Последние бои в Сирии, как мы уже писали, демонстрируют минимизацию еще одного аспекта вооруженного противостояния. А именно, использование смертников для совершения резонансных террористических актов. Такие теракты являются классической визитной карточкой присутствия в том или ином регионе представителей т.н. «Аль-Каиды». В случае если в какой-либо «горячей точке» начинается использование террористов-смертников, можно с полной уверенностью констатировать присутствие в ней джихадистского, чаще всего иностранного следа. В общем-то недаром, политическая оппозиция Б.Асада на первом этапе конфликта всячески старалась опровергнуть использование повстанцами этих форм борьбы, переводя стрелки на происки и провокации специальных служб режима. При этом использование смертников, нашедшее сейчас особо широкое применение в Ираке и Афганистане, для многих стран и народов является абсолютно нетрадиционным явлением, и эту практику в большинстве случаев следует считать полностью экспортированным продуктом. Это в полной мере касается и нашего Северного Кавказа.
Пик самоубийственного терроризма здесь пришелся на конец 90-х — начало 2000-х годов, что, в общем-то, было не случайно. Заметим, что в период первой чеченской кампании таких эпизодов было значительно меньше, что свидетельствует о том, что в условиях относительного равенства в обычных методах вооруженного противостояния, в использовании террористов-смертников большой нужды нет. Они нужны тогда, когда нанести наибольший урон противнику иными средствами затруднительно, не говоря уже о психологическом аспекте воздействия на противника. Действительно, использование таких методов предельно облегчают возможности доставки самодельных взрывных устройств непосредственно к цели, при этом минимизируя риски срыва подготовки теракта на стадии его подготовки. Маскировка под мирных жителей является наиболее сложной для противника, а в условиях ислама – еще и наиболее продуктивной в случае использования женщин. Не в мусульманских правилах лишний раз подходить к женщинам без серьезного повода. При этом задействование заминированных автомобилей срабатывает лишь на первом этапе, а затем фактически полностью блокируется использованием комплекса защитных сооружений.
На конец 90-х-начало 2000-х гг. пришелся и основной пик заброса иностранных джихадистов на Северный Кавказ, что тоже сыграло свою роль. Но больше идеологическую и финансовую.
Сразу оговоримся, что не существует ни одной внятной работы по вопросу психологической подготовки смертников. Как не существует и документальных инструкций самих джихадистов по данному вопросу. По крайней мере, подобного рода документы никогда не попадали в руки как российских, так и иностранных спецслужб. Из того опыта, который накоплен, в частности, в период контртеррористической войны на Северном Кавказе, можно сделать несколько выводов.
Обязательным условием применения самоубийственных методов войны является присутствие иностранных джихадистов на территории той или иной страны. Или, как минимум, обучение отечественных организаторов этих терактов в том же Пакистане или Афганистане. При этом применительно к нашему Северному Кавказу среди них не обязательно все являются религиозными фанатиками.
Обязательным условием использования террористов-смертников являются деньги и заказ на такого рода деятельность. Без финансов вообще невозможна сколь-нибудь активная партизанская война на постоянной основе. Первоначальный энтузиазм и добровольность без серьезных финансовых вливаний очень скоро выдыхаются. Финансы (а значит и заказ) обязательно присутствуют и в случае захвата заложников («Норд-Ост», Беслан), и в случае терактов с использованием смертников. При этом первая форма борьбы является для северокавказских джихадистов психологически предпочтительнее, и вовсе не потому, что дает некий шанс выжить. Такая иллюзия была только после рейдов Басаева и Радуева на Буденновск и Первомайское. Последующие захваты заложников, например в Беслане, были уже фактически сродни атакам смертников. И тот, и иной варианты объясняются с точки зрения психологии лиц, их совершающих, как единственный способ привлечь к себе и сопротивлению в целом внимание не только внутри страны, но и за рубежом. В некотором роде это сродни «психическим атакам» белых во время нашей гражданской войны, хотя, как сейчас выясняется, они это делали в основном из-за дефицита боеприпасов. Поддержание постоянного внимания к повстанческому движению – альфа и омега сопротивления, поскольку только этот момент может обеспечить регулярное финансирование. Когда этого достичь в открытых боестолкновениях не удается или не хватает сил на проведение массовой и массированной партизанской войны, в ход идут либо самоубийственные рейды, либо смертники. Последние предпочтительнее, поскольку вызывают достижение желаемого результата (резонансность, максимальное возможное число пострадавших, преодоление защитных барьеров) минимальными средствами. Кроме того, «пояса шахидов» легко изготавливаются в кустарных условиях и не требуют очень уж большого мастерства.
Террористы-смертники в своем большинстве являются адептами самых радикальных форм исламского экстремизма. Вера в загробную жизнь и попадание в рай – обязательное условие того, что смертник пойдет на самопожертвование. При этом необязательно потому, что он считает такой теракт делом всей своей жизни или необходимым условием попадания в рай без излишних проблем. На том же Ближнем Востоке (Йемен, Ирак) очень часто смертники идут на такой шаг, дабы поправить кардинальным образом материальное состояние своей семьи. За каждый теракт в том же Ираке или Афганистане семье обязательно выплачивается 10 000 долларов США, что для этих страны в современных реалиях является залогом безбедного существования.
Такой же момент использовался и на Северном Кавказе. Разговоры о том, что с семьями потом расплачивались фальшивыми деньгами, необходимо считать одним из моментов федеральной пропаганды. На Ближнем Востоке американцы также пытались запускать такие «утки», но факт остается фактом: в данном случае организаторы никого не обманывали.
Несомненно, что у террористов смертников присутствует фактор мести, в основном вдов погибших полевых командиров. А в ряде случаев и еще живых. Интересно, что последние в данном случае также убеждены в своей скорой гибели. Такая схема со всей убедительностью показывает присутствие у исполнителей религиозного фанатизма, что совершенно не зависит от уровня образования. Не часто, но бывало и так, что исполнители самоубийственных терактов учились в институтах. Здесь необходимо говорить не о том, где кто учился, а об общем узком и первобытном кругозоре. А еще вернее – примитивном уровне критического мышления. Но при любом мотиве (месть, стремление обеспечить семью) – необходима вера в загробную жизнь и стремление решить все свои личные проблемы за счет быстрого универсального средства.
Интересен и еще один момент, который вызывает особое возмущение у цивилизованного населения. Мы имеем в виду атаки террористов-смертников против мирного населения. Здесь необходимо говорить не только о стремлении организаторов создать у населения ощущение постоянной уязвимости на грани психоза. По нашей оценке, присутствует и момент неосознанной мести мирному населению «противника», которое живет лучше, нежели представители тех же северокавказских республик. Погромы в мусульманских кварталах европейских столиц — последствия такого же подсознательного протеста против «несправедливости».
Говорить, таким образом, о некой специальной подготовке террористов-смертников можно очень условно. Есть необдуманное и слепое погружение в ислам на фоне проблем и общей неудовлетворенности в личной жизни, что, в конечном счете, и толкает большинство самоубийц к совершению теракта. При этом такая убежденность время от времени дает сбои. И тогда самоубийцы убегают от места совершения теракта, или стараются это сделать. Так было при теракте в Москве у метро «Рижская», когда женщина-смертница испугалась милиционера (а кого можно бояться, надев «пояс шахида»?), или на ул. Тверской, когда смертница просто позволила снять с себя СВУ. Но в таком случае часто в дело вступают «контролеры», которые автономно подрывают «колеблющихся».
Отметим также наш скептицизм по вопросу утверждений о том, что террористы-смертники являются наркоманами или их (в основном женщин) заставляют идти на такие шаги под угрозой позора в случае разглашения фактов изнасилования. Автору такие примеры неизвестны. Допустим, что это могли быть единичные случаи. Наркотики здесь точно ни причем, поскольку исламский фанатик их употреблять не будет. Фанатичная вера с явным психическим расстройством на фоне мести – это сколько угодно, но без всякого насилия. И в этом сила и слабость этого явления, которое базируется на двух основных «китах»: деньгах и слепой вере в универсальное средство достижения счастья с учетом размытого ядра личности, которая таким способом стремиться убежать от действительности.