По мнению ряда экспертов, сентябрь 2014 г. стал месяцем, когда начавшийся в последние два года ренессанс российско-иранских политических и экономических отношений достиг своего пика. Так, в период с 7 по 11 сентября 2014 г. в Тегеране состоялось 11 заседание российско-иранской межправкомиссии (МПК) по торгово-экономическому сотрудничеству, которое было проведено с большой помпой при участии многих российских и иранских компаний. 27 сентября 2014 г. на полях 69-й ГА ООН в Нью-Йорке президент ИРИ Х.Роухани заявил, что Иран намерен продолжать сотрудничество с Россией в сфере мирного атома, считая промежуточные результаты (очевидно, завершение АЭС в Бушере) весьма успешными. 29 сентября 2014 г. он уже лично встретился с российским президентом В.В.Путиным в ходе саммита глав каспийских государств в Астрахани. Вместе с тем, несмотря на явные положительные тенденции, вопрос о том будет ли сентябрь 2014 г. ступенькой к новым успехам на пути сближения двух стран или очередным пиком двусторонних отношений, за которым последует очередной спад (как это было в 2009 – 2011 гг.), остается открытым.
Действительно, положительные тенденции в российско-иранском диалоге сейчас налицо. После существенного похолодания двусторонних отношений при президенте Д.А.Медведеве в них наконец-то произошел существенный сдвиг в хорошую сторону. За последние двенадцать месяцев только главы двух стран встречались четыре раза: 29 сентября 2014 г. в Астрахани, 12 сентября 2014 г. в Душанбе, 23 мая 2014 г. в Шанхае и 13 сентября 2013 г. в Бишкеке. Более того, встреча в Бишкеке, состоявшаяся на полях саммита ШОС, стала первым зарубежным визитом Х.Роухани и многими экспертами была расценена как знак его нацеленности на сближение с Россией и Китаем. На министерском уровне консультации между различными чиновниками проводились практически ежемесячно.
По экономической линии диалог между странами также развивался весьма активно. Министр энергетики РФ А.Новак, являющийся сопредседателем МПК с российской стороны, установил весьма хорошие рабочие контакты со своим коллегой – министром нефти Ирана Бижаном Намдаром Зангане и главой Организации атомной энергетики Ирана Али Акбаром Салехи. Эти усилия привели к подписанию в Москве 5 августа 2014 г. А.Новаком и Б.Н.Зангане меморандума о взаимопонимании и сотрудничестве в вопросах развития двусторонних торгово-экономических отношений, который де-факто взял на себя роль дорожной карты для развития двустороннего взаимодействия между странами сроком на пять лет. Сам документ был положительно воспринят российским руководством, и, прежде всего, В.В.Путиным. При этом, российский президент отметил, что указанный меморандум нужно будет наполнить конкретным содержанием.
На данный момент существует как минимум четыре сферы, которые гипотетически могут обеспечить вышеназванное «конкретное» наполнение.
Во-первых, определенные перспективы имеются для сотрудничества России с Ираном в нефтегазовой сфере. С 2013 г. в прессе периодически появляется информация о якобы имеющейся заинтересованности сторон в подписании сделки, по которой ИРИ будет продавать России до 500 тыс. баррелей нефти в сутки в обмен на российские товары, технологии и инвестиции. В сентябре 2014 г. А.Новак опроверг факт наличия у Москвы планов по заключению подобного соглашения. Вместе с тем, он отметил заинтересованность российских нефтяных трейдеров в торговле иранской нефтью, что дает определенные предпосылки считать слова российского министра относительно отсутствия каких-либо переговоров по бартерной сделке с иранцами возможным лукавством.
Во-вторых, некоторые эксперты видят вполне возможным налаживание российско-иранского сотрудничества в сфере электроэнергетики. В частности, с активизацией диалога между чиновниками двух стран существенным образом активизировалась и дискуссия в политических и деловых кругах ИРИ относительно взаимодействия с Москвой по строительству новых электростанций на территории Исламской Республики, а также по объединению электросетей прикаспийских государств. Необходимо отметить, что в Тегеране делают значительную ставку на развитие собственной электроэнергетики: помимо необходимости удовлетворить постоянно растущее потребление электричества в стране иранцы воспринимают ее и в качестве еще одного предмета из номенклатуры своего экспорта, который может снизить зависимость ИРИ от нефтедолларов. В этой связи, российская помощь могла бы оказаться как нельзя кстати.
В-третьих, встречи А.Новака с А.А.Салехи позволяют некоторым экспертам сделать вывод о том, что Россия серьезным образом рассматривает перспективы строительства новых атомных электростанций в Иране. По крайней мере, в иранской прессе появились сообщения о возможном подписании контрактов между двумя государствами касательно строительства российскими специалистами второго и третьего энергоблоков бушерской АЭС.
Наконец, существует определенный потенциал для двустороннего сотрудничества в сфере развития железных дорог в Иране. ОАО РЖД уже имеет положительный опыт взаимодействия с иранцами в этом вопросе, результатами которого, судя по всему, удовлетворены и в ИРИ. В частности, в сентябре 2014 г. министр транспорта Ирана Аббас Ахунди активно продвигал идею российского участия в строительстве железной дороги Казвин-Решт-Энзели-Астара Иранская.
