««Арабская весна» началась в Западной Сахаре в 2010 году».

««Арабская весна» не пришла в Западную Сахару».

Такие, прямо противоположные мнения высказывались французскими  политическими обозревателями в начале 2012 года.[i]

Прежде, чем говорить о событиях «арабской весны» на территории, которую мы привычно называем «Западная Сахара», необходимо уяснить, что на самом деле обозначает это название в настоящее время. После «мирной» аннексии «исторических марокканских земель» в результате организованной королем Хасаном II кампании по массовому переселению марокканцев на Юг, которая получила название «Зеленый марш», Западная Сахара стала фактически частью королевства Марокко. Марокканские войска контролируют не всю территорию, отведенную на карте мира для создания  Сахарской Арабской Демократической Республики (САДР), которую представляет фронт ПОЛИСАРИО. С 1982 по 1987 год были созданы шесть оборонительных линий, т.н. песчаных стен, которые в какой-то мере, но не полностью, препятствуют проникновению на марокканскую территорию бойцов фронта, а в последние годы – боевиков «Аль-Каиды в странах Магриба». Пространство между линией обороны и границами Мавритании и Алжира составляет 20% от площади Западной Сахары или 53 200 кв. км. Эта, по терминологии фронта ПОЛИСАРИО «освобожденная территория», «буферная зона» — в марокканской трактовке, предоставляет полную свободу для нелегального трафика оружия, наркотиков и людей. 

В Марокко три темы не могут быть подвергнуты критике: король, ислам и принадлежность Западной Сахары. Это отражается как в официальной информационной политике, так и в общественном мнении. Большинство марокканцев не сомневается в том, что Сахара – «марокканская», а не «Западная». Например, вот что показал опрос, проведенный еженедельником «Актюэль» на тему: «Правильно ли поступает Марокко, отказываясь возвращаться в Африканский союз, членом которого является самопровозглашенная САДР?». 78,2% из 714 респондентов считают, что правильно, 18,3% — нет, 3,5% — не определились в этом вопросе.[ii]

Начиная с 2008 года, когда король Марокко провозгласил начало политики децентрализации власти, что применительно к Западной Сахаре означает широкую автономию и местное самоуправление, возрос объем государственных инвестиций в регион. Бюджетные средства направлялись на экономическое развитие, социальные проекты, строительство муниципального жилья, образовательные программы для сахарской молодежи. Одновременно велась идеологическая работа с населением, как средствами официальной пропаганды, так и через суфийские братства. Ряд сахарских политиков, бывшие сторонниками фронта ПОЛИСАРИО, перешли на сторону короля и получили «теплые» места в политической системе Марокко. Политика раздачи «пряников» развратила население сахарских провинций, которое стало фактически паразитировать на различных субсидиях и льготах, выделявшихся марокканскими властями. Более того, для сахарцев стало обычной практикой, потратив эти средства на Канарах или в Испании, получать финансирование от ПОЛИСАРИО, записавшись в члены какой-нибудь фантомной сепаратистской организации типа «Сахарской ассоциации жертв нарушения прав человека марокканским государством». Характерный штрих к этой картине добавляют сетования одного из активистов такой организации: «Проблемы невозможно решить. Сахарцы, составляя менее 20% населения, стали маргиналами. Власти предоставляют им участки земли, дома и работу, на основные продукты питания существуют 50% дотации. Но, на всё это имеют право те, кто считается «хорошим марокканцем». Если человек ведет борьбу за права человека, выражает мнение сторонников независимости, он подвергается дискриминации».[iii] Яркий пример психологии сахарца, который объясняет причины начала конфликта, разразившегося в ноябре 2010 года. Все началось 19 октября, когда в пустыне возник палаточный лагерь под названием «Агдим Изик» в 13 км от административного центра сахарских провинций города Лааюн (Эль-Аюн – в соответствии с официальным написанием на картах). Первоначально в лагере собрались недовольные той самой дискриминацией, требовавшие земли, работы и жилья. Этим воспользовались активисты фронта ПОЛИСАРИО, сформировавшие координационный комитет и возглавившие лагерь. Судя по всему, комитет располагал достаточными средствами, поскольку порядок в лагере поддерживался молодыми людьми, имевшими в своем распоряжении внедорожники и современные средства связи. Постепенно экономические требования уступили место политическим. Одновременно лагерь разрастался, число его обитателей увеличилось с 5000 человек в начале до 15000 – к моменту взрыва. 4 и 5 ноября марокканские власти попытались договориться с делегацией представителей лагеря об удовлетворении социально-экономических требований его обитателей. Но достигнутое соглашение об организации в лагере бюро для регистрации нуждающихся и выделения им участков земли и жилья было сорвано на следующий день, когда толпа молодежи забросала камнями прибывших на место чиновников. Было очевидно, что силы, возглавившие «Агдем Изик» не стремятся к решению проблем населения, а преследуют политические цели. Символично и важно для фронта ПОЛИСАРИО было, чтобы лагерь протеста против «марокканских колонизаторов» просуществовал до 6 ноября,  35-й годовщины  «Зеленого марша», который сепаратисты называют «Черным маршем». 6 и 7 ноября семьи, нужды которых были удовлетворены властями, стали сворачивать свои палатки и покидать лагерь. Молодые люди на внедорожниках, контролирующие территорию в несколько гектаров, воспрепятствовали этому. Власти приняли решение ликвидировать лагерь, провозгласив официальной целью операции «рассеяние банды, которая удерживает в лагере лиц, получивших помощь государства».

