На сегодняшний день одной из основных угроз безопасности в Пакистане является терроризм. Согласно данным Global Terrorism Index, с 2004 г. страна не опускалась ниже 6 места в мире по уровню террористической угрозы[i]. Сложная ситуация в сфере безопасности, помимо прочего, препятствует нормальной экономической активности, сдерживает рост инвестиций. Гражданское и военное руководство ИРП объявило борьбу с терроризмом и экстремизмом одним из приоритетов[ii].
При этом стратегия решения этой проблемы пакистанскими властями подвергается резкой и, как представляется, справедливой критике со стороны многих независимых экспертов, политических деятелей и иностранных государств. Основная претензия состоит в следующем: несмотря на неоднократные заявления официальных лиц ИРП о том, что контртеррористические усилия направлены против всех террористов вне зависимости от их принадлежности к каким бы то ни было вооруженным группировкам, по факту гражданское и военное руководство Пакистана исповедует в этом вопросе довольно избирательный подход. С одними организациями, включенными в санкционные списки Совета Безопасности ООН[iii], пакистанские власти борются («Движение талибов Пакистана» и ассоциированные структуры), другие либо предпочитают не замечать, либо и вовсе оказывают им покровительство («Сеть Хаккани», «Лашкар-и-Тойба» (она же «Джамаат-уд-Дава»), «Джайш-и-Мохаммед», «Сепах-и-Сахабха Пакистан» (ее легальное крыло – «Ахль-е-Суннат-валь-Джамаат») и др.). В этой связи отмечается, что «разрешенные» группировки имеют с запрещенными тесные связи, вместе или параллельно занимаются распространением радикальной исламистской идеологии. По мнению критически настроенных наблюдателей, если данному курсу не положить конец, Пакистан вскоре окончательно потонет в терроре.
Утверждается, что в целом руководство страны определяет свое отношение к различным боевым организациям на территории ИРП по принципу «бороться с теми, кто воюет против Пакистана и не препятствовать (либо помогать) тем, кто действует против Индии, антипакистанских режимов в Афганистане, а также против местных агентов влияния иностранных государств, в частности, Ирана». В этой связи стоит напомнить, что Пакистан использует вооруженные группировки в качестве средства достижения своих геополитических целей по крайней мере с 1970-х гг. Данный вопрос получил широкое освещение как в местной, так и иностранной исторической и политологической литературе, политической публицистике. С признаниями на этот счет периодически выступают как отставные[iv], так и действующие пакистанские политики, хотя последним и приходится впоследствии дезавуировать их, дабы не осложнять международное положение ИРП[v].
Избирательный подход хотя и осложняет силовое противодействие боевикам, не является для него принципиальной помехой: арестовывать «террористов» и бомбить их позиции в удаленных районах страны можно и минимально затрагивая объекты и личный состав тех структур, которые к таковым не относятся. Но, как показывает опыт самого Пакистана, контртеррористическая стратегия, основанная исключительно на вооруженном давлении и полицейских мерах, не способна дать ощутимые результаты. Причина в том, что отсутствует вторая важнейшая составляющая борьбы с терроризмом – идейная. Однако проблема в том, что от «своих» боевиков в этом случае пришлось бы отказаться, ведь как «террористы», так и «разрешенные» группировки исповедуют экстремистскую версию исламской религии, имеют, по большому счету, единый идеологический фундамент. Получается, что пакистанские военные и правительство уничтожают одних террористов, а на их место снова и снова приходят другие, в том числе из «разрешенных» экстремистских структур.[vi]
В то же время неготовность правительства ИРП развернуть полномасштабную идеологическую борьбу с экстремизмом вызвана, по всей видимости, не только желанием сохранить те исламистские группировки, которые стали привычным орудием в противостоянии с Нью-Дели, Кабулом и Тегераном. Как представляется, отказ правительства страны приступить к полноценной дерадикализации общества в решающей степени обусловлен все же внутриполитическими причинами. А для их понимания необходимо обратиться к рассмотрению генезиса и исторического развития пакистанской политики «исламизации сверху».
***
Начало целенаправленной исламизации в Пакистане было положено в конце 1970‑х гг. Этот курс стал ответом элиты на растущее социальное недовольство, ставшее следствием разворачивавшегося процесса модернизации.[vii]
Модернизация в Пакистане, как и в других странах Азии в XX веке, сопровождалась быстрой (с точки зрения исторической перспективы) ломкой устоявшихся социоэкономических структур; стремительным ростом численности населения, не сопровождающимся созданием необходимого числа рабочих мест в современных секторах экономики; вытеснению масс сельского населения в города; размыванием обычая и традиционной морали. Эти процессы неизбежно сопровождались усилением социальных противоречий и недовольства.