Общий поступательный характер российско-иранского политического и экономического диалога в августе-сентябре 2014 г. давал представителям ИРИ не всегда обоснованные поводы для громких заявлений. В частности, по результатам 11 встречи МПК Б.Н.Зангане сообщил о возможности увеличить товарооборот между странами в десять раз (с 1,5 до 15 млрд долл. США). Его российский визави, в некотором смысле, не остался в долгу. Иранские информационные источники процитировали А.Новака, который якобы в своем интервью местной прессе заявил, что в ходе 11 заседания МПК были достигнуты договоренности об участии российских компаний в проектах общей стоимостью 70 млрд евро/89 млрд долл. США.
Вместе с тем, российские информационные агентства не слишком усердствовали в тиражировании заявлений иранских чиновников, равно как и появившиеся в местной прессе слова А.Новака о миллиардных проектах. И, судя по всему, не зря. По мнению наблюдателей с российской стороны, если министр энергетики РФ и говорил о неких амбициозных контрактах, то речь шла о гипотетической стоимости потенциальных проектов, которыми можно наполнить подписанный еще в августе (и подтвержденный в сентябре) 2014 г. меморандум о взаимопонимании и сотрудничестве между странами. Однако наполнят они его или нет – пока неизвестно. Страны все еще должны договориться, а это процесс сложный. Наконец, не стоит забывать и о том, что представляет из себя меморандум о взаимопонимании – по сути, это лишь декларация о намерениях. Указанную форму документа особенно любят иранцы, для которых важно завершить любую международную встречу неким результатом. Меморандум, в этом смысле, наиболее приемлем для всех сторон. С одной стороны, он является некоей официальной бумагой, но, с другой стороны, мало к чему обязывает подписантов. По сути, это больше жест доброй воли, а воля может и поменяться.
На этом фоне, куда больше виртуальных возможностей беспокоит реальная конкретика, которой пока что не хватает. В течение всего 2014 г. стороны заявляли о возможности заключения важных договоров в торгово-экономической сфере (представители России меньше, представители Ирана больше). Однако выйти на эту стадию чиновникам так и не получилось. Вся поступательная энергетика российско-иранского диалога пока что сконцентрировалась на уровне обмена делегациями.
Конечно, определенные подвижки все же есть. Усилиями компании «Химтранс» и московской ТПП российский бизнес устанавливает контакты с иранскими партнерами. Осуществляются попытки наладить сотрудничество на уровне регионов. Российским деловым кругам усилиями все того же «Химтранса» разъясняются особенности ведения бизнеса с ИРИ. Однако речь идет о взаимодействии малого и среднего бизнеса, которое существует в основном благодаря санкциям. Вынужденный искать новые возможности по обходу оказываемого на него санкционного давления, Иран заинтересован в сотрудничестве с малыми российскими компаниями (они практически никак не связаны с Западом, а, следовательно, и оказывать на них влияние практически невозможно). Таким образом, по некоторым данным, было налажено взаимодействие иранцев с некоторыми российскими фармацевтическими компаниями, фирмами занимающимися поставкой нефтехимического оборудования или работающими в нефтегазовой сфере. Вместе с тем, существуют сомнения в том, что в случае отмены или существенного послабления санкционного режима малые и средние российские компании смогут и далее остаться на местном рынке. Да и объем этих транзакций, увы, незначителен: с 2011 г. объем товарооборота между странами падает и падает существенно – практически на 30% в год. Никакие усилия пока что не смогли остановить указанный процесс.
В этих условиях российские аналитики очень часто заявляют, что главной причиной падения объемов двустороннего товарооборота являются международные санкции, а также завершение реализации, по сути, единственного за последние десять – пятнадцать лет крупного совместного российско-иранского проекта – АЭС в Бушере. Отчасти они правы, но необходимо принять во внимание и еще одну особенность ситуации. За последние несколько лет Иран существенно преуспел в развитии своего ненефтяного сектора экономики, в частности, в таких областях как нефтехимия, электроэнергетика, производство строительных материалов, сталелитейное дело, агропромышленный комплекс. В результате, набор товаров, которые Россия может предложить Тегерану, постепенно сокращается, а в некоторых случаях (там, где иранцы когда-то зависели от России) Иран уже вполне способен выступить конкурентом Москвы в регионе.
Сказывается и определенное технологическое отставание России в ряде областей. Это вынужденно (правда, неофициально) признают уже и некоторые чиновники. Так, Тегеран серьезным образом нуждается в технологиях по производству СПГ и оборудовании для улучшения эффективности работы своих нефтеперерабатывающих заводов. Однако Россия не может здесь ему сильно помочь. Аргумент некоторых российских чиновников, старающихся превратить этот недостаток в достоинство и говорящих, что «пусть наши технологии иногда старые, зато надежные и простые в употреблении» выглядит несколько сомнительным.
В результате, уже перед Москвой, а не перед Тегераном встает существенный вопрос относительно того, что можно предложить ИРИ для наполнения разговоров о торгово-экономическом сотрудничестве конкретикой. Иранцы явно хотят наладить взаимодействие с Россией. По-видимому, у последней все же есть и то, чем с ними поделиться, но для этого необходимо провести тщательный анализ и выявить именно те товары и технологии, где российские производители имеют существенное конкурентное преимущество и это преимущество не сможет быть потом у них перехвачено теми же иранцами. Полагаться на то, что в условиях санкций ИРИ будет готова взять все, что предложат – наивно, равно как наивно думать, что это создаст прочную базу для двустороннего сотрудничества. На фоне указанного вопроса все остальные факторы кажутся вторичными. Если в диалоге двух стран будет реальная конкретика, а не декларации о намерениях, можно будет решить и большинство существующих проблем, включая санкционные ограничения.