Утром 8 ноября 2010 года части полиции, жандармерии и вспомогательных войск окружили лагерь, с помощью громкоговорителей предлагая свернуть его. В то время как часть обитателей начала покидать  лагерь, другая атаковала силы правопорядка, которым было запрещено открывать огонь в ответ во избежание жертв среди женщин и детей, забрасывая их камнями и бутылками с «коктейлем Молотова». По мере продвижения вглубь палаточного лагеря солдаты и полицейские подвергались нападению со стороны сахарской молодежи, вооруженной холодным оружием. За первые два часа операции в госпиталь Лааюна были доставлены 80 тяжело раненных солдат. Десять солдат и полицейских были зверски убиты. Свидетельства очевидцев оставляют тяжелое впечатление.[iv] «В какой-то момент жандарм оказался один среди палаток. Его окружили около двадцати человек. После того, как он упал под ударами, один из нападавших распорол ему живот и помочился на труп».

Около 9 часов утра восставшие прорвали заграждения вокруг лагеря и на десятках внедорожников устремились в Лааюн, где к ним присоединились молодые горожане-сахарцы. В то время как основные силы правопорядка оставались на зачистке лагеря,  город оказался практически без защиты. Наблюдатели отмечали четкость и организованность, с которыми велся погром города. На главных улицах действовали многочисленные группы, каждая из которых состояла из 30-35 боевиков, вооруженных холодным оружием, в сопровождении 4 автомобилей, нагруженных камнями и бутылками с зажигательной смесью. Каждую группу вел проводник, указывавший, какие здания атаковать, а какие нет. Загорелись государственные учреждения, магазины, частные лавки, жилые дома. К полудню город был накрыт черным дымом. Жители города, не принадлежащие к коренному населению Сахары, организовали оборону своих жилищ и торговых точек. Они тоже были замечены в актах вандализма, направленных на объекты собственности, принадлежащие сахарцам. До момента возвращения войск после ликвидации лагеря в Лааюне развернулась по сути локальная гражданская война. Во второй половине дня город был взят под контроль армией и полицией.

По официальным данным Рабата, в результате этой операции погибли 13 человек, в том числе 11 сотрудников сил безопасности, 163 человека были арестованы. Фронт ПОЛИСАРИО, по мнению журнала «Жён Африк», представил «фантасмагорическую» картину битвы: 11 павших бойцов, 159 пропавших без вести, десятки убитых мирных жителей и 4500 раненных, что не подтверждается никакими свидетельствами.[v] Телевидение и пресса Алжира, поддерживающего сахарских сепаратистов, сообщали об «интифаде» в Западной Сахаре по аналогии с палестинским сопротивлением, а Лааюну присвоили эпитет «город-шахид». События 8 ноября 2010 года вызвали в целом негативную реакцию в мире. МИД Франции охарактеризовал события в сахарских провинциях как «очень серьезные» притом, что Париж традиционно поддерживает Рабат в западносахарском вопросе. В то же время, Париж воспрепятствовал скорейшей отправке в Марокко комиссии ООН по расследованию этих событий. Мадрид также потребовал от Рабата «срочных разъяснений» относительно того, что произошло в сахарских провинциях, некогда принадлежавших Испании.[vi] МВД Марокко представил свою версию действий марокканских сил безопасности при ликвидации лагеря, делая акцент на том, что они столкнулись при этом с «дикими методами» и «варварскими действиями» обитателей лагеря.

