Афганистан: проблемы и перспективы

После распада СССР наша страна не граничит с Афганистаном, будучи отделённой от него пространствами пяти бывших союзных советских республик ныне суверенных государств: Казахстана, Туркменистана, Киргизии, Узбекистана и Таджикистана. Современная Россия — отнюдь не просто уменьшенный вариант Советского Союза, а новое государство, с иными интересами и приоритетами. Тем не менее, Афганистан сохраняет для нас большое значение. Это обусловлено рядом тесно переплетающихся друг с другом факторов, прежде всего географическим положением, борьбой с апеллирующим к исламу международным терроризмом и производством наркотиков.

Интересы России

Географически Афганистан как бы подпирает с юга Содружество независимых государств (СНГ), которое объединяет все бывшие союзные республики СССР, кроме прибалтийских и Грузии. Причем Афганистан не просто граничит с югом СНГ, но и связан с ним этническими, культурными и религиозными узами. Как известно, таджики, узбеки, туркмены, киргизы живут по обе стороны бывшей советско-афганской границы. Причем таджиков в Афганистане больше чем в Таджикистане. Прерванные во времена существования СССР межстрановые этнические связи сегодня имеют тенденцию к восстановлению. Это не может не делать южные республики СНГ весьма чувствительными к тому, что происходит в Афганистане.

Сегодня эта страна – один из участков фронта с апеллирующим к исламу международным терроризмом. Хотя США и их союзники свергли режим пригревших международных террористов талибов, те остаются важным фактором внутриполитической жизни Афганистана. Успех или неудача борьбы с ними, так или иначе, скажется на России и центральноазиатских республиках СНГ. Ведь апеллирующий к исламу международный терроризм угрожает и им. Кроме того, Афганистан и ныне – крупнейший в мире производитель и поставщик наркотиков. Это также не может не волновать как Россию, так и другие страны.

Крупнейшим событием в политике России по отношению к Афганистану стало списание его задолженности из неоплаченных военных кредитов СССР и клиринговых расчетов, оцениваемой в 11,2 млрд долларов. Это создало возможности государственного финансирования экономических проектов, в реализации которых российская сторона готова оказать помощь своему частному сектору, проявляющему пока мало интереса к экономическим связям с Афганистаном.

Между тем большинство промышленных предприятий и современных дорог в Афганистане построено с помощью Москвы. И совершенно естественно, что их восстановление или модернизация могут быть успешными с помощью специалистов из России.

Афганистан – потенциальный рынок сбыта российской продукции и возможный поставщик полезных ископаемых. Ныне российско-афганский торговый оборот невелик. Причём его большая часть приходится на поставки из России: главным образом керосина, древесины и пиломатериалов, сахара и сахарных изделий.

Особое значение имеют возможные военные поставки Москвы. Ведь именно к советскому оружию привыкли афганцы. Позитивное решение этого вопроса усилило бы потенциал и регулярной армии, и полиции, в чем так нуждается Кабул. В последнее время здесь явно наметились позитивные сдвиги.

За исключением военных поставок Афганистан заинтересован не столько в российских товарах, сколько в российских капиталах. Наиболее перспективными для России могли бы стать инвестиции в добычу полезных ископаемых: нефти, газа, меди, ряд месторождений которых были найдены ещё советскими геологами. Прежде всего, интерес представляют месторождения нефти на севере страны, которые позволяют сегодня добывать примерно 1 миллион тонн нефти ежегодно.

Общий объём нефтегазовых запасов Афганистана оценивается в 40 млн тонн нефти и 137 млрд кубометров природного газа.

В последние годы афганское государство заключило с местными и зарубежными компаниями полторы сотни соглашений о добыче полезных ископаемых. Однако России не удаётся занять здесь лидирующие позиции. Самой большой неудачей здесь стало поражение в тендере на разработку одного из крупнейших в мире месторождений меди в Айнакской долине, открытое ещё советскими геологами. Хотя на него претендовали две российские компании, запасы меди общей стоимостью 88 млрд., долларов сроком на 30 лет перешли в руки китайцев. Тем не менее, российский бизнес ведёт ряд проектов на афганском рынке. Это выигрыш тендера на поставки материалов и оборудования для реконструкции ГЭС «Наглу», построенной советскими специалистами, проект реконструкции Кабульского домостроительного комбината, некогда также созданного СССР. По просьбе афганской стороны Россия согласилась возобновить работы по восстановлению тоннеля на перевале Саланг. Построенный в своё время советскими специалистами он связывает Кабул с севером страны.

