Недавнее убийство в Дагестане имама и преподавателя медресе вновь заставило обратить внимание на тему противостояния в республиках Северного Кавказа между представителями т.н. «традиционного духовенства» и новой плеядой «самопальных» имамов, подавляющее большинство которых закончило в свое время различные исламские университеты в арабских странах.  Тема обучения российских мусульман за рубежом существует уже давно, но до сих пор у компетентных российских органов нет четкой и ясной картины на этот счет. Фиксируются лишь отдельные лица, всплывающие в связи с их участием в деятельности незаконных вооруженных формирований. Только после этого они попадают в поле зрения государственных правоохранительных органов, которым по большому счету остается лишь констатировать факт того, что тот или иной боевик проходил обучение исламистской теории за рубежом. Фиксировать таких лиц на стадии их выезда в мусульманские страны, а уж тем более систематически контролировать процесс их «обучения»  пока ни у кого не получается. Так же произошло и с новым «главным амиром» в «Имарата Кавказ» А.Кебековым, сменившим в конце марта с.г. покойного  Д.Умарова. Кебеков также проходил «обучение» в исламском университете в Медине (Саудовская Аравия) и позиционирует себя более как «теоретика-теолога», нежели как полевого командира. Это, кстати, также примечательный момент, поскольку на смену авторитетным «полевикам», завоевавшим свою «славу» на полях сражений или во время захвата заложников, приходят все более уверенно «теоретики» из числа молодой генерации, пытающиеся подвести под тему джихада некий идеологический базис, и тем самым оправдать его.  Заметим, что в отличие от эсэров, анархистов и эсдеков периода борьбы с царизмом «джихадистские имамы» не отличаются глубиной теоретических познаний. Если российские революционеры прошлого века имели в большинстве своем высшее образование и глубокое погружение в теорию, причем совершенно разных авторов, а эксы и теракты для них носили этап заключительной стадии  теоретических изысканий, то в случае с «имамами» мы имеем дело с другим. Они используют свое обучение в том или ином зарубежном исламском университете не для теоретических изысканий и борьбы критического разума, а, прежде всего, как своеобразный социальный лифт для подъема по своей карьерной лестнице и способа зарабатывания денег. И в этой связи скорее «бежали за автобусом», нежели чем были его «водителями». Причем в начале это был необязательно уход в джихад. Достаточно вспомнить того же «амира Кабарды» А.Астемирова, который очень долгий период времени находился в легальном поле и пытался теоретически обосновать создание новой политической силы в республике. Только после жестких блокировок всех его попыток инкорпорироваться в официальную структуру власти, что произошло после смены руководства КБР, он и его сторонники начали уверенно дрейфовать в сторону вооруженного сопротивления, завершившееся абсолютно безумным с военной точки зрения штурмом Нальчика. Это был жест скорее отчаяния и попытки логически закончить долгий процесс теоретических разговоров со своими сторонниками. Отметим основной аргумент, использующийся такими «амирами» в своей риторике – достижение «социальной справедливости» путем джихада, поскольку конституционные способы, например, победа на выборах или дискуссии в парламентах, не работают. А тема «справедливости» в северокавказских республиках в условиях клановости, коррупции и экономической депрессивности востребована как никогда. Добавив к этому еще и ужасающе низкий уровень образования, получим сумму факторов, позволяющую вроде бы «интеллектуально продвинутым» имамам легко вербовать себе сторонников из числа молодежи.  Почему ислам и «исламские университеты»? Ровно потому, что именно ислам является универсальным средством объединения населения в мусульманских республиках и областях РФ. Разработать иную, чисто социальную теорию новым «имамам» просто не под силу по причине недостатка фундаментальных знаний. Да и не факт, что она приживется, поэтому берутся испытанные временем механизмы и инструменты. Если брать грубо, то каков приход, таков и поп. Новые «имамы» вступают в схватку с «традиционным» духовенством, которое уверенно контролирует финансовые потоки от хаджа и других сфер «околорелигиозного бизнеса», для чего и вербуют свою паству из местной молодежи. У последней в большинстве своем в условиях капиталистической системы нет никакой перспективы в силу малообразованности и недостаточного уровня квалификации. Последний минус еще можно титаническими усилиями преодолеть, но подняться по социальной лестнице без родственной принадлежности к влиятельному клану — практически нереально. Все эти обстоятельства рождают скрытый комплекс национальной неполноценности и желание изменить положение кардинально и быстро с использованием, учитывая национальный менталитет, исключительно силовых методов. Ну а идеологическая оболочка для этого исключительно одна и строится она «на возвращении к корням». Отсюда уход в криминал или «идеологический бандитизм».  