Мы уже писали о решении Парижа и Лондона резко повысить уровень внутреннего конфликта в Сирии. Одновременно с поставками оружия сирийской оппозиции начнется и активизация операций по заброске боевиков-джихадистов в страну. Турция, таким образом, превращается в мощный перевалочный пункт по переправке не только боевиков, но и оружия. В этой ситуации роль Анкары резко меняется, и она становится одним из ключевых опорных пунктов проведения подрывных операций против режима Б.Асада без всяких дипломатических условностей. В этой связи вновь возникает вопрос о правомерности утверждений французов и британцев «о жестком контроле за адресатами получения помощи среди сирийских боевиков». Рискнем сделать вывод о том, что последнее решение Лондона и Парижа приведет к усилению и без того мощного влияния радикального исламистского сегмента в сирийском оппозиционном движении. И что самое прискорбное – прежде всего в его вооруженном крыле.
Согласно данным ряда экспертов, саудовские спецслужбы в последний месяц резко активизировали свою поддержку сирийским повстанцам из самых радикальных групп сопротивления. Причем эти формы начинают приобретать характер открытого вмешательства. В Сирию направляются группы офицеров спецназа саудовской армии, которые перед этим проходят подготовку в Военной академии им. короля Фейсала под Эр-Риядом. Обучают их французские и пакистанские инструкторы. Перед отправкой саудовские офицеры формально увольняются из вооруженных сил, и получают новые документы. Такие группы работают в качестве советников и командиров высшего звена исключительно в отрядах «Джабхат ан-нусра». Причем не только в Сирии, но и в провинции Анбар в Ираке. По тем же данным, недавнее резонансное нападение на конвой иракских и сирийских войск в этой провинции, когда погибло 46 сирийцев и 12 иракцев, было спланировано одной из таких групп саудовских советников.
В этой связи резко поменялись ориентиры и Анкары. Турецкая спецслужба МИТ, которая является основным координатором операций против режима Асада, все теснее и теснее координирует свою деятельность именно с исламистскими группами сопротивления, которые либо создаются при непосредственной финансовой помощи, либо «перекупаются» в рамках смены их руководства. Это тактика была одобрена в конце прошлого года премьер-министром Р.Эрдоганом и подразумевает многовекторность в оказании поддержки всем сегментам сирийской оппозиции. Таким образом, Анкара отказалась от принципа опоры только на Сирийскую свободную армию (ССА), которая создавалась при открытой поддержке Турции фактически с самого начала конфликта. Смысл таких действий – создание собственных позиций в исламистском крыле сопротивления, которые могут создать альтернативу просаудовским отрядам после свержения Б.Асада. На это нацелены и действия Анкары по открытию всех имеющихся логистических коридоров на турецко-сирийской границе для переправки боевиков именно из числа радикалов.
Одной из таких групп является действующая в Алеппо «Бригада Омара Фарука». Во время последних боев с правительственными силами она понесла довольно значительные потери, потеряв порядка десяти боевиков. Костяк группы составляют сирийцы и турки, которые ранее проходили учебу в религиозных школах по изучению Корана в Алеппо. При этом эксперты отмечают, что многие из нынешних боевиков группировки прибыли на учебу в Сирию из Турции еще до начала кризиса.
Вторым направлением контактов МИТ с радикалами с целью распространения влияния на эту часть боевиков является использование «чеченского фактора», который был апробирован еще в период активной фазы боевых действий в Чечне. В настоящее время турецкие спецслужбы через ранее налаженные связи среди эмиссаров чеченских НВФ в Турции резко активизировали контакты с группой «Бригады Муджахедов» под командованием Абу Омара аль-Шишани и Абу Мусаба. Это чисто «чеченская» группировка, в костяк которой вошли ветераны войны в Чечне. При этом среди них отмечены чеченцы из Сирии, Турции и Иордании. Это на сегодняшний день вторая по численности «чисто иностранная» группа после ливийских «добровольцев». Как предполагают эксперты, ее численность в ближайшей перспективе возрастет еще больше. В ее составе воевал и погибший сын одного из известных полевых чеченских командиров Р.Гелаева Рустам. Кстати, его тело после гибели было вывезено для погребения через Турцию в Грузию.