Проблемы государственного строительства

По сравнению с прошлыми годами талибы стали сильнее, а их действия более изощрёнными. Сегодня они уже имеют на вооружении зенитные средства. Улучшается и их тыловое обеспечение. Наряду с партизанской тактикой они активно используют террористические акты против государственных чиновников и военнослужащих как правительства Х.Карзая, так и западных сил.

Рост влияния талибов в Афганистане обусловлен тесным переплетением местных условий с внешней поддержкой. Многолетняя война с активным участием внешних сил отбросила эту одну из самых бедных стран Азии в экономическом развитии на много лет назад. Сегодня, опираясь на внешнюю (в основном западную) помощь, она постепенно возрождается, что серьёзно затрудняется политической нестабильностью. Безработица, нищета и коррупция активно толкают население (прежде всего молодежь) в ряды талибов, где они получают средства для существования. Свою негативную роль играют и бомбардировки населённых пунктов с большим числом жертв среди мирного населения, обыски в частных домах. Попытки властей стимулировать отказ от выращивания наркосодержащих культур выплатой денежных премий малоэффективны — производство наркотиков гораздо выгоднее. Недовольство жителей вызывает и ликвидация опиумных плантаций, осуществляемая администрацией Карзая при содействии американцев и англичан, поскольку для миллионов крестьян выращивание опия – единственный источник существования.

Тесно связанные с наркобаронами талибы эффективно используют эту ситуацию в своих целях. Если во время своего пребывания у власти они ограничивали производство наркотиков, то теперь выступают в роли его покровителя и защитника. Многие полевые командиры, располагающие собственными вооруженными формированиями и неприязненно относящиеся к центральному правительству, сотрудничают с талибами.

Ключ к урегулированию внутриафганской ситуации – создание сильной центральной власти. Но на пути к этой цели немало препятствий. После свержения талибов видные представители афганского общества собрались под эгидой ООН в пригороде Бонна с целью разработать план управления страной. В результате начатого там и продолжавшимся уже в Афганистане многолетнего процесса государство получило новую конституцию, двухпалатный парламент и впервые в истории избранного президента — Хамида Карзая. Причем на каждом этапе государственного строительства широко использовались выборы, выборность и другие демократические институты, такие например, как всенародное обсуждение Основного закона.

Новая конституция провозглашает Афганистан Исламской республикой. Ни один закон в стране, говорится в Основном законе, не может противоречить исламу. В тоже время здесь нет никаких ссылок на шариат (мусульманское право) как источник законодательства. Как Конституция, так и её преамбула предваряется традиционной мусульманской формулой «Во имя Бога, милостивого, милосердного». Одновременно в них есть ссылки на демократию, права человека, приоритет международных соглашений, подписанных Афганистаном, Устава ООН, Всеобщей декларации прав человека. Все граждане Афганистана — мужчины и женщины, провозглашает Конституция, имеют равные права и обязанности перед законом. Ответственность за преступление носит персональный характер. Преследование, арест и задержание обвиняемого, и наказание не должны распространяться на других лиц. Как положение о равноправном статусе женщины с мужчиной, так и последний тезис весьма важны для Афганистана. Ведь там до сих пор весьма распространены и приниженное положение женщины, и кровная месть.

Главой Исламской республики Афганистан, согласно её Конституции, выступает президент-глава, как государства, так и правительства. В соответствии с Основным законом в стране существует парламент, состоящий из двух палат: Народной палаты, избираемой прямым голосованием, и Палаты старейшин, частично избираемой, частично назначаемой президентом.

Половину последних должны составлять женщины.

Хотя в Кабуле существует поддерживаемое западным военным присутствием правительство президента Карзая, его контроль над многими (особенно сельскими) районами носит формальный характер. Упрочение позиций нынешнего афганского режима в целом отвечает интересам не только США (его главного спонсора), но и России.

На этом фоне очевидна необходимость активного американо-российского взаимопонимания. Стремясь продемонстрировать свою добрую волю, Москва согласилась на транзит грузов НАТО в Афганистан через свою территорию.