Рост протестных настроений наслаивался на объективную неспособность и нежелание элиты эффективно решать острые социально-экономические проблемы, в частности, ускоренными темпами расширять доступ к образованию, ограничить крупное землевладение и перераспределить доходы в пользу большинства населения. Формирующийся массовый протест поставил вопрос о необходимости канализировать его в сопряженное с возможно меньшими издержками русло, причем выбор предстояло сделать под стать стоящим проблемам ― стратегический и долгосрочный.
К 1970-м гг. в исламских странах сложилось, по большому счету, две политико-идеологических альтернативы, выступавшие как ответ на вызовы модернизации. Первая выражалась в популярности социалистических идей, ставивших под вопрос постколониальный политический строй и социально-экономический уклад. Под угрозой оказывались позиции элиты, составленной ― в случае Пакистана – из генералитета, крупных феодалов и представителей торгово-промышленного капитала.
Вторая альтернатива ― политический ислам (исламизм) ― к 1970‑м гг. постепенно вышел на первый план, сначала ― как оппозиционное движение. Вскоре его лозунги начали перенимать и многие правящие режимы, в том числе заявлявшие о своей «социалистической ориентации».
Необходимость так или иначе адаптировать какую-либо из указанных альтернатив для того, чтобы снизить недовольство и, поступившись определенными позициями, сохранить основы господства постколониальной элиты, осознавалась в Пакистане еще в конце 1960‑е гг. Пришедший к власти в 1971 г. популистский лидер З.А.Бхутто, хотя и принадлежал к крупному феодальному клану, попытался провести ряд преобразований под «левыми» лозунгами, часть из которых можно было трактовать как социалистические. При общении с народом политик активно использовал и исламскую фразеологию. Однако «левый эксперимент» не удался, привел к тяжелому политическому кризису и в 1977 г. был прерван военным переворотом.
Пришедший к власти генерал М.Зия-уль-Хак сменил курс, приступив к адаптации второй альтернативы ― исламизации. Как и социализм, исламизм апеллировал к массам. Но при этом он позволял сохранить более широкое поле для политического маневра правящей элиты. Которая, несмотря на то, что была и остается светской, молчаливо поддержала выбор в пользу контролируемой исламизации как политики, направленной на канализирование массового недовольства в религиозное русло.
Окончательно данный курс утвердился в Пакистане в свете таких разнонаправленных, если не сказать «противоположных» событий, как апрельская (социалистическая) революция в Афганистане 1978 г. и исламская революция в Иране 1979 г. Насильственные смены правящих режимов в соседних государствах предстали перед руководством Пакистана как два весьма вероятных варианта развития событий в случае, если предоставить процессу развиваться самостоятельно. Светская элита, согласившись на исламизацию, предпочла пойти на «добровольное» сокращение своих культурных прав, в частности, ограничение свобод женщин, сужение сферы употребления английского языка, введение исламских предметов в число обязательных в учебных заведениях, запрет алкоголя и др. При этом ее социально-экономические позиции остались нетронуты.
Новая политика оказалась достаточно эффективной. Власти отчасти удалось изменить представление населения о корнях его неблагополучия. Внедряемые в массовое сознание тезисы логично ― с точки зрения правительства ― делали акцент не на несправедливости социально-экономической структуры общества и элитистском характере государства, а на внешних и культурно-религиозных факторах: вторжении западных норм поведения и происках «врагов ислама». Подчеркивалась важность строгого соблюдения мусульманами религиозных предписаний.
Разумеется, нельзя говорить о том, что пакистанские исламисты, особенно находящиеся в оппозиции не поднимали и не поднимают социальных вопросов и не осуждают феодализм, капитализм и такие сопутствующие им проблемы, как неравенство, коррупция и др. Однако в качестве решения предлагаются отвлеченные принципы «социального мира», отношений сотрудничества между работником и работодателем, уважения «честно нажитой» собственности. Идеалистические модели исламистов предоставляют широкие возможности для политического маневрирования, в принципе позволяют избегать социально-политического противопоставления «эксплуатируемых» и «эксплуататоров» через «равенство» всех людей перед богом и их «подотчетность» всевышнему.
