Попытка государственного переворота в Турции 15-16 июля, похоже, окончательно положила конец усилиям Анкары развить свой внешнеполитический успех в рамках разрыва «враждебного окружения». После России и Израиля Турция планировала организовать аналогичный прорыв и в отношении Египта. Туда предполагалось отправить представительную делегацию правящей Партии справедливости и развития (ПСР) в качестве первого пробного шага. Все изменил путч. Во-первых, стало не до «дальних рубежей», но это не самое основное. Главное определила реакция Каира на попытку государственного переворота в Турции. Египетские газеты уже ранним утром после путча злорадствовали и приветствовали свершившуюся «революцию» в Турции, а о смещении Р.Т.Эрдогана говорили как уже о свершившемся факте. Министр иностранных дел АРЕ наложил вето на резолюцию Совета Безопасности ООН по событиям в Турции, требуя изменить формулировку о «демократически избранном правительстве» этой страны. Позже депутаты парламента озвучили идею пригласить в эмиграцию в Каир главного раздражителя Р.Т.Эрдогана в лице имама Ф.Гюлена. Все это, безусловно, полностью похоронило все попытки наладить отношения и в то же время четко проиллюстрировало, что Каир не стремится нормализовать отношения с Анкарой при нынешнем политическом режиме. При этом египетские военные считают, что нормализация двусторонних отношений в принципе не реальна, пока у власти в Турции находятся фактически «Братья-мусульмане». Попытки Саудовской Аравии до этого на протяжении нескольких лет оказывать посреднические услуги в рамках налаживания египетско-турецкого диалога потерпели фиаско. Как представляется, именно в силу этого главного противоречия: египетские власти не могут игнорировать поддержку Анкарой «Братьев-мусульман» в своей стране, которых они считают своими главными противниками и террористами. Более того, египетские руководители четко отдают себе отчет в том, что Турция и Катар являются основными спонсорами террористической активности на Синайском полуострове, и этот момент полностью исключает какое-либо сближение. Остаются неразрешимыми и противоречия по ливийскому конфликту, где те же Доха и Анкара поддерживают мисуратовские кланы, настроенные крайне враждебно к египетской креатуре в лице генерала Х.Хафтара. Таким образом, рискнем предположить, что пока отсутствуют основные причины для какого-то турецко-египетского сближения как в геополитическом, так и в экономическом плане. Более того, Каир, похоже, начинает исповедовать тактику «ударом на удар». В частности, представители египетских спецслужб уже несколько раз проводили секретные встречи в Каире с эмиссарами Рабочей партии Курдистана (РПК) с целью выработки «алгоритмов» оказания ей «разносторонней помощи». Под этой формулировкой может скрываться как тренировка сторонников РПК, так и ее финансирование.
В любом случае говорить, как это делают некоторые американские аналитики, о попытках КСА воссоздать некую архитектуру «суннитской солидарности» в регионе, «помирив» Турцию и АРЕ, на наш взгляд, неоправданно. При анализе характера турецко-египетских отношений американцы упускают из вида почему-то Катар. Он играет в данном случае одну из основных ролей. Собственно, именно Доха и является основным организатором терроризма на Синае, с помощью которого она старается дестабилизировать ситуацию в самом Египте и одновременно отвлечь египетские усилия в возможно максимальной степени от ливийского направления. Именно Доха использует глобальное движение «Братья-мусульмане» в качестве основного инструмента распространения своего влияния в регионе. Она же является и основным «кошельком» всех этих действий. Именно по этой причине Жр-Рияд в свое время практически ультимативно требовали от Дохи прекратить подрывную деятельность против АРЕ, в том числе и в рамках пропагандистской войны через «Аль-Джазиру». Эти попытки никакого внятного и долгоиграющего эффекта не принесли. При этом стремление Эр-Рияда играть некую роль посредника и собирателя «суннитских земель» снизилось в значительной степени. И Египет, и Турция полагают себя геополитическими региональными «тяжеловесами», с военной точки зрения не сопоставимыми с претендующим на лидерство КСА. Анкара в большей степени, Каир — пока в меньшей, начинают отходить из орбиты влияния Саудовской Аравии и проводить самостоятельную политику. В данном случае Анкара понимает, что между ней и Эр-Риядом также стоит непреодолимое противоречие в лице все тех же «Братьев-мусульман», и она может позволить себе вести самостоятельную политику в отношении КСА по очень прозаичной причине — королевство полностью зависит от Турции в связи с материально-техническим снабжением просаудовских оппозиционных групп в Сирии. У Египта в этом отношении ситуация похуже — АРЕ пока в значительной степени зависит от КСА в рамках оказания финансовой помощи, в том числе и для модернизации своих вооруженных сил. При этом совершенно очевидно, что Каир в очень малой степени привлекает перспектива стать «наконечником копья» для выполнения саудовских внешнеполитических задач регионального масштаба. В Каире откровенно тяготятся своей миссией в рамках аравийской коалиции в Йемене, и совершенно не готовы противостоять Ирану