В общем-то, ничего нового в данном случае турки не выдумали. Они просто слепо калькировали схемы поддержки чеченских наемников (в данном случае это более чем уместное определение), которые были отработаны во время гражданской войны в Чечне. Та же система финансовой подпитки через чеченских эмиссаров в Турции, которая поступает из саудовских фондов. Добровольцы на чисто материальной основе вербуются среди многочисленных представителей чеченских эмигрантов в Турции. Да и в самой Сирии в свое время осело много боевиков НВФ и членов их семей. Но принципиально важное отличие в том, что фонды из стран Персидского залива в данной схеме играют незначительную роль, а основные финансы (и оружие, чего не было в Чечне) поступают непосредственно от государственных структур Турции.
Если мы превратимся на время в циников, то отметим несколько положительных факторов именно для России. Первое и главное – это то, что в настоящее время основная часть финансовых потоков (половина из которых будет в обязательном порядке расхищена и поделена между чеченскими «финансистами» и их кураторами из МИТ) поддержки исламистов переориентирована на Сирию, что, безусловно, самым положительным образом сказывается на ситуации на Северном Кавказе. На сирийском направлении сосредоточены и каналы переправки джихадистов. А это дает России определенную передышку. Вопрос только в том, сможет ли она этим в полной мере воспользоваться.
Что же касается Сирии, то, исходя из вышесказанного, еще раз сделаем вывод о том, что вероятность попадания западного оружия «не в те руки» является крайне высокой. То же самое справедливо и по отношению к химическому оружию. Эта тема остается важнейшим фактором развития ситуации в Сирии, прежде всего с точки зрения возможности его попадания в руки радикальных исламистов со всеми печальными последствиями такого сценария. Отметим и еще один момент, который связан с этим. Наличие такого оружия и невозможность предотвратить со стопроцентной гарантией возможности его применения сирийским режимом является мощным сдерживающим фактором, который удерживает США и его союзников по НАТО от прямой военной интервенции в Сирию. Наряду со многими другими факторами, типа нежелания влезать в новый непредсказуемый конфликт, именно фактор наличия химического оружия у нынешнего сирийского режима делает прямое иностранное вмешательство очень маловероятным. По крайней мере, в настоящее время. При этом отметим, что в Пентагоне и ЦРУ США практически полностью исключают в настоящее время применение химоружия режимом Б.Асада против повстанцев. Заявления британских и французских высокопоставленных экспертов «о реальности такой возможности» необходимо расценивать исключительно с точки зрения пропагандистского обеспечения решения Парижа и Лондона о поставках оружия сирийским повстанцам.
Во многом и нежелание американцев влезать в сирийский конфликт в полной мере объясняется еще и этим моментом. Естественно, что возможность снятия эмбарго на поставки оружия сирийским повстанцам тесно связана именно с рисками катастрофы, которая вполне реальна при резком падении режима Б.Асада. И это не только набирающие силу исламисты, но и несанкционированное применение химоружия той или иной группировкой, в том числе и в процессе борьбы за власть. Этот момент, помимо очень высокой степени вероятности попадания химоружия в руки радикалов, также учитывается аналитиками ЦРУ США и Пентагона. Интересно, что американцы в качестве одной из основных задач определили и блокирование возможности попадания сирийского химоружия в руки саудитов через подконтрольные им отряды боевиков. Отсюда определена и решается задача «номер один»: при всех вариантах развития событий не допустить любой ценой отсутствие контроля над арсеналами химического оружия. Даже и с помощью прямого военного вмешательства в случае крайней необходимости. И этот вариант также прорабатывается в Пентагоне. Это может быть операция силами специально подготовленных групп сирийских повстанцев под командованием американских инструкторов (подготовлены на базе иорданского спецназа под Амманом), либо прямая операция крупными силами сил быстрого реагирования. В зависимости от развития ситуации предполагается использовать ту или иную схему, но большинство экспертов склоняются к тому, что вероятнее всего симбиоз двух этих составляющих. То есть в первом эшелоне пойдут сирийские группы с американскими командирами, которые возьмут контроль над арсеналами, а затем в суточный период на подготовленный плацдарм высадится уже кадровый спецназ США и Великобритании. С соответствующей авиационной поддержкой, для чего будут использованы военные базы в Турции и Израиле.