Следует отметить, что подавляющее большинство участников событий были молодые люди. Можно констатировать, что они были заражены идеологией сепаратизма, пропаганда которой со стороны фронта ПОЛИСАРИО идет рука об руку с финансовой поддержкой со стороны Алжира. В то же время марокканская администрация сахарских провинций не смогла удовлетворить потребности сахарцев в той мере, в которой им хотелось бы.

Несмотря на пропагандистские утверждения французских электронных СМИ, поддерживающих фронт ПОЛИСАРИО, события в Лааюне не стали толчком к началу «арабской весны».[vii] Очевидно, что масштаб описываемых событий намного превышает эпизод с самосожжением тунисского безработного. Они, тем не менее, не вызвали цепной реакции протестных выступлений против марокканских властей. В целом общественность Марокко не была вовлечена в эту проблему в силу того, что западносахарские территории рассматриваются ею как неотъемлемая часть страны. На международном уровне политические обозреватели и в целом западные СМИ не стали раздувать события в Лааюне. Это объясняется экономическими интересами Западной Европы в Северной Африке. Критика Рабата абсолютно нежелательна на фоне разворачивающегося глобального энергопроекта Desertec, который предполагает улавливание энергии солнца, воды и ветра в пустынях и на побережье Северной Африки. Затем эта энергия пойдет как на собственные нужды стран-производителей, так и потребителям юга Европы. Основные солнечные технопарки расположены непосредственно в Лааюне (Эль-Аюне) и Кабо-Бохадоре, то есть в сахарских провинциях Марокко.

«Арабская весна» 2011 года, придя в Марокко, не обошла стороной и Западную Сахару. Как уже отмечалось, Западная Сахара в сознании марокканцев, а тем более молодежи, которая не помнит «горячую» стадию заподносахарского конфликта, закончившуюся в 1991 году, является неотъемлемой частью королевства. Поэтому при подготовке протестных выступлений были налажены связи и с южными провинциями страны. В организации протеста неопытной молодежи оказывала помощь сеть ассоциаций по защите прав человека, одна из которых активно действует в Лааюне. В начале февраля 2011 года группа молодых марокканцев призвала всех своих соотечественников через социальную сеть «Фейсбук» выйти 20 февраля на «мирную манифестацию» с требованиями проведения в стране «широкой политической реформы». В день общемарокканской акции в ближайших к Лааюну городах Марокко с преобладающим берберским населением, таких, как Агадир и Гельмим на демонстрацию вышли несколько десятков тысяч человек. В главном сахарском городе это был обычный воскресный день. Только 40 активистов (по официальным данным) собрались перед штаб-квартирой Демократической конфедерации труда. Лозунги манифестантов носили исключительно социально-экономический характер, никакой политики. Такую слабую поддержку «Движения 20 февраля» в Сахаре можно объяснить словами «местного источника» журнала «ТельКель»: «Память о 8 ноября (2010 г. – Н.С.) ещё очень свежа. Люди избегают собраний в какой-либо форме».[viii] Страх и взаимная неприязнь между переселенцами из Марокко и коренными жителями не позволила им объединиться и вместе присоединиться к общемарокканскому движению. Без сомнения, решающую роль в недопущении протестных выступлений в этом регионе сыграла политика «кнута и пряника», проводимая властями. С одной стороны, по свидетельству члена Марокканской ассоциации по правам человека Хаммуда Игилида: «С момента ликвидации лагеря «Агдем Изик» запрещены все манифестации». С другой стороны, новый губернатор провинции, назначенный королем 26 ноября 2010 года, Халил Дхиль утверждает, что: «Социальные требования, выдвинутые в лагере «Агдем Изик», были справедливыми, и мы стараемся найти для них решения. Арабская весна – это болезнь, теперь люди требуют всё, что угодно, это провокация! Настоящая проблема – это безопасность, и нельзя её нарушать». [ix]

С учетом того, что в ходе ноябрьских событий 2010 года большинство активных сторонников независимости Западной Сахары бежали из страны, были арестованы марокканскими властями (до сих пор часть из них находится в тюрьме) или просто «исчезли», некому было подхватить «знамя свободы», которое развернула молодежь Марокко в феврале 2011 года. Это позволяет нам с уверенностью сказать: ««Арабская весна» не пришла в Западную Сахару».