Нынешняя ситуация в Афганистане наглядно демонстрирует – несмотря на международное военное присутствие, без формирования сильного внутреннего блока проправительственных сил добиться коренного перелома в стране невозможно. На первый взгляд ядром такого блока вполне может стать Северный альянс. Ведь именно он всегда активно боролся с талибами.

Однако впечатление это обманчиво. До прямого удара США и их союзников по талибам Северный альянс (тогдашний союзник Москвы и Тегерана) контролировал два региона – Панджшер и Бадахшан, т.е. всего лишь десятую часть страны. Расположенные к северо-востоку от Кабула это населенные таджиками естественные природные крепости. Их жители (в отличие от населения долин) никогда не были заинтересованы в сильной центральной власти. Защиту от врагов обеспечивали горы, а возможность бесконтрольно облагать поборами торговые караваны вполне заменяла выгоды общего экономического пространства. Суровые условия существования здесь веками выковывали и очень прочные родовые связи, и воинственный характер населения.

Лидирующую роль в этом региональном «тандеме» играл Панджшер. Расположенный близ Кабула и господствующий над дорогой из столицы на север он, казалось, самой судьбой был призван играть важную роль в истории страны. К тому же по своим боевым качествам местные таджики всегда приравнивались к пуштунам (основной этнической группе Афганистана). Военные специалисты, подчеркивая их способность к долговременной и упорной обороне, в то же время отмечали привязанность к домашним очагам и неспособность к активным наступательным действиям.

Все эти сильные и слабые стороны населения Панджшера и Бадахшана ярко проявились в противостоянии как коммунистам и советскому ограниченному контингенту, так и талибам. В то же время когда между падением коммунистов и появлением талибов представители Панджшера (Ахмад-шах Масуд) и Бадахшана (Бурхануддин Раббани) стали у руля афганского государства, объединить страну они оказались не в состоянии. В итоге не только пуштунский юг (будущая база талибов), но и непуштунский север превратились в фактически независимые от Кабула.

Попытки сегодня реанимировать ведущую роль Северного альянса в Афганистане, на наш взгляд, скорее всего, принесут схожие плоды. К тому же международный «военный зонтик» может скрыть фактическую децентрализацию, которая, безусловно, произойдет и не только осложнит положение в стране, но и отдалит на неопределенное время сроки вывода иностранного военного контингента (во всяком случае, американского). Как известно, США не раз заявляли о готовности оставить своих солдат в Афганистане «до победного конца». Децентрализация же, так или иначе, будет «лить воду» на мельницу талибов. Ведь в этих условиях они будут представлять единственную альтернативу распаду страны, поддерживаемому извне. Выход из создавшейся сегодня в Афганистане ситуации — не опора на бывший Северный альянс, а создание правительства на широкой этнической базе, обязательно обеспечивающей адекватное представительство пуштунов. Без этого говорить об окончательной победе над талибами, которые и до сих пор пользуются большим влиянием среди них, вряд ли возможно.

Национальный вопрос

По числу этнических групп Афганистан занимает одно из первых мест на Ближнем и Среднем Востоке. Но ключевое значение имеют лишь пуштуны и таджики, составляющие вместе более 60 процентов населения. Причем две трети из них пуштуны и лишь одна треть — таджики. И хотя немалую роль играют узбеки, хазарейцы, туркмены и другие непуштуны, в целом именно эти две этнические группы определяют общую этнополитическую ситуацию в стране. Исторически таджики сформировались как народ оседлый, а пуштуны как оседло-кочевой.

Отсюда локальная ориентация одних и гораздо более широкая других. И это несмотря на то, что социально-экономически таджики в целом более развиты. Исключение составляют лишь жители горных районов: Панджшера к северу от Кабула и Бадахшана на северо-востоке страны. Свое влияние на этнополитическую ситуацию, если не прямо, то косвенно, оказывают и зарубежные пуштуны и таджики. В соседнем Пакистане проживает больше пуштунов, чем в Афганистане, а в сопредельной Центральной Азии (Таджикистане и Узбекистане) – примерно столько же таджиков.