Вместе с тем в ходе «исламизации сверху» правящая элита вовсе не собиралась делиться властью с религиозными политическими партиями, использовала их очень ограниченно, предпочитая порционно и избирательно усиливать исламскую составляющую жизни страны своими руками. Так в 1980-е гг. военный диктатор М.Зия-уль-Хак (который, по свидетельству современников, не был ревностным мусульманином[viii]), ссылаясь на установления Корана и в рамках «исламизации экономики» ввел дополнительные налоги ― закят и ушр[ix], которые действуют до сих пор. На сегодня не идет речи и об отмене запрета на употребление алкоголя мусульманами, введенного еще ранее З.А.Бхутто, который, несмотря на свои «левые» взгляды, был не против использовать исламские мотивы в отношениях с народом и клерикалами.
Политику исламизации в Пакистане зачастую связывают исключительно с периодом военной диктатуры М.Зия-уль-Хака 1977-1988 гг. Однако и после окончания его правления пакистанские политики, которых принято относить к умеренным, выступали с инициативами на законодательном уровне усилить религиозную компоненту в жизни общества. Так в 1998 г. на фоне экономического кризиса и падения популярности правительства премьер-министр ИРП Н.Шариф[x] предложил принять законы о введении в стране шариатской судебной системы. Этот маневр, впрочем, было несложно разгадать, и политическая оппозиция, а также международная общественность подвергли гражданское руководство жесткой критике за попытки отыграться за неудачи в экономике и внешней политике страны за счет ислама, создать иллюзию того, что правительство «праведное», и выступать против него нехорошо[xi]. Под давлением оппонентов Н.Шарифу пришлось отступить в этом вопросе.
В 1990–начале 2000-х. исламизация в Пакистане проходила под знаком «победы» моджахедов в войне против советских войск в Афганистане, успехов поддерживаемых ИРП талибов, а также осуждения репрессивных мер, к которым правительство Индии было вынуждено прибегнуть в преимущественно мусульманском Джамму и Кашмире в ответ на развязывание Исламабадом диверсионно-подрывной деятельности (или «ассиметричной» войны). Даже после ввода американских войск в Афганистан и вынужденного присоединения Пакистана к антитеррористической коалиции Исламабад фактически не препятствовал людям, направляющимся в соседнее государство для борьбы с «захватчиками». Местные религиозные деятели, даже те из них, которые считаются проправительственными, открыто выступили и продолжают выступать резко против присутствия США в Афганистане.
***
Помимо идеологических, пропагандистских и образовательных мероприятий, важной составляющей политики исламизации в Пакистане в 1980-начале 2000-х гг. стало создание обширной экстремистской инфраструктуры, включающей в себя радикальные исламистские организации с боевыми отрядами и десятки тысяч медресе. Религиозные учебные заведения практически не контролируются государством, хотя и существуют у него на виду и плотно взаимодействуют со спецслужбами, военными и властями на провинциальном и местном уровне. В пакистанской, западной и советско-российской литературе признается, что эти структуры сыграли решающую роль в войне против афганского правительства в 1980-е гг., в организации, кадровой и финансовой подпитке Движения талибов. Которая, к слову, продолжилась, хотя и в меньших масштабах, и после ввода в Афганистан войск США и их союзников. С конца 1980-х гг. пакистанские исламисты стали значительным, если не решающим фактором развязывания диверсионной войны против властей индийского штата Джамму и Кашмир. Отдельным направлением их «работы» стал террор против шиитских организаций, рассматриваемых властью в качестве проводников иранского влияния и идей хомейнизма.
Однако создание радикальной исламистской инфраструктуры в прошлом и сложность ее возможного демонтажа на настоящем этапе вызваны не только нежеланием отказываться от привычных инструментов давления на соседние государства. Экстремистские структуры также являются важным фактором канализирования массового недовольства социальным неблагополучием в более «удобную» религиозную форму. Здесь осуществляется уже непосредственная переработка человеческого материала, наиболее активная часть которого могла бы сыграть роль в антиправительственной деятельности.
В ряде районов руководство страны частично передало решение социальных проблем откуп создававшимся экстремистским структурам, которые объединили в себе благотворительную, образовательную, социальную, политическую и боевую составляющие. С одной стороны, их созидательная деятельность способствовала некоторому ослаблению напряженности во многих местных общинах. С другой ― осуществлялось перенаправление молодежи на борьбу против «внешнего врага» и «пятой колонны».