При этом американцами не исключаются и «мирные формы» решения этой проблемы. Здесь задействуются все возможные формы и методы, в том числе и прямые контакты с сирийскими спецслужбами. А вернее с самой влиятельной – разведкой ВВС, которой собственно и поручено контролировать сохранность арсеналов химоружия. Такие (вначале опосредованные) контакты были установлены ЦРУ США и МИ6 еще осенью прошлого года с помощью Управления общей разведки (УОР) Иордании. Именно иорданцы вышли на контакт с руководством разведслужбы ВВС и убедили их в необходимости создать канал постоянной связи с американцами и британцами. С тех пор эти отношения только укрепились. При этом сирийцы пошли на беспрецедентные шаги по убеждению американцев в надежности охраны складов с химоружием. Для этого даже были организованы визиты делегаций сотрудников УОР Иордании, в которые негласно входили и оперативники ЦРУ США, на эти арсеналы. И результаты «инспекции» американцев удовлетворили.
В ЦРУ рассматривают эти прямые контакты с самой могущественной и самой приближенной к президенту Б.Асаду спецслужбой как очень важный аспект своей деятельности на сирийском направлении. Отметим, что Дамаск регулярно обвиняет различные западные страны «во вмешательстве во внутрисирийские дела», при этом умышленно умалчивая роль американцев. Это тоже часть условий игры.
Если называть вещи своими именами, то Дамаск имеет неформальный канал обмена информацией с Вашингтоном, который организован и поддерживается исключительно по каналу спецслужб. И, как предполагается, — не только исключительно о возможности нераспространения химоружия. Осторожная позиция Вашингтона на «сирийском направлении» есть часть договоренностей с сирийским режимом об определенных правилах поведения в данной ситуации. Белый дом в данном случае отказался от участия и руководства широкоформатными тайными операциями против режима Б.Асада, включая поставки оружия и тренинга повстанцев. Это не относится к тем группам, о которых мы уже упоминали и которые должны быть задействованы только в «час Х». То же самое относится и к финансированию сирийской оппозиции, которое осуществляется исключительно через два частных фонда, и объемы которого все время вызывают разочарования у оппонентов Б.Асада. Взамен Дамаск гарантирует сохранность складов с химоружием и выражает готовность к диалогу с оппозицией. И даже по вопросам согласования возможного «мирного» ухода Б.Асада.
Такая позиция сторон выглядит абсолютно логичной. Вашингтон опасается возникновения в Сирии перманентного очага исламистского радикализма, что однозначно вызовет дестабилизацию в том же Ираке и Ливане. А американцы расценивают режим Н.аль-Малики в Ираке как своего потенциального союзника, даже несмотря на его крен в сторону Ирана. Доказательством этого являются многомиллионные контракты по продаже американского оружия Багдаду, а также сильные позиции компаний США на иракском нефтяном рынке. В этой связи в Белом доме очень не хотят дальнейшего укрепления отношений Багдада с Тегераном, а также вынуждены учитывать позицию курдов, которые без восторга оценивают перспективы прихода к власти в Сирии исламистов. Это тоже влияет на позицию американцев.
У Дамаска свои резоны. Сирийское руководство прекрасно понимает, что от позиции Вашингтона напрямую зависят формы и методы давления на режим, и основная задача в этой связи – сохранить существующее положение вещей на как можно более долгую перспективу с использованием единственно работающего в настоящий момент фактора «исламистской опасности в случае падения вертикали власти в Сирии».