Ирано-саудовское соперничество в регионе резко обострилось после американской оккупации Ирака в 2003 году и особенно после прихода к власти в Багдаде коалиции шиитских партий в январе 2005 года. Американцы, свергнувшие режим Саддама Хусейна и захватившие Ирак дали «зеленый свет» на взятие власти шиитами, представлявшими большинство населения страны. Тем самым американцы пытались приобрести в Ираке союзников против нарастающего движения сопротивления оккупации, большинство сторонников которого составляли бывшие баасисты либо радикальные суннитские фундаменталисты. Однако поддержка шиитского политического лагеря привела к усилению иранского влияния в стране и фактическому доминированию Тегерана в шиитских районах Ирака.  Подобная ситуация не могла не вызвать недовольство в Эр-Рияде, рассчитывавшем на свою долю иракского «пирога».  В сентябре 2005 года министр иностранных дел КСА Сауд аль-Фейсал (ныне покойный), выступая на заседании американского Совета по международным отношениям (CFR), отметил: «Иранцы в настоящее время входят на территорию, умиротворенную войсками Соединенных Штатов. Они входят в правительство, платят деньги, ставят везде своих людей, даже создают собственные милиции для защиты своих интересов. У нас все это не укладывается в голове. Мы выдержали долгую войну, чтобы помешать Ирану оккупировать Ирак, затем выгоняли иракских оккупантов из Кувейта, и все это для того, чтобы своими руками передать Ирак иранцам?» (1).

Далее последовало усиление проиранского движения «Хизбалла» в Ливане, фактического приобретшего доминирующе влияние в ливанской политике. Особое беспокойство в Эр-Рияде вызвало образование «оси сопротивления» Тегеран-Багдад-Дамаск-движение «Хизбалла», которое в суннитских монархиях окрестили «шиитским полумесяцем». Усиление иранского политического влияния в Сирии, Ираке, Ливане породило у саудовской элиты опасения в том, что иранская экспансия может распространиться и далее – в зону Персидского залива, угрожая жизненным интересам королевства. При этом в Эр-Рияде опасались, что Иран может захватить Бахрейн и поднять мятеж саудовских шиитов в нефтеносной Восточной провинции (Шаркийя), что может привести к превращению Персидского залива в «шиитское нефтяное озеро». В семье Аль Сауд также появилось опасение того, что Тегеран стремится отнять у КСА относительное лидерство в арабском мире, укреплявшееся с конца 1970-х годов по мере упадка или дискредитации идеологии светского арабского национализма (2).

Начало «арабской весны» было воспринято в Эр-Рияде как шанс избавиться от иранского влияния на политику арабских государств. Весной 2011 года один из высших чиновников Саудовской Аравии в беседе с главой администрации бывшего американского вице-президента Дика Чейни Джоном Ханной выразил уверенность, что смена режима в Сирии будет чрезвычайно благотворной для Саудовской Аравии. Он сказал следующее: «Король знает, что ничто кроме краха самой Исламской Республики не может ослабить Иран сильнее, чем потеря Сирии» (3). Дополнительными факторами, побуждавшими Эр-Рияд любыми средствами сбросить режим Башара Асада было подозрение в причастности Дамаска к ликвидации премьер-министра Ливана Рафика Харири в 2005 году, которого в КСА рассматривали как члена королевской семьи и неприязненное отношение к Асаду со стороны руководителя саудовской разведки принца Бандара бен Султана (сирийское правительство отобрало у него ряд прибыльных активов в САР).

Смена руководства в КСА после смерти короля Абдаллы бен Абдель Азиза (кстати, невоинственного и проводившего осторожную внешнюю политику монарха) породило у некоторых наблюдателей надежды на возможность разрядки в саудовско-иранских отношениях. В течение нескольких последних лет из круга лиц, имевших влияние на формирование саудовской внешней политики, выбыли деятели, наиболее враждебно настроенные по отношению к ИРИ – министр иностранных дел Сауд аль-Фейсал, многолетний руководитель саудовской разведки принц Турки аль-Фейсал и его преемник принц Бандар бен Султан. Однако надеждам на примирение двух региональных лидеров не суждено было сбыться. Новый триумвират, возглавивший королевство в составе короля Сальмана бен Абдель Азиза, принца Мухаммеда бен Наефа и принца Мухаммеда бен Сальмана начал новую эру в саудовской внешней политике с вооруженного вторжения в Йемен. При  этом руководящим мотивом агрессии стало противостояние возможному созданию иранских военных баз на юге Аравийского полуострова. Данная военная акция была плохо продумана. Недостаток стратегического мышления выразился в том, что дестабилизация в Йемене была списана на «иранские козни», в то время как иранское влияние на йеменские дела было крайне незначительным, а политический кризис в стране был вызван внутренними причинами (противоречиями между различными племенами и кланами, разногласиями между сторонниками светской и религиозной формами правления, традиционной враждой между Севером и Югом и попытками южан взять   реванш за поражения от режима А.А.Салеха в 1990-е годы). При этом сам Эр-Рияд в 2014 году фактически способствовал усилению своих врагов – йеменских хоуситов. Пытаясь наказать своего бывшего союзника – партию «Ислах», Саудовская Аравия помогала усилению хоуситов в Северном Йемене и зачистке сторонников «Ислаха», а затем не предотвратила появление альянса хоуситов со сторонниками бывшего президента Али Абдаллы Салеха.  Впрочем, не исключено, что втягивание КСА в изнурительный йеменский конфликт было частью стратегии иранских спецслужб. Вовлечение какого-либо государства в многолетнюю войну с неясным результатом является эффективным способом ослабления данного государства. Эта политтехнология была с успехом продемонстрирована американцами, втянувшими СССР в бессмысленную афганскую войну в 1979 году. Новая агрессивно-наступательная линия КСА во внешней политике была названа саудовским журналистом и аналитиком Джемалем Хашогги «доктриной Сальмана», хотя ее основным автором был принц Мухаммед бен Сальман (4).

Составной частью этой доктрины стало самостоятельное принятие решений по проведению силовых акций на Ближнем Востоке без оглядки на политику и мнение долговременного стратегического партнера – США. Такой разворот в саудовской внешней политике отчасти был вызван осознанием «предательства» со стороны американцев, заключивших в 2015 году ядерную сделку с Ираном. При этом в Эр-Рияде не учли, что у США есть постоянные интересы, но нет постоянных союзников. На данном этапе для Вашингтона выгодна не прямая конфронтация с ИРИ, но мягкое сдерживание иранских амбиций. Центр тяжести американской внешней политики смещается с Ближнего Востока в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона.  Кроме того иранцы являются важным партнером в борьбе с террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ, запрещена в России), все более беспокоящей США и их западных союзников. Отойдя от односторонней ориентации на США, в саудовском руководстве взяли курс на создание антииранской суннитской коалиции, однако такая политика привела к неоднозначным и неочевидным результатам.

1. Joseph McMillan. Iraq and Saudi Arabia. Oil, Religion and Enduring Rivalry. American Institute of Peace. Washington, 2006. P.8
2. О нарастающем влиянии монархий Персидского Залива на арабскую политику см. в книге Fouad Ajami. The Arab Predicament. Cambridge University Press, 1992.
3. Alastair Crooke. The ‘great game’ in Syria.//http://www.atimes.com/atimes/Middle_East/MJ22Ak01.html
4. Jamal Khashoggi. The Salman doctrine.// http://english.alarabiya.net/en/views/news/middle-east/2015/04/01/Saudi-King-Salman-s-doctrine.html