В основном боевая составляющая данных организаций, как уже было сказано, замыкалась на трех направлениях[xii]: 1) борьба с «антипакистанскими» правительствами в Афганистане; 2) диверсионная борьба с индийским властями в штате Джамму и Кашмир; 3) террор против структур проживающего в Пакистане шиитского меньшинства. Наиболее влиятельными из рассматриваемых экстремистских организаций являются «Джайш-и-Мохаммад» и «Лашкар-и-Тойба», позднее переименованная в «Джамаат-уд-Даву» (на кашмирском направлении); «Лашкар-е-Джангви» и «Сепах-и-Сахабха Пакистан» (на антишиитском направлении). Содействие боевым группировкам на афганском направлении долгое время проходило открыто, поэтому на войну в соседнее государство массово стекались выходцы из самых разных медресе, в основном расположенных в населенных пуштунами Северо-западной пограничной провинции (ныне провинция Хайбер-Пахтунхва) и Территории племен федерального управления.
В то же время «разрешенные» экстремистские группировки, несмотря на свою значимую роль в обеспечении стратегических интересов ИРП и тесные связи с пакистанскими военными, являются не просто протеже местного генералитета. Довольно быстро они превратились в самостоятельный фактор политической жизни. Важную роль в этом сыграло то, что уже упомянутая социальная деятельность ряда экстремистских группировок позволила им завоевать больше число сторонников в ряде районов страны. Наиболее показательны в этом отношении группировки «Сепах-и-Сахабха Пакистан», «Джайш-и-Мохаммад» и «Джамаат-уд-Дава». Их опорными пунктами являются города Пенджаба – наиболее населенной и самой развитой провинции страны ― и особенно его южной части. По замечанию исследователей, данным структурам удалось реализовать многие социальные проекты, а также потеснить феодалов, ранее имевших неограниченное влияние в местных делах. Все это еще более добавило экстремистам популярности.[xiii]
Наконец, в пакистанских медресе учится, по разным данным, от 1,5 до 3 млн человек (5-10% от общего числа учащихся). По сведениям правительства, многие из них получают иностранное финансирование и распространяют радикальные взгляды. Стоит добавить, что даже если их выпускники и не присоединяются к экстремистским структурам впоследствии, срабатывает другой фактор: знания, полученные в религиозном учебном заведении, непригодны для успешной трудовой деятельности в условиях современной экономики. Бывшие студенты, не способные вписаться в модернизирующийся окружающий мир, неизбежно оказываются разочарованы и озлоблены. Винить же в таком исходе, как им подсказали, стоит «врагов ислама». Индоктринированные молодые люди становятся на низовом уровне источником нетерпимости и бытового экстремизма.
Попытки правительства взять под контроль вопросы регистрации, финансирования и учебных программ медресе неизменно терпели неудачу из-за сопротивления религиозных кругов. Влияние руководителей медресе опирается не только на характерную для традиционного общества религиозность, усиленную пропагандистскими кампаниями 1980 – начала 2000‑х гг. Играет роль и то, что в условиях крайне ограниченного доступа к образованию в Пакистане для бедных слоев, зачастую только медресе, где обучение ведется бесплатно или за небольшую плату, предоставляют возможность дать образование детям. Таким образом, какая-либо кампания против духовных семинарий неминуемо вызовет протест у преподавателей, студентов и их семей.
На сегодняшний день можно говорить о том, что, в отличие от 1980 – начала 2000-х гг. правительство не проводит целенаправленную политику исламизации. Однако теперь в ней, по меньшей мере, нет необходимости: за прошедшее время религиозно-политические организации усилились настолько, что представляют собой самостоятельную силу, прочно занимая определенную часть политического пространства – хотя и не такую большую с точки зрения процедурной демократии. Их сторонники более политизированы, чем избиратели «старых», умеренных партий и скорее готовы на решительные действия в случае необходимости.
В принципе, можно констатировать, что в Пакистане исламизм оформился как самостоятельная разновидность социального протеста. Она, хотя и в меньшей степени – силу своей религиозной специфики ― угрожает позициям элиты, чем «левый» протест, но тоже доставляет правящим группам немало беспокойства. Показательно, что элита – в основной массе европеизированная, говорящая на английском не хуже, чем на урду, с обширными связями на Западе и не чурающаяся алкоголя – вынуждена на регулярной основе подтверждать свою приверженность исламу, уступать по вопросам «богохульства», брака, прав женщин и т.п.
