Возможные последствия напряженности в ирано-пакистанских отношениях для ядерной программы Ирана

Напряженность  в ирано-пакистанских отношениях, наблюдающаяся в последнее время (особенно после недавнего вооруженного инцидента на ирано-пакистанской границе в иранской провинции Систан и Белуджистан, связанного с террористической деятельностью антиправительственной группировки Jaish-al-Adl («Армия справедливости»), в результате которой погиб военнослужащий пакистанской армии и несколько бойцов КСИР) может, по мнению ряда западных экспертов, повлиять на принятие ИРИ дальнейших решений в отношении своей ядерной программы.

Напряженность, наблюдающаяся в ирано-пакистанских отношениях в связи с распространением оружия массового уничтожения (ОМУ), использования Исламабадом союзников из числа боевиков – террористов для утверждения своего статуса региональной державы, а также различные геополитические союзы с другими государствами (так, Пакистан имеет тесные отношения с Саудовской Аравией, главным геополитическим соперником Ирана в регионе Ближнего и Среднего Востока), по –прежнему остаются одним из стратегических факторов, которые могут заметно повлиять на принятие Тегераном дальнейших решений  в отношении своей ядерной программы. В настоящее время, когда почти десятилетние переговоры между Ираном и «шестеркой» международных посредников по ядерной проблеме Ирана (т.н. «группы P5+1» — Великобритании, Китая, Франции, России, США, а также Германии)  не привели к прорывному окончательному соглашению,  такие возможные соображения ИРИ имеют особенную значимость. В том случае, если все эти факторы будут представлять  систематическую модель развития отношений между ИРИ и Пакистаном, напряженность между Тегераном и Исламабадом будет представлять совершенно новую парадигму безопасности для Исламской Республики и, таким образом, вероятнее всего, будет оказывать влияние на логику принятия «ядерных» решений Ираном.

Отношения шиитского Ирана с Пакистаном, большинство населения которого составляют сунниты, часто представляли собой сочетание сдержанного недоверия и подозрительности. Эту тенденцию можно проследить с весны 1998 года, когда в мае того года Пакистан и Индия провели серию ядерных испытаний и, таким образом, сосед Ирана – Пакистан-  стал неофициальной ядерной державой. Тегеран, очевидно, до сих пор не может этого забыть, потому что Пакистан стал первой мусульманской страной в мире – обладателем атомного оружия, в то время как иранцы считают себя  носителями более древней культуры и государственности и  нацией, претендующей на роль регионального гегемона на Среднем Востоке.  Поэтому они в неофициальных беседах часто говорят, что именно Иран должен был стать той первой исламской страной, обладающей ядерным оружием, которое необходимо Тегерану, прежде всего, для утверждения своего статуса регионального гегемона – то есть атомное оружие для Ирана в первую очередь имеет статусное значение. К тому же в августе 1998 г. боевики афганского движения «Талибан», захватили генконсульство Исламской Республики Иран в г. Мазари-Шарифе и казнили 11 иранских дипломатов и журналистов. Это вызвало серьезную тревогу в Тегеране, но кроме угрозы с его стороны военной акции против талибского   Афганистана и развертывания войск вдоль ирано – афганской границы, носившего больше формальный характер, никаких реальных действий со стороны Ирана в отношении Афганистана не последовало. Позднее стало известно, что насилие в отношении иранских дипломатов и журналистов совершили боевики террористической группировки Sipah-e-Sahaba, крайней антишиитской экстремистской организации,  имеющей тесные связи с пакистанским военно-разведывательным истеблишментом.  Видимо, ядерный статус Пакистана все же учитывался иранскими лидерами, которые не решились на военную операцию против поддерживаемых Исламабадом экстремистов. Поэтому не удивительно, что тремя годами спустя, осенью 2001 года, Тегеран поддержал возглавленную США антитеррористическую коалицию, которая в результате военной интервенции в Афганистане свергла власть «Талибана».

За последние десять лет в районе Белуджистана наркотрафик, бандитизм, похищение людей и трансграничные стычки стали особенно распространенными, усиливая напряженность в двусторонних отношениях. Однако, угроза военной конфронтации (имеется в виду не полномасштабная война между Ираном и Пакистаном, а вооруженные стычки – авт.),  по мнению западных экспертов,  достигла поворотного пункта в октябре 2009 года, когда террористическая атака в иранском пограничном городке Пишин, с использованием террористов-смертников со стороны сепаратистской группировки  Jundullah,  базирующейся на территории пакистанской провинции Белуджистан, унесла жизни более чем 30 человек, включая двух высокопоставленных командиров Корпуса стражей исламской революции (КСИР). И хотя лидер этой группировки Абдолмалек Риги был впоследствии захвачен иранскими службами безопасности и казнен в Тегеране, напряженность в двусторонних отношениях между обеими странами как последствие террористической активности суннитских экстремистских организаций возросла. Так, в середине октября с.г., после того, как попытки  иранских сил безопасности преследовать боевиков через ирано –пакистанскую границу, привели к смерти   военнослужащего Пограничного корпуса армии Пакистана и ранению еще четырех солдат пакистанских вооруженных сил.  МИД Пакистана направил ноту протеста. Вскоре после этого обе стороны обменялись минометным огнем. По мнению западных экспертов, это был самый серьезный вооруженный инцидент между Ираном и Пакистаном за все время нарастания напряженности в их отношениях.  Отметим, однако, что дальше этого стороны не пошли.

