Конец месяца рамадан ознаменовался чередой крайне кровавых и резонансных терактов по всему региону Ближнего Востока и Южной Азии. Некоторые, как взрывы в Багдаде и шиитской мечети в саудовской Восточной провинции укладываются в логику не затухающего шиитско-суннитского противостояния; атака на туристов в Бангладеш являет собой классический образец активности местной исламистской группы; взрыв у консульства США в Джидде — тоже из серии вечной борьбы с «большим Сатаной»; взрывы в Адене можно со всей ответственностью отнести к проявлениям внутрийеменской политической борьбы; а вот с терактом у одной из основных мусульманских святынь в Медине, далеко не все понятно. Во-первых, определимся, что все эти теракты не связаны между собой, и ответственность «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) отчетливо проявляется только в связи с самым резонансным по числу жертв терактом в Багдаде. Теракты против шиитских целей в Ираке вообще становятся общим местом, и в данном случае мы оказываемся свидетелями продолжающейся конфронтации между местными суннитами и шиитами. Акция в Медине вообще не укладывается ни в один из существующих до нынешнего времени форматов и мотивировок. Уничтожение центровой для всех конфессий ислама святыни одинаково неприемлемо и для салафитов, и для «Братьев-мусульман», и для шиитов. Ни одна из радикальных джихадистских групп даже в своих заявлениях такой темы не касалась, не говоря уже о каких-то практических действиях. В этой связи выдвинем две основные версии. Первая, это версия о психически больном человеке, который решил в одиночку вписать себя в историю и мотивировал свой поступок неизвестными всплесками подсознания. Это вполне реально, и ничего удивительного в этом нет. Если бы не одно «но». Легкость, с которой одиночка достал компоненты для довольно мощного СВУ и сконструировал его. вообще теракты в Саудовской Аравии наталкивают на мысль о довольно слабом контроле со стороны правоохранителй нелегального рынка оружия в королевстве, который в принципе должен быть насыщен с учетом близости бушующего Йемена. Вторая версия — теракт в Медине является отзвуком внутренней борьбы в самом королевстве. В частности, теракт у святыни должен был продемонстрировать и реально продемонстрировал неспособность МВД и местных спецслужб гарантировать ее безопасность. В пользу этой версии свидетельствует и то, что, по показаниям очевидцев, смертник все-таки своей целью полагал патруль силовиков, а не саму мечеть, как об этом было заявлено вначале. Важно был нанести ущерб полицейским, но не зданию. То есть все делалось в рамках доказательства слабой боеготовности именно силовых структур королевства. Что, в общем-то, укладывается в периодически поднимающийся на Ближнем Востоке тезис о «несправедливости» монополии Эр-Рияда на общеисламские святыни. Сейчас эта тема вновь активизировалась, особенно с учетом начинающегося хаджа. Но в данном случае речь все-таки, видимо, идет о вызове или сигнале правящему клану Сальманов и заодно и наследному принцу Наефу, который, собственно, и возглавляет МВД. Атака смертника на такой объект может свидетельствовать о серьезном раздражении очень весомой части местной элиты, которая недовольна ни мерами министра обороны Моухаммеда бен Сальмана по монополизации в своих руках сферы заключения контрактов с западными компаниями по линии ВТС, ни его планами реформирования экономики страны. И то, и другое в равной степени затрагивает интересы весьма могущественных кланов в королевстве. Обратим внимание еще на один момент. Это реформирование Мухаммедом бен Сальманом силового блока страны. В частности, тот же принц Наеф с его подачи начал постепенную либерализацию жестких религиозных ограничений в стране, готовя страну к либерализации экономики. Серьезно ограничились полномочия некогда всемогущей религиозной полиции. Теперь она не может самостоятельно выносить судебные решения. Аппарат этой полиции кардинально сокращен и подчищен. Многие эксперты в этой связи указывают, что расследование, даже самое поверхностное и тщательно скрываемое от общественности, терактов шиитской провинции в КСА и Кувейте пришло к крайне неутешительным выводам. Во всех этих случаях явно прослеживалось косвенное или прямое участие в них действующих или бывших сотрудников религиозной полиции. Это привело к чистке ее рядов, что, собственно, и вызвало серьезное недовольство среди консервативных клерикалов и их последователей. В принципе они совершенно справедливо рассудили, что им серьезно ограничивают полномочия и потихоньку стараются убрать на политическую периферию. При этом план реформ подразумевает серьезную ломку традиционных границ нынешних общественных устоев. В данном случае саудовское руководство попало в ловушку во многом им самим и культивированному многими годами тренда в идеологической обработке местного населения «о непримиримости к ереси и отступлению от традиций». Вкупе с очень низким уровнем образования он долгие годы помогал направлять пассионарность масс на внешние цели с помощью того же духовенства. И вот теперь это оружие начинает работать уже против самих саудовских властей. В любом случае теракт в Медине свидетельствует о том, что на пути экономических и общественных реформ, которые задумал принц Мухаммед бен Сальман, лежат очень серьезные барьеры, преодоление которых чревато серьезными социальными потрясениями. И получится ли из наследника наследного принца «саудовский Петр Первый», покажет ближайшее время.

Фигура пакистанца, как террориста в Джидде, также, видимо, не случайна. Такая кандидатура террориста-смертника работает двояким образом. Она не может привести следователей к кому-то из серьезных фигур в саудовской элите. С другой стороны само участие иностранца-гастарбайтера в теракте ставит на повестку дня вопрос об усилении мониторинга над иностранной рабочей силой и ограничении миграционных потоков. Эта проблема очень важна для всех стран Персидского залива. В той же КСА число мигрантов не сравнялось еще с коренным населением, но на рынке труда иностранцы, безусловно, доминируют. В Катаре и ОАЭ «пришлые» уже давно превышают по численности коренное население. Попытка заменить арабскую рабочую силу на политически нейтральных азиатов, что было доминирующей тенденцией на рынке труда стран-членов ССАПГЗ в последние годы с началом «арабской весны», после  теракта в Джидде опять же стоит под вопросам. Эксперты говорят о том, что вероятность замораживания подготовленной МВД КСА программы выдачи «зеленой карты» десяти миллионам трудовых мигрантов теперь крайне велика. А этот момент был одним из основных в рамках повышения доходности иностранного рынка труда и либерализации трудового миграционного процесса. Все это прямо и косвенно бьет по плану реформирования Мухаммеда бен Сальмана, что свидетельствует о росте протестных настроений персонально против него в значительной части саудовской элиты.