Особенно показательным с точки зрения уступок исламистам со стороны светской модернизированной элиты стал инцидент с убийством в 2011 г. губернатора провинции Пенджаб С.Тасира ― промышленника и видного представителя находившейся у власти Пакистанской народной партии. Политика расстрелял его же охранник М.Кадри, который сразу же спокойно сдался. В ходе следствия он заявил, что мотивом его действий стала позиция С.Тасира по вопросу о «законе о богохульстве»: губернатор Пенджаба назвал его «мрачным» и публично вступился за местную христианку, приговоренную к смерти. Никто из руководства страны не решился препятствовать прокатившейся по стране кампании в поддержку М.Кадри; во всем Пакистане не нашлось муллы, готового прочитать над убитым заупокойную молитву. Спустя четыре года преступник, хотя и находится под стражей, так и не был осужден. А в середине февраля 2015 г. пакистанские СМИ со ссылкой на официальных лиц распространили информацию, что часть приобщенных к делу улик странным образом «исчезла» из места хранения в полицейском участке[xiv].
Наконец, даже жители ИРП, не входящие в поле политического ислама, в целом спокойно относятся к представителям «разрешенных» группировок и их деятельность, направленную на «борьбу с американской оккупацией Афганистана» и «поддержку освободительной борьбы народа Кашмира», террористической не считают. Когда же доходит до терактов в самом Пакистане, проявляется особенность, неоднократно отмечаемая иностранными обозревателями и заслуживающая, как представляется, отдельного исследования. Население, отчасти под влиянием религиозных партий, отчасти правительственной пропаганды полагает, что нападения на гражданские объекты осуществляют агенты иностранных спецслужб, в частности, Индии, США и Израиля. Более того, тот факт, что атаки проводятся против пакистанцев – преимущественно мусульман – лишний раз доказывает: проводят их именно «враги ислама», то есть люди, к религии отношения не имеющие и поэтому очернить ее не способные.[xv]
***
В условиях того, что фундаментальные социологические исследования в Пакистане фактически не проводятся, сложно выносить однозначные заключение о настроениях в социуме. Если же ориентироваться на менее объективные данные, то даже беглое знакомство с современной пакистанской художественной литературой, периодикой и кинематографом (не говоря уже о непосредственном общении с жителями ИРП) позволяет говорить о царящем в обществе разочаровании и пессимизме[xvi]. Многие, к своему сожалению, убеждены в слабой зависимости между честным трудом, образованием и способностями с одной стороны, и успехами в карьере, бизнесе и других сферах – с другой.
Эти выводы, впрочем, подтверждаются социоэкономическими показателями. Например, в стране крайне высок уровень экономического неравенства: Пакистан занимает 119 место из 141 государства по индексу Джини[xvii]. Важным фактором раздражения, особенно жителей городов, все более отдаляющихся от феодальной патерналистской среды, служит всепроникающая коррупция: согласно Индексу восприятия коррупции, Пакистан занимает 126 место из 175 стран мира[xviii].
Наконец, очень молодое население ИРП (только дети от 0 до 14 лет составляют 35 %)[xix] является значимым фактором радикализации, смещает вероятность открытой, физической конфронтации с властью в случае дестабилизации политической обстановки. Собственно, это уже происходит, если рассматривать терроризм и акты межконфессиональной вражды как проявления бессознательного, но направляемого со стороны заинтересованных акторов протеста против сужающихся социальных перспектив.
***
К середине второго десятилетия XXI века пакистанское руководство оказалось перед тяжелым выбором. С одной стороны, страна страдает от терроризма, который, помимо прямых человеческих потерь, наносит стране существенный экономический ущерб.
В то же время руководство Пакистана полагается только на силовые методы и фактически отказывается развернуть против радикального исламизма идеологическую борьбу. Причина в том, что реальная дерадикализация общества лишит элиту важного средства канализирования социального недовольства в религиозное русло, не столь опасное, в отличие от «левого» протеста. Кроме того, демонтаж экстремистской инфраструктуры является нетривиальной политической и организационной задачей, и масштабное наступление на позиции исламистов грозит еще более дестабилизировать ситуацию в стране.
Сгладить социальные противоречия, как представляется, способно ускорение темпов экономического развития страны. Однако в условиях замедления мировой экономики такие перспективы представляются все более туманными.
[i]
Стоит отметить, что данный показатель не учитывает акты государственного терроризма.
Global Terrorism Index Report – [Электронный ресурс] /Vision of Humanity. Institute for Economics and Peace – Режим доступа: http://www.visionofhumanity.org/#page/indexes/terrorism-index/2013/PAK/OVER
[ii] В данной статье речь пойдет об исламистах, исповедующих радикальную исламистскую идеологию. Несмотря на то, что в ИРП действуют этнические (крупнейший город страны Карачи) и этно-сепаратистские (провинция Белуджистан) группировки, также регулярно осуществляющие теракты против властей, именно исламский радикализм охватывает всю территорию страны и претендует на насильственное изменение основ государственного строя.