Общенациональные ориентиры и преобладающая численность определили значение пуштунов как объединителей страны. Когда же руль государства дважды переходил к таджикам, Афганистан распадался на отдельные районы. Так случилось в конце 20-х годов прошлого века, когда в Кабуле воцарился бывший разбойник, известный как «Сын водоноса», и в первой половине 90-х годов того же столетия, когда править в столице стали таджики из Панджшера и Бадахшана. Несмотря на явное противоборство на вершине власти, пуштуно-таджикские взаимоотношения в целом не были враждебными. Дело в том, что в Афганистане огромным влиянием пользуются клановые, родовые, племенные институты, и на первый план нередко выходят именно они, а не собственно межэтнические связи. Стремившиеся к централизации пуштуны опирались не на склонных к обособленности сородичей, а на равнинных таджиков, объективно заинтересованных в едином экономическом и политическом пространстве. Именно поэтому столицу Афганистана в свое время перенесли из пуштунского Кандагара в таджикский Кабул. Одновременно таджики Панджшера и Бадахшана блокировались с теми пуштунскими и непуштунскими силами, которые противились централизации.

В прошлом дважды в истории Афганистана, когда к власти приходили слишком радикальные для местного общества пуштунские силы, пуштуны теряли свою ведущую роль. В первом случае это были «младоафганцы» (сторонники модернизации) во главе с эмиром Амануллой, во втором – афганские коммунисты (ядро которых составляли также пуштуны). Причем в своих попытках «перевернуть» афганское общество они напрямую опирались на советское военное присутствие. Оттолкнув от себя большинство как непуштунов, так и пуштунов, и те, и другие, в конце концов, теряли власть, а пришедшие им на смену таджикские лидеры объединить страну не могли.

Сложившаяся ситуация властно требовала возвращения пуштунам прежней лидирующей роли. Эту задачу выполнили в первом случае ополчения пуштунских племен, объединившиеся вокруг бывшего военного министра Амануллы – Надир-хана, во втором – в основе также пуштунское – Исламское движение «Талибан», объединившее под своим контролем 90 процентов территории страны. Единственной неподвластной ему зоной остались Панджшер и Бадахшан.

На этот раз восстановление пуштунами своей ведущей роли потребовало гораздо большего времени. Разрушение старых связей, увеличение в стране доли непуштунов за счет большей миграции пуштунов за пределы Афганистана, возникновение на месте бывшего СССР в Центральной Азии новых независимых государств (в том числе Таджикистана) — серьёзно затрудняло возвращение прежнего «статус-кво». К тому же, став фактически правящей силой в Афганистане, талибы так и не получили международного признания, которого на гребне победы над местными коммунистами удостоились моджахеды из Панджшера и Бадахшана. Массированное вмешательство США свергло пригревший международных террористов режим талибов. Рычаги государственного управления перешли в руки таджиков из Панджшера. Понимая роль пуштунов в Афганистане, на пост президента Вашингтон «провел» пуштуна, что отнюдь неравнозначно реставрации ведущей роли пуштунов. В целом ситуация в Афганистане стала по-своему уникальной – президент-пуштун вынужден сосуществовать с властью таджиков из Панджшера.

В то же время свержение режима талибов в Кабуле отнюдь не привело к исчезновению этого религиозно-политического движения. Правда, его основные силы базируются теперь не в Афганистане, а в соседнем Пакистане, точнее в примыкающем к афгано-пакистанской границе населенном пуштунами районе Вазиристан. Именно здесь, где власть Исламабада слаба, а санкционированные исламом родоплеменные структуры сильны, талибы и хотят создать независимое исламское государство.

Ситуация в Вазиристане опасна и для Афганистана, и для Пакистана, который уже давно выступает не союзником, а противником талибов. Не случайно Исламабад предложил соорудить систему заграждений, своеобразную оградительную стену на пакистано-афганской границе. Сделанное, по словам президента Пакистана, «в целях предотвратить передвижение наркоторговцев и талибов», это предложение, казалось, должно было бы встретить позитивный отклик в Кабуле. Однако президент Афганистана Хамид Карзай отверг его. Оградительная стена, по словам Карзая, не решив проблему проникновения бандформирований с территории Пакистана, в то же время разделит не только племена, но и семьи.

За позицией Кабула стоит старая проблема т.н. «линии Дюранда»: проведенная англичанами между Афганистаном и их владениями в Индии в конце XIX века, она «разрезала» территории пуштунов и белуджей. Возникший в 1947 году, Пакистан считает эту линию государственной границей. Афганистан же сделать это отказывается. За непризнанием «линии Дюранда» скрывается отнюдь не стремление Кабула к экспансии (как нередко утверждают его противники), а желание привлечь симпатии пуштунов, самой крупной этнической группы многонационального Афганистана. И здесь постоянная демонстрация приверженности панпуштунским идеалам играет далеко не последнюю роль. Поскольку же во главе афганского государства стояли, как правило, также пуштуны, такой курс выглядел вполне логичным. Тем более что пакистанские пуштуны и белуджи, влиятельные национальные меньшинства в Пакистане, требуя то широкой автономии, то независимости, охотно опирались на Афганистан.