В сущности, у Ирана немного друзей в регионе, за исключением Сирии – с которой у него очень тесные отношения. В то же время, можно сказать, уникальная внешняя политика Тегерана в целом, и его ядерная политика, вызывают сильные подозрения  западных стран – и прежде всего – США, а в некоторых случаях – провоцируют некоторые мировые державы на откровенную враждебность. Кроме того, Исламская Республика не имеет прикрытия в виде т.н. «ядерного зонтика» со стороны ядерных держав, как это имеет место, скажем, в случае с Южной Кореей и Японией. Но особенно важно понять, оценивая различные варианты возможных последствий напряженности в ирано-пакистанских отношениях, что Иран учел исторические уроки крайне неудачной для него войны с саддамовским Ираком (1980-1988 гг.). В Тегеране считают, что при отражении внешней угрозы ему придется сражаться в одиночку. Такие прагматические соображения Ирана сегодня также  в полной мере справедливы, как и после Исламской революции 1979 года.

На наш взгляд, озабоченность Ирана по поводу пакистанского атомного потенциала имеет двоякую природу. Во — первых, это то, что Пакистан, как считают эксперты по ядерному нераспространению, обладает самым быстро растущим в мире ядерным арсеналом , и пакистанское ядерное оружие, по мнению этих экспертов, или – что более вероятно – чувствительная ядерная технология могут оказаться в руках международных террористических группировок. Это особенно актуально сегодня, когда в регионе действуют суннитские террористические группировки, а также тот факт, что некоторые из этих группировок имеют тесные связи с определенными сегментами пакистанского военно-разведывательного истеблишмента, которые  осуществляют реальный  контроль за ядерной деятельностью Исламабада. В конце концов,    принято считать,  что Пакистан имеет долгую историю экспорта террористической активности, как одного из инструментов проведения своей внешней политики, а также плохой послужной список в сфере ядерного нераспространения, особенно в том, что касается нелегального ядерного трафика (здесь, прежде всего, имеется в виду деятельность подпольной сети ядерного трафика д-ра Абдул Кадир Хана – «отца» пакистанской  ядерной бомбы – авт.). Как преимущественно шиитская держава в регионе Ближнего Востока, Иран считает себя главной целью в случае реализации таких сценариев, в силу своей идеологии, а также географической близости.

Эти опасения Ирана в последнее время усилились в связи с возникновением  т.н. «Исламского Государства» (ИГ) или Islamic State (IS), ранее известного как «Исламское Государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ) или Islamic State of Iraq and al-Sham (ISIS) и транснациональных связей, которые это террористическое образование пытается установить с «Техрик-е-Талибан Пакистан» (Пакистанское движение «Талибан») и суннитским джихадистами в Южной Азии. Уже не для кого не является секретом, что, спустя всего год после своего возникновения,  ИГ отчаянно пытается заполучить в свои руки ОМУ, включая химическое и биологическое оружие, которое, как полагают, эта террористическая группировка уже использовала против курдов в пограничном сирийском городе Кобани, и иракских сил в провинции Салахеддин. ИГ и его идеологические  суннитские сторонники считают шиитов – в особенности, иранцев,    «Safawi» и «Rafida».  Это уничижительные термины, относящиеся  к тем мусульманам, которых они считают  «отошедшими» от «истинного пути ислама» и «отрекшимися от истинных исламских традиций,  представляя, таким образом, более «законные» цели для «истинных верующих», чем западные «неверные».

У Тегерана есть серьезные опасения по поводу стратегического союза Пакистана и Саудовской Аравии, которая является главным соперником Исламской Республики в борьбе за геополитическое доминирование в регионе Ближнего Востока и суннитским центром влияния. Этот союз главным образом основан на общей идеологии. Кроме того, хорошо известно, что Эр-Рияд, начиная с 70-х годов прошлого века,  вложил большие финансовые средства в пакистанскую ядерную программу, и , как полагают многие западные эксперты, способен получить от Исламабада атомное оружие, когда пожелает, хотя на наш взгляд, Пакистан вряд пойдет на это, опасаясь ответных жестких мер со стороны Вашингтона. Во всяком случае, некое высокопоставленное пакистанское официальное лицо, знакомое с предположительно устной договоренностью между Исламабадом и Эр-Риядом так высказалось об этом соглашении: «Как, по –вашему, мы думаем о том, для чего саудовцы давали нам все эти деньги? Они же не благотворительный фонд…..». Амос Ядлин, бывший глава израильской военной разведки высказывается в том духе, что если иранцам удастся заполучить ядерное оружие,  то тогда «саудовцы и месяца ждать не будут. Они поедут в Пакистан, они заплатили за бомбу, и привезут оттуда то, что они должны привезти». Таким образом, у иранцев, по мнению западных экспертов, есть опасения по поводу того, что даже в том случае, если у Исламской Республики не появиться атомное оружие, то Эр-Рияд все же может получить его. Все это представляет вторую главную озабоченность Тегерана по поводу  возможных последствий напряженности в отношениях с Исламабадом.

Сегодня, когда стало очевидно, что так долго ожидаемое  «окончательное» соглашение по иранской ядерной проблеме или «ядерная сделка» не состоялось, после того, как 24 ноября с.г. в Вене завершилась встреча представителей Ирана и «шестерки» переговорщиков,   у международных экспертов возникает серьезные опасения по поводу того, что пакистанский фактор сыграет более заметную роль, чем прежде, в процессе принятия Тегераном дальнейших решений в отношении своей ядерной программы. Во всяком случае, перенос даты заключения этого соглашения еще на пять месяцев, как об этом заявил на пресс-конференции сразу после окончания переговоров с Ираном госсекретарь США Джон Керри, оставляет для Ирана поле  для маневра в отношении своей ядерной программы, на котором пакистанский фактор также может сыграть серьезную роль, хотя на наш взгляд,  дальнейшее обострение  отношений Тегерана и Исламабада вряд ли будет иметь место .  Как это будет на самом деле, покажет уже ближайшее время.

62.86MB | MySQL:102 | 0,643sec