На общем уровне малограмотности люди, уезжающие на учебу за границу, приобретают некий ореол лиц, приобщенных к чему-то высокому и недостижимому. Ну и, естественно, знающих «как надо», в отличие от продажных и коррумпированных традиционных муфтиев, которые ассоциируются с непопулярной исполнительной властью. Отсюда  быстрый вход «возвращенцев» в руководство экстремистских организаций. И ещё необходимо отметить, что такая ситуация стала возможной только после того, как  погибли харизматичные и знаковые фигуры из числа реальных полевых командиров, типа Ш.Басаева или А.Масхадова. Да и сейчас «имамы» значительной роли в НВФ не играют. Кебеков, пожалуй, первый «амир» из указанной категории лиц. Но сам «Имарат Кавказ» уже давно не тот, как в период «расцвета» в конце 1990-х – начале 2000 годов. Какие основные исламские университеты становятся сферами притяжения для выходцев из республик Северного Кавказа и почему? Это университет в Медине (КСА), «Аль-Азхар» (АРЕ), Дамасский университет (закрыт сейчас по понятным причинам), университет ИМАН (Йемен). Естественно, что это далеко не полный перечень учебных теологических учебных заведений, где обучаются выходцы из России, но именно в них сосредоточена основная масса лиц, затем «засвеченных» в террористической деятельности на территории северокавказского региона. Основными способами их попадания в такие «ВУЗы» становятся либо самостоятельный переезд (хадж в данном случае используется как один из основных путей выезда из России, хотя существуют и самостоятельные выезды под видом туристов), либо переезд из стран Ближнего и Среднего Востока, где они уже проживают в эмиграции с членами своих семей. Второй способ, естественно, менее затратен. Отсюда и превалирующее количество слушателей исламских университетов из второй категории. Обучение в данных заведениях, как можно судить по показаниям захваченных боевиков, отличается от того, что мы привыкли считать обучением в классическом понимании. Исключение может составить, пожалуй, только «Аль-Азхар» — в нем существует некая школа теологии. Но, опять же, не все слушатели допускаются к этим дискуссиям. Те «имамы», которые пытаются сейчас занять руководящее место в кавказском «джихаде», в основном ограничивались в своем исламском обучении только изучением арабского языка и  Корана. При этом преподаватели  время от времени собирают таких слушателей и проверяют то, что они выучили. Нет данных о том, учили ли в «Аль-Азгаре» радикальных исламистов в салафитском ключе. Это старейшее учебное заведение все-таки работало до последнего времени в интересах египетских властей с примесью идеологии «Братьев-мусульман». Но при этом в нем совершенно точно обучались лица, ранее принимавшие участие в боевых действиях против федеральных сил на Северном Кавказе. Общее их число неизвестно, поскольку никакого учета и списков слушателей, в том классическом
«европейском» понимании слова, в этих университетах не существует. Абсолютно свободная система посещения семинаров и редких лекций, отсутствие стипендий, а зачастую и оплаты (как, например, в Медине или йеменском ИМАНЕ) делает процесс обучения максимально «непрозрачным» для сторонних наблюдателей. Деление на какие-то группы (или десятки), фиксируемые некоторыми экспертами, отсутствует. В заведениях такого рода вообще стараются не «группировать» людей официально, они делают это сами, «по интересам». Случаи деления «на десятки» отнесем к инициативе самих слушателей уже на перспективу, то есть, при возвращении на родину и организации некой экстремистской или иной деятельности. Таким образом, зафиксируем важную вещь: отсутствие целенаправленного направления на учебу и отсутствие учета учебного процесса в самом учебном заведении делает контролирование этой категории слушателей весьма проблематичным. Радикальные настроения овладевают слушателями в основном не в период непосредственно обучения, а во время общения с преподавателями и другими обучающимися в неформальной обстановке. Прежде всего, в период общения в мечетях при университетах, которые вообще по традиции являются на Востоке своеобразными «Гайд-парками». Выявить лиц с экстремистскими взглядами таким образом реально только в случае внедрения в такие «ВУЗы» источников информации с учетом крайне нерегулярного характера связи с ними. Деятельность спецслужб на этом направлении предельна сложна. Подбор агентов для такого рода деятельности – процесс трудоемкий и длительный, подразумевает наличие очень стойких людей именно идеологически. Но не только. Кандидаты должны уже иметь необходимый базис теологического образования, достаточно приличное знание арабского языка. Идеологическая обработка кандидатов