Под давлением межэтнических противоречий Пакистан однажды уже разваливался (в начале 70-х годов ХХ века на месте его Восточной провинции возникло новое государство Бангладеш). Поэтому «афганская подпорка» пуштунского и белуджского национализма не могла не тревожить Исламабад. Средством нейтрализации этой угрозы служила поддержка в Афганистане пуштунских исламских фундаменталистов и местных этнических противовесов пуштунской власти. Фундаменталисты, выступая за исламскую революцию (радикальное перераспределение власти и собственности), отрицают существование пограничных проблем между мусульманскими странами. Что же касается этнических противовесов власти пуштунов, то здесь главное место отводилось таджикам, второй по численности этнической группе в Афганистане. Белуджи в этом «раскладе» оставались как бы «за скобками». Ведь они в Афганистане составляют незначительную часть населения.

Годы пребывания у власти афганских коммунистов – время расцвета этой политики. Оттолкнув от себя большинство и пуштунов, и непуштунов, Кабул создал весьма благоприятные условия для «игры» Исламабада. Солидным подспорьем здесь служило и то, что пуштунский национализм в Пакистане, по крайней мере, частично, начал разворачиваться в антиафганском направлении. Белуджский же национализм, напротив, сохранил свою прокабульскую направленность. После ухода с политической арены афганских коммунистов ситуация стала меняться. Пуштунские исламские фундаменталисты, набравшие немало очков в борьбе с «неверными», быстро их растеряли. Революция под зеленым знаменем импонировала афганцам немногим больше, чем под красным. В то же время переход Кабула в руки таджиков развязал дезинтеграционные тенденции среди многонационального населения Афганистана, которые затронули и местных пуштунов. Их стихийное воссоединение с пакистанскими «братьями» через «линию Дюранда» представляло для Исламабада серьезную угрозу.

Противодействуя ей, Пакистан способствовал возникновению движения «Талибан». Выступая за восстановление старых форм распределения власти и собственности и опираясь, прежде всего, на пуштунов, оно стало довольно быстро объединять Афганистан. Однако, проникнув на территории, населенные непуштунами, талибы явно вышли за рамки, отведенные им Исламабадом. Первоначальный замысел Пакистана, видимо, заключался в создании, хотя и единого, но в принципе весьма рыхлого государственного образования федеративного типа. При этом пуштуны, даже в случае своего утверждения в Кабуле, должны были бы считаться с фактически автономными непуштунскими силами. Таким образом, жесткая позиция Афганистана по «линии Дюранда» (что, так или иначе, подчеркивало особое положение пуштунов в государстве) была бы невозможна. Естественно, новое объединение Афганистана сильной пуштунской властью неминуемо грозило ее возрождением.

Нежелание «Талибана» считаться с Исламабадом привело к растущему отчуждению между ними. Поэтому и их разрыв после терактов 11 сентября 2001г. в США, которые организовали союзники талибов – международные террористы, носил отнюдь не конъюнктурный характер. Свержение Соединенными Штатами режима талибов вновь разделило Афганистан на отдельные региональные и этнические «квартиры». Правда, формально во главе афганского государства стоит пуштун Карзай, которого поддерживает и американское, и международное военное присутствие. Однако «собирание» Афганистана вокруг Кабула идет крайне медленно. В этих условиях пуштунская и белуджская проблемы в Пакистане вновь обострились. Что касается пуштунского национализма, то он не только по-прежнему «разрывается» между про — и антикабульскими тенденциями, но и частично скрещенный с талибами, приобретает все более самодовлеющее значение. Противостоя как Афганистану, так и Пакистану, пуштунский национализм становится новым, причем весьма серьезным, фактором политической жизни Среднего Востока. На этом фоне особняком стоит белуджский национализм, сохраняющий стойкую антиисламабадскую направленность.

Идёт ли Запад по пути СССР?