[iii] Учитывая разночтения в национальных определениях терроризма и экстремизма, а также в списках запрещенных организаций, представляется целесообразным сослаться именно на Совет Безопасности ООН как площадку, где вырабатывается консолидированный подход ведущих государств к данной проблеме.
The List established and maintained by the Committee pursuant to resolutions 1267 (1999) and 1989 (2011) with respect to individuals, groups, undertakings and other entities associated with Al-Qaida — [Электронный ресурс] / United Nations. – Режим доступа: http://www.un.org/sc/committees/1267/aq_sanctions_list.shtml;
Narrative Summaries of Reasoning for Listing: Haqqani Network — [Электронный ресурс] / United Nations — Режим доступа: http://www.un.org/sc/committees/1988/NSTE01212E.shtml.
[iv] Pakistan undermined Karzai’s govt as he helped ‘India stab Pakistan in the back’: Musharraf — [Электронный ресурс] / The Express Tribune — Режим доступа: http://tribune.com.pk/story/837797/pakistan-undermined-karzais-govt-as-he-helped-india-stab-pakistan-in-the-back-musharraf/
[v] Например, в ноябре 2014 г. В ходе интервью глава МИД ИРП С.Азиз задался риторическим вопросом: «Почему Пакистан должен развязывать противостояние с теми группами, которые не представляют угрозы его безопасности?.. Некоторые из них <вооруженных группировок> представляют угрозу для Пакистана, а некоторые – нет. Почему мы должны всех их настраивать против себя?»
Militants not dangerous to Pakistan should not be targeted: Sartaj — [Электронный ресурс] / The Dawn — Режим доступа: http://www.dawn.com/news/1145135
Вскоре МИД ИРП выступил с комментарием, в котором указывалось, что слова С.Азиза необходимо воспринимать «в историческом контексте».
Adviser’s interview with BBC – [Электронный ресурс] / Ministry of Foreign Affairs of Pakistan — Режим доступа: http://www.mofa.gov.pk/pr-details.php?prID=2365
[vi] Подробнее о связях между запрещенными и не запрещенными экстремистскими группировками исламистов в ИРП см. статьи пакистанского специалиста по вопросам безопасности, внешней политики и отношений между военным и гражданским руководством страны А.Сиддики (Ayesha Siddiqa).
[vii] См. подробнее в «Ислам в современной политике стран Востока». Отв.редактор Л.Р.Полонская – М., 1986 – 279 с.
[viii] Белокреницкий В.Я., Москаленко В.Н. История Пакистана: XX век – М., 2008 – с.295.
[ix] Там же, с. 303.
[x] Возглавляет партию Пакистанская мусульманская лига (Н.Шарифа). В 2013 г. в третий раз в политической карьере избран премьер-министром Пакистана.
[xi] T. McGirk. Can Nawaz Live on a Prayer? — [Электронный ресурс] / Time — Режим доступа: http://content.time.com/time/world/article/0,8599,2054286,00.html
[xii] Разделение экстремистских структур по направлениям имеет определенную долю условности, поскольку, как уже было сказано, при необходимости они оказывают друг другу организационное, боевое и иное содействие; между ними осуществляется переток живой силы.
[xiii] P.Constable. Playing with fire: Pakistan at War with Itself – NY, 2011 – c. 88.
[xiv] Taseer’s murderer Qadri won’t be judged by military court, says IHC — [Электронный ресурс] / Pakistan Today — Режим доступа: http://www.pakistantoday.com.pk/2015/02/03/national/ihc-re-issues-notice-to-salman-taseers-legal-heirs-in-qadri-appeal-case/
[xv] См., например P.Constable. Playing with fire… с. 147-148
[xvi] Из «полевых» записей автора.
[xvii] Country Comparison — Distribution Of Family Income — Gini Index — [Электронный ресурс] / World Factbook — Режим доступа: https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/rankorder/2172rank.html
[xviii] Corruption Perception Index 2014 — [Электронный ресурс] / Transparency International — Режим доступа: http://www.transparency.org/cpi2014/results
[xix] Pakistan. Data — [Электронный ресурс] / The World Bank — Режим доступа: http://datatopics.worldbank.org/gender/country/pakistan