в джихадисты имеет один нюанс. Очень редко идет оголтелая пропаганда, зачастую такие пассажы вкрапляются в, в общем-то, безобидный научный текст. И распознать это может уже подготовленный человек. Отметим, что на данном направлении оперативная работа находится в зачаточном состоянии. Никто не работает на перспективу, спецслужбы бьют в основном «по хвостам» и действуют по факту: есть боевик – есть проблема. А в тот период времени, когда он еще обучается, то мало кому интересен. Отсутствует даже система учета лиц, выезжающих в арабские страны в качестве бизнесменов, туристов или на хадж. То, что некоторая часть из них остается за рубежом после выезда вроде бы в кратковременную поездку, остается вне поля зрения отечественных спецслужб, а именно этот момент является фактически единственным индикатором начала более подробной оперативной работы в  отношении данного лица. При этом необходимо вести речь именно о внедрения агентуры, поскольку надежды на национальные спецслужбы стран, в которых эти университеты и располагаются, нет никакой. В свое время и египетские, и сирийские спецслужбы фактически игнорировали все запросы российских соответствующих органов в отношении экстрадиции боевиков, учившихся в «Аль-Азхаре» или Дамасском университете и которых удалось «вычислить». Предлогом отсутствия адекватного ответа служило то, что «они не проводят никакой враждебной деятельности по отношению к тем странам, где проживают». О саудовских спецслужбах в данном случае вообще говорить не приходится.  Вышесказанное не утверждает, что все проходящие обучение в исламских университетах за рубежом, обязательно становятся боевиками. В том же «Аль-Азхаре» учатся и учились люди, занимающие, по возвращению в Россию, свое место в иерархии мусульманского духовенства и исповедывающие антирадикальные взгляды. Но это в основном люди, которых на учебу направляли официальные муфтияты. «Самопальные» слушатели такую карьеру делают редко. Еще одна категория лиц, обучающихся в исламских университетах, — это «случайные»  слушатели. Некоторые из уроженцев северокавказских республик приезжают в арабские страны на удачу, стараясь просто получить образование совсем по другой профессии. Очень часто — по технической или финансовой. Но столкнувшись с необходимостью платить за обучение, они оказываются в «бесплатном» исламском «университете», поскольку в возвращении «несолоно хлебавши» на домой не видят никакой перспективы. Теперь о рассуждениях в отношении «боевой подготовки» в такого рода учебных заведениях. Единственным университетом, где это практиковалось в той или иной мере – йеменский ИМАН. Но этот центр находился под контролем йеменского аналога «Братья-мусульмане» партии «Ислах», которая во всемирном джихаде старается не участвовать. Гораздо более опасной в этой связи был «Дом Хадиссов» в йеменской провинции Дамадж, где реально до февраля с.г. находилось порядка двух тысяч иностранных «студентов», в том числе и из региона Северного Кавказа. В этом учебном заведении проповедовались воинствующие принципы ваххабизма и салафизма, а также проводилась целенаправленная военная подготовка слушателей. Но шиитские повстанцы-хауситы разгромили этот центр, после  чего практически все слушатели Йемен покинули. Где они сейчас на практике  применяют полученные знания, неизвестно. Но рискнем предположить, что кто-то из  них вполне возможно может оказаться и в России. В остальных известных  исламских университетах таких «лекций» не существовало. Те слушатели, которые  решали посвятить свою жизнь джихаду, набирались боевого опыта уже в «горячих  точках» непосредственно. Из всего сказанного следует несколько выводов. Выпускники исламских университетов играют на «российском направлении» пока второстепенную
роль. Предпосылок для превращения этого процесса в аналог афганского «Талибана», где выпускники медресе стали «наконечником копья» в интересах пакистанских спецслужб, опять же пока, нет. Но это совершенно не означает того, что на данное явление не стоит обращать внимания, поскольку ситуацию очень легко изменить с помощью дополнительного финансирования и политической воли со стороны некоторых аравийских монархий. Повторим, что пока деятельность отечественных спецслужб на этом направлении не носит наступательного характера при  отсутствии долговременной стратегии. Не говоря уже о приобретении устойчивых агентурных позиций внутри самих исламских университетов. Не существует даже системы учета (или попытки создать подобие таковой) лиц из мусульманских регионов России, которые без уважительных причин надолго «застревают» за рубежом. Прежде всего, в странах Ближнего и Среднего Востока. А такая работа подразумевает помимо миграционных учетов очень кропотливую работу с родственными и дружескими связями «на местах», чего сейчас не наблюдается, а если и имеется, то носит случайный или эпизодичный характер.