18 лет назад, в апреле 1992 года пал режим Наджибуллы, последнего коммунистического правителя Афганистана. Причём произошло это не столько из-за силы противостоящих ему моджахедов, сколько из-за прекращения материально-технической помощи Москвы. 21 год назад советские войска покинули Афганистан. Однако вопреки ожиданиям местное коммунистическое правительство смогло не только самостоятельно держаться три года, но и наносить сильные контрудары по вооружённой оппозиции. И не прекрати Россия после распада Советского Союза свою помощь, не исключено, что и сегодня как Кабул, так и другие города и значительная часть сельской местности находились бы в руках Наджибуллы, который, небезуспешно переплавляя свой коммунистический имидж в общенациональный, предлагал США союз против апеллирующих к исламу экстремистов и международных террористов.

На первый взгляд нынешняя ситуация в Афганистане напоминает времена пребывания в этой стране «ограниченного контингента советских войск». Как и тогда, афганское правительство контролирует Кабул и остальные города (по крайней мере, крупные), в то время как сельская местность (во всяком случае, её большая часть) находится в руках вооружённой оппозиции. Как и тогда гарантом существующей власти выступает иностранное военное присутствие. Причём в обоих случаях, как сроки пребывания иностранных войск, так и их численность (учитывая планы по наращиванию американского контингента) сопоставимы. Правда, потерь у западной коалиции во много раз меньше, чем у Советской Армии. Но это дело наживное. Ведь с увеличением западного контингента потери будут неизбежно возрастать. Как тогда, так и теперь главная опора вооружённой оппозиции — базы в слабо контролируемых центральной властью районах Пакистана, где боевики переформировывают свои боевые порядки, перевооружаются, отдыхают.

Нынешняя и тогдашняя ситуации в Афганистане схожи. Но между ними есть и очень серьёзные отличия. Афганские коммунисты пришли к власти самостоятельно и, как показала практика, могли держаться у власти без прямого военного вмешательства. Имеет ли подобную альтернативу Запад, прежде всего США? Ведь Карзай пришел к власти благодаря прямому вмешательству Вашингтона и его союзников. Правда, ему удалось, задействовав антиталибские механизмы внутри афганского общества, пустить корни в местную почву. Но вот сможет ли он удержаться в Афганистане без прямого внешнего вмешательства — большой вопрос. На минуту представим себе, что это ему или его преемникам удастся. Смогут ли Соединённые Штаты и их союзники праздновать победу? Думается, что нет. Ведь они начали войну в Афганистане под лозунгом искоренения международного терроризма, совершившего агрессию против США. Ограничиться лишь внешней помощью означало бы отступление от поставленных задач, потерю лица в стратегически важном районе мира. Поэтому Вашингтон здесь имеет гораздо меньшую свободу действий, чем Москва, которая в свое время ввела войска для стабилизации режима местных коммунистов. Правда, у США в Афганистане сегодня есть козырь, которого не было и не могло быть тогда у СССР, — постепенное формирование многополярного мира. Во времена «холодной войны» Афганистан был одной из самых «горячих точек». На одной чаше весов здесь оказались Советский Союз и Индия, на другой — США и другие страны Запада, Китай, мусульманские государства, прежде всего Саудовская Аравия и Пакистан. Сегодня ситуация принципиально иная. В условиях многополярности постепенно приходит признание международного терроризма глобальной проблемой, которая требует для своего решения усилий если не всех, то многих государств, порой принадлежащих к различным полюсам современного мира. Опыт Афганистана имеет здесь особое значение. Ведь в прошлом эта страна не раз становилась объектом соперничества внешних сил. Ныне ситуация принципиально иная: против международных террористов, свивших гнёзда в некоторых районах Пакистана и Афганистана, постепенно складывается широкий международный фронт, где присутствуют прежние противники в «холодной войне», такие как Россия, США, Запад в целом, Индия, Китай, мусульманские государства, прежде всего Саудовская Аравия и Пакистан. Таким образом, умеренный ислам также выступает важным союзником в борьбе против апеллирующего к исламу международного терроризма. Не исключено, что со временем таким союзником могут стать и некоторые группировки талибов. Ведь то, что сегодня они выступают в союзе с международными террористами, ещё не доказывает, что это одно и то же.

Можно ли договориться с талибами?

Конечно талибы сегодня настолько тесно связаны с «Аль-Каидой», что отделить одно от другого представляется практически невозможным. Как известно, в свое время именно отказ талибов выдать У. Бен Ладена международному правосудию послужил причиной свержения американцами их режима в Кабуле. Таким образом, этот акт четко вписан в провозглашенную США войну с международным терроризмом. Правда, то что «Талибан» и «Аль — Каида» в Афганистане действуют сообща и даже тесно переплетены друг с другом, не означает, что это одно и то же.

«Аль-Каида» возникла во времена конфронтации между СССР и США как организация, помогающая арабским исламистам принять участие в «джихаде» против афганских коммунистов и ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Ее идейным знаменем служил ваххабизм — религиозно-политическое течение, господствующее в Саудовской Аравии. Его характерная черта – отрицание «культа святых», широко распространенного в мусульманских государствах. Возникнув впервые в Аравии в 18 веке, оно характеризовалось нетерпимым отношением не только к представителям иных конфессий, но и к другим мусульманам. В союзе с Саудитами – одной из местных династий он стал господствующей идеологией в Саудовской Аравии, государстве объединившей большинство территорий Аравийского полуострова к 20 –м годам ХХ века.

До создания собственного государства ваххабизм выступал оппозиционным течением, призывавшим под знаменем «возвращения к подлинному исламу» к радикальному перераспределению власти и собственности. Теперь же он превратился в течение, санкционирующее статус-кво. Хотя практика государственного строительства заставила ваххабитов смягчить свои первоначально крайне жесткие установки в отношении как «неверных», так и других мусульман, они оказались как бы замороженными, готовыми оттаять при благоприятных условиях. Такие условия стали постепенно возникать с 70-х гг. ХХ века.

Хотя огромные доходы от нефти помогали серьезно сглаживать внутренние социальные противоречия, они все же стали давать о себе знать. В этих условиях Саудовская верхушка попыталась вывести апеллирующий к ваххабизму экстремизм за пределы страны. Идеальным средством для этого стал «джихад» в Афганистане. Хотя в этой борьбе афганские моджахеды и арабские исламисты-ваххабиты сражались плечом к плечу, среди них нередко проявлялись острые противоречия (подчас выливавшиеся в открытые столкновения). И это неудивительно. Ведь базирующийся на «культе святых» афганский ислам разительно отличался от его ваххабитского варианта.

В отличие от «Аль-Каиды» «Талибан» возник не во времена советско-американской конфронтации, а после вывода ограниченного контингента, развала СССР и ухода афганских коммунистов с политической арены. Явная неспособность моджахедов, ядро которых составляли непуштуны, объединить страну создала политический вакуум. Распад Афганистана на ряд фактически самостоятельных государственных образований вызвал потребность в появлении новой общенациональной силы, способной объединить страну. Именно такой силой и стало Исламское движение «Талибан». Первоначально оно составляло несколько сот пуштунов-выпускников религиозных школ (медресе) Пакистана. Отсюда их название – талибы (учащиеся). Появившись на территории Афганистана, они стали ядром многотысячного войска, которое начало быстро объединять страну. Таким образом «Аль-Каида» стала своеобразным наследством, которое получили талибы от моджахедов. Причем наследством, претендовавшим на самостоятельные роль и цель. Если раньше такой целью была борьба с мировым коммунизмом, то после распада СССР эта цель явно отошла на второй план. В этих условиях «Аль-Каида» обратила внимание на своего бывшего союзника – США. Взрывы американских посольств в Кении и Танзании и, наконец, чудовищные теракты в США, — все это знаменовало поиск этой международной террористической организации своего места в современном мире. И талибы, чьи интересы носят не глобальный, а локальный характер, оказались их невольными союзниками.

Последнее время в странах Запада, пославших своих военнослужащих в Афганистан, всё чаще высказывается мнение: конфликт в этой стране не имеет военного решения. Концентрированным выражением таких взглядов стала новая концепция американского президента Барака Обамы, выдвинутая в 2009 году, которая означает разрыв с бескомпромиссной политикой по отношению к талибам и поиск договорённостей с ними. В соответствии с концепцией Обамы американским экспертам дано указание о необходимости переговоров с лидерами «Талибан» о создании в Афганистане коалиционного правительства. Естественно, важнейшее условие формирования такого правительства — размежевание талибов с международными террористами. Пойдет ли «Талибан» или его отдельные группировки на столь решительный шаг покажет время.

62.95MB | MySQL:102 | 0,651sec