Прошедший в начале второй декады ноября очередной визит премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху в США пользовался повышенным вниманием местного информационно-аналитического и политического сообщества. Этот визит, согласно активно циркулировавшим в СМИ еще за много недель до отбытия в Вашингтон главы израильского правительства, должен был стать поворотным моментом если не, в целом, позитивно-консистентных союзнических отношениях двух стран, то в весьма непростых взаимоотношениях Биньямина Нетаньяху и президента США Барака Обамы.
С трудом скрываемая взаимная антипатия двух, мягко говоря, не лишенных личных и политических амбиций лидеров, возникла на базе резких разногласий по поводу ряда аспектов новой ближневосточной доктрины США, с которой выигравший в ноябре 2008 годы президентские выборы Барак Обама пришел в Белый дом.
Выдвинутая тогда идея «перезагрузки» отношений с арабо-мусульманским миром выглядела попыткой ввести исламистские движения, в том числе и радикальные, такие как «Братья-мусульмане» в легитимный дискурс регионального урегулирования, а также снизить накал противостояния с Ираном, признав, среди прочего некоторую легитимность его ядерных и «новоимперских» амбиций. На этой почве планировалось обеспечить выход США из горячих точек на Ближнем Востоке с тем, чтобы договорившись с этими субъектами, избежать ситуации политического неравновесия, подключив к этой схеме, в качестве третьей вершины нового «треугольника безопасности» также и прозападные умеренные суннитские режимы (Египет, Иордания, Турция и аравийские монархии).
В свою очередь, Израиль, как стратегический союзник США, должен был своими кардинальными уступками Палестинской национальной администрации (ПНА) удовлетворить эти умеренные суннитские режимы, для которых палестинская проблема из «громоотвода» внутренних противоречий превратилась в дестабилизирующий фактор. И которые были явно заинтересованы снять эту тему, целиком переложив связанные с этим издержки на Израиль. Кроме того, положившись на внешние гарантии своей национальной безопасности, Израиль должен был согласиться на фактическое вхождение в ядерный клуб Ирана, лидеры которого, патроны и спонсоры действующих против Израиля террористических группировок «Хизбалла» и ХАМАС, неоднократно заявляли о своем стремлении «стереть еврейское государство с политической карты мира». Иными словами, согласно видению демократической администрации, Израиль должен был взять на себя немалый, и, по мнению многих, неоправданный риск, заплатив своими «акциями» за новое прочтение американских ближневосточных интересов.
Ни то, ни другое для Израиля не было приемлемо, потому начиная с 2009 года израильское руководство, по мере сил, старалось противостоять этим нежелательным, по его мнению, для страны и региона дипломатическим и политическим тенденциям. Успеху этих усилий теоретически должен был способствовать объективный региональный расклад, явно не способствовавший успеху ближневосточной доктрины команды Б.Обамы. Довольно скоро стало понятно, что ее авторы – как и предупреждали их политические оппоненты, во-первых, явно недооценили глубину противоречий между гегемонистскими устремлениями шиитского Ирана, с одной стороны, и суннитскими режимами с другой. И во-вторых, во многом спровоцировали «исламистское цунами», в которое вылилась т.н. «арабская весна», резко дестабилизировавшая ситуацию на Ближнем Востоке.
То, что его подход «буксует», где-то на рубеже 2010-2011 годов признал и сам Барак Обама, когда Вашингтон во многом снял свои иррационально-завышенные требования к Израилю в контексте уступок палестинским арабам, и в целом, до конца первого президентского срока Б.Обамы ограничивался некими общими заявлениями. В начале его второго президентского срока данная идея была вытащена из небытия в несколько ином варианте, но примерно с тем же успехом, что, в общем, неплохо понимали как в Белом доме и в Госдепартаменте США, так и в других политических кругах Америки. Проблема была лишь в том, что получивший «авансом», еще до официального вступления в должность главы государства, Нобелевскую премию мира Барак Обама не был готов, по крайней мере, открыто, признать неудачу своего ближневосточного проекта ввиду ущербности самой его концепции, а не стечением неблагоприятных обстоятельств. В силу чего президента США не мог не раздражать премьер-министр Израиля, использовавший любую трибуну, для критики ближневосточной политики США.
Взаимные трения достигли пика на рубеже 2014-2015 годов, когда Нетаньяху резко усилил критику проводимого президентом США курса на продвижение опасного для Израиля, как это виделось в Иерусалиме, «ядерного соглашения» великих держав («группа 5+1») с Ираном. Включая предпринятые израильским премьер-министром попытки в обход Белого дома и Госдепа США найти понимание его обеспокоенности непосредственно у американских законодателей, к которым он обратился во время третьего за его политическую карьеру выступления в Конгрессе США. А также – у местного общественного мнения через регулярные появления во влиятельных американских СМИ. Эти шаги придали указанным разногласиям редкий для истории стратегического партнерства двух стран уровень публичности. В свою очередь, и Обама не скрывал своего острого раздражения линией Нетаньяху, которую он рассматривал (надо, признать, небезосновательно) в качестве личного выпада и попытки посеять у американцев сомнения в компетентности его администрации в международных вопросах. В частности, он пошел на ряд шагов и заявлений, которые в контексте «особых отношений» США и Израиля были восприняты как очевидно недружественные, включая беспрецедентное заявление о готовности «пересмотреть некоторые аспекты стратегического партнерства» США и еврейского государства.
По большинству мнений речь скорее шла о символической угрозе, чем о готовности сделать какие-то реальные шаги, которые явно противоречили бы долгосрочным стратегическим интересам США и Израиля, и, очевидно, не нашли бы понимания в руководящих кругах и у общественности двух стран. И действительно, по оценкам экспертов, за время правления Обамы, экономические, коммерческие и научные связи США и Израиля, развивались весьма динамично (особенно резкий рост имелся в сфере кибер-, нано- и космических технологий), а сотрудничество в вопросах обороны и безопасности вообще перешло на новый качественный уровень.
Как отмечает израильский дипломатический эксперт Йорам Этингер (в прошлом – спецпредставитель МИД Израиля по отношениям с Конгрессом США и руководитель правительственной пресс-службы), «израильтяне сегодня оперируют сотнями систем военной и гражданской безопасности США и предоставляют американской промышленности критически важную информацию о разработке и повышении качества оборонных технологий высокой конкурентоспособности. Объем разведданных, предоставляемых США Израилем, существенно превышает аналогичную информацию, получаемую спецслужбами этой страны от всех вместе взятых стран, входящих в НАТО; регулярные учения ВВС двух стран именно в последние годы стали проходить в расширенном масштабе, а принятая на вооружение армией США тактика действий на поле боя, и в особенности в плотной городской застройке, была сформулирована на базе израильского опыта и при участии израильских экспертов».
Что, как можно заметить случилось, несмотря на зафиксированный обозревателем «непреодолимый мировоззренческий разрыв» между президентом США и премьер-министром Израиля.
Тем более проблематичной выглядела ситуация тупика, в который, как представлялось, зашли отношения двух политиков, острые разногласия между которыми грозили начать оказывать негативное влияние на ось стратегического партнерства Иерусалима и Вашингтона в критической для двух стран сфере – управления региональным кризисом. Тенденции стагнации сотрудничества Обамы и Нетаньяху, в перспективе могли снизить свободу маневра военно-политического руководства Израиля. А это, в свою очередь обессмысливало бы любую предложенную американцами, и не работающую без полномасштабного сотрудничества Израиля, схему региональной безопасности, которые в период президентства Барака Обамы выстраивались на основе его подхода «закулисного управления» (leadership from behind) – некоего американского аналога европейской доктрины «мягкой силы» (the Soft Power).
Потому, когда к концу нынешнего лета «острая фаза» личного конфликта президента США и премьер-министра Израиля была пройдена, в заявлениях и действиях двух лидеров стало проявляться стремление в той или иной мере «отыграть назад».
Первым признаком готовящейся смены вектора отношений стал визит министра обороны США Эштона Картера, который прибыл в Иерусалим через несколько дней после подписания 14 июля с.г. в Вене «ядерного соглашения» между Ираном и странами «шестерки». И состоявшийся 27 октября ответный визит в США министра обороны Израиля Моше Яалона, который, по мнению экспертов, должен был подготовить условия, которые бы позволили Нетаньяху говорить о возвращении к прежним доверительным связям с Вашингтоном.
Впрочем, до последнего момента оставалось неясным, о чем идет речь. То есть, будет ли встреча двух лидеров – первая после выступления Биньямина Нетаньяху перед Конгрессом и подписания Тегераном и шестью мировыми державами соглашения по ядерной программе Ирана – носить некий необязывающий характер, а ее участники ограничатся обтекаемыми заявлениями, предполагая снять основные шероховатости в закрытом режиме. Либо же она должна знаменовать перезагрузку их отношений и публично разморозить вектор персонального сотрудничества. Вопреки сомнениям пессимистов, ближе к истине оказались сторонники второй версии: период довольно серьёзного охлаждения отношений между премьер-министром Израиля и президентом США был официально завершен.
Остается все же вопрос, почему старт процессу примирения двух лидеров был дан сегодня, всего лишь за год до окончания второго президентского срока Барака Обамы, но этот весьма и весьма существенный вопрос явно следует рассмотреть специально.
[1] Профессор Отделения политологии и изучения Ближнего Востока Университета Ариэль в Самарии, преподаватель политических наук Университета Бар-Илан, Израиль.