Ликвидация Бен Ладена вновь оживила старую как мир дискуссию о практике применения «недозволенных методов дознания» и внесудебных расправ в рамках борьбы с террористами, в том числе и исламистскими. В данном случае мы имеем совершенно четко обозначенный кризис западной юридической системы правосудия, которая базируется на презумпции невиновности, что входит в жесткое противоречие с реалиями антитеррористической борьбы.

Тактика и методы деятельности исламистов на современном этапе делает их фактически неуязвимыми для западной «гуманной» юриспруденции, которая подразумевает целый комплекс мер по защите подозреваемого или обвиняемого и наличие целого ряда обязательных косвенных и прямых доказательств вины. Сразу отметим, что, несмотря на всю привлекательность такого рода процедур для гражданских и уголовных дел обычного, так сказать, порядка, они совершенно не подходят для выстраивания некой стройной модели по линии борьбы с террористами.

Необходимо четко ответить себе на вопрос: что такое антитеррористическая война и применимы ли к ней «обычные» нормы юриспруденции. Рискнем вызвать на себя огонь критики и заявить, что обычные методы доследования и проведения оперативных мероприятий в данном случае «не работают». Происходит это по той причине, что террористы не утруждают себя наличием улик, а их система организации терактов вообще является во многом «безуликовой». Условно говоря, полиция зашла в дом и обнаружила в нем тротил и пропагандистскую литературу. Что она может предъявить хозяину дома? Самое большое – незаконное хранение взрывчатого вещества, что карается либо очень незначительным тюремным сроком, либо вообще штрафом. При этом с большей доли вероятности «засвечивается» агент, который «навел» на эту квартиру и чья вербовка и внедрение отнимает много времени. То есть минимальный результат при огромных затратах на первом этапе. И главное, что это не останавливает террористическую активность. А именно этого требуют от спецслужб их правительства. Даже, если полиция обнаружит видеозапись, на которой задержанный будет весело палить куда-то из автомата, явно находясь при этом в расположении боевиков в том же Афганистане, ни один следователь в здравом уме и трезвой памяти (а особенно на Западе) не заведет на основании этого уголовного дела (это не говоря уже о доведении его до суда и успешного завершения). Следователь объяснит радостному полицейскому, что из пленки непонятно, стреляет ли подозреваемый в кого-нибудь или просто в «белый свет как в копеечку»; а если в кого-нибудь, то где труп и кто его осматривал; и вообще это происходит за границей, что не подпадает под национальную юрисдикцию. Как выясняется, арестовать человека очень непросто, если честно соблюдать все формальности. Чтобы не быть голословными, приведем пример трех кабардинских «сидельцев» в Гуантанамо, которые были выпущены, а на родине ни под какие статьи не попадали, ходили на свободе, а через полгода организовали нападение на Нальчик. И самое главное, что все было юридически правильно и укорять наши следственные органы в разгильдяйстве нельзя.

Пытаясь подвести борьбу с террором под обычную юриспруденцию, государственные администраторы ставят свои специальные службы в положение шизофреников. Последние очень быстро, столкнувшись с реалиями антитеррористической войны (а этот термин надо запомнить), начинают осознавать, что добиться какого-либо результата возможно только при условии практически полного отказа от правил обычной юридической практики. Можно сколь угодно долго говорить о том, что это плохо, но эта война требует оперативности, а оформление судебных решений на проведение оперативных мероприятий очень долгая процедура, в результате чего теряется работа на опережение. Можно возразить, что «обычные бандиты» тоже действуют не по правилам и не утруждают себя излишней бюрократией. Это так, просто исламистский терроризм и обыкновенный бандитизм – вещи разного порядка и соответственно степень угрозы национальной безопасности с их стороны соизмерять нельзя. Последствия террора в данных конкретных обстоятельствах сравнимы только с угрозой распространения наркотиков.

Таким образом, необходимо прямо заявить, что широкомасштабная антитеррористическая война является именно войной. А во время войны действую совершенно другие законы. Попытки преодолеть эту юридическую коллизию в России, например, пытались путем введения режима КТО (контртеррористической операции), американцы используют не подпадающую под законы США территорию Гуантанамо и т.п. Для того, чтобы развязать руки своим спецслужбам, правительства идут на создание различного рода «эскадронов смерти», которые действуют на внесудебном поле. Так было во Франции, где воевали с ОАС, или Испании, которая боролась с басками. Естественно, что в процессе дознания и допросов захваченных террористов используются пытки. Плохо? Очень. Но другого способа быстро получить информацию нет. Как не существует другого способа кроме хирургического вмешательства вырезать аппендицит. Плохо это или хорошо, в данной ситуации уже абсолютно неважно, это просто так есть. Про различного рода «сыворотки правды» рассуждать не будем. Ограничимся лишь констатацией того, что результаты их применения не однозначны. Как и полиграфов.

Таким образом, информацию получают либо от «языка» (90% случаев), либо от внедренного агента, что очень редко в силу длительности этого процесса и сложности способов связи, без регулярности которой его эффективность равна нулю. Это особенно актуально в отношении боевиков, которые воюют в лесу или горах.

Чем чревата такая практика? Безусловно опасностью предвзятости, ошибок, сведения счетов и т.п. Кроме того, необходимо отдавать себе отчет в том, что она наносит непоправимый зачастую ущерб психике сотрудников, которые ее осуществляют. При этом отсутствует ротация (а где взять столько опытных сотрудников?) и нормальная система реабилитации.

Но других способов пока не придумано. Так что, цивилизованному миру надо выбирать и идти на сознательное раздвоение стандартов своей юриспруденции. Что собственно и происходит. Просто надо отбрасывать в сторону излишнюю стыдливость и прямо продекларировать, что такая ситуация требует жестких мер, которые чреваты ограничением гражданских прав части граждан и не подпадающими под обычные мерки методы.