В 2011 г. США выводят свои войска из Ирака. В целях укрепления своих позиций в регионе Турция и Иран создали в Курдистане совместные секретные «наступательные оперативные базы» для осуществления военных действий против курдских боевиков.
По словам А. Давутоглу, география компактного проживания курдов занимает важную территорию, представляющую собой «транзитную зону» энергетических, водных и товарных потоков. Стабильность этой зоны очень важна в рамках формирования геополитической целостности региона, где сферы влияния, на взгляд турецкого министра иностранных дел, разделены между турками, иранцами и арабами. Таким образом, основными, с геополитической точки зрения, «факторами неопределенности» вокруг «курдского вопроса» являются: 1) то, что география компактного проживания курдов расположена в зоне регионального и даже глобального соперничества; 2) отсутствие внутренней геополитической целостности.
Что касается ирано-турецкого соперничества на Кавказе, то следует отметить, что у Ирана есть два важных преимущества перед Турцией. Во-первых, с точки зрения геополитического влияния на Азербайджан, если не считать участок в несколько километров с Нахичеванью, то Турция практически не имеет границ с этой республикой. В настоящее время наземное сообщение между двумя государствами может осуществляться через Иран и Армению. Во-вторых, традиционные связи Ирана с закавказскими народами, в отличие от турецко-армянских отношений, не отягощены грузом прошлых обид.
В рамках турецко-иранских отношений необходимо напомнить о дискуссиях по созданию «Кавказского альянса», развернувшихся после пятидневного российско-грузинского конфликта. В ходе своего визита в Баку, 20 августа 2008 г., турецкий премьер Р.Т. Эрдоган официально презентовал свою идею под названием «Платформа стабильности и сотрудничества на Кавказе», которая существенно отличалась от прежних инициатив Турции, поскольку предполагала создание регионального пакта без участия США и ЕС. В «альянс», по замыслу турок, должны были войти Россия, Турция, Азербайджан, Грузия и Армения. Обратим внимание, что среди предполагаемых участников нет также и Ирана. Понятно, что помимо своих прочих целей пакт был разработан против растущего влияния Ирана в регионе. Это не осталось незамеченным в Тегеране. И уже 16 сентября того же года глава иранского внешнеполитического ведомства М. Моттаки заявил, что Иран предлагает «новую региональную инициативу», связанную с урегулированием конфликтов на Кавказе. По мнению иранского руководства, формат «3+3» (три государства Южного Кавказа, а также Россия, Турция и Иран) был бы «гораздо более продуктивным».
Тем не менее, необходимо подчеркнуть, что при всех существующих между Турцией и Ираном противоречиях в последнее время наблюдается стремительное налаживание взаимовыгодных торгово-экономических и иных отношений. Одним из важных факторов, сближающих позиции двух стран, является вопрос о транспортировке как каспийских, так и собственно иранских углеводородов. Значительный вклад в развитие ирано-турецких отношений внесла позиция Турции в отношении Израиля, и, безусловно, проведение ею самостоятельного внешнеполитического курса, одним из проявлений которого принято считать ее роль в урегулировании иранской ядерной проблемы. Все это, так или иначе, отражается на их политике в рамках афро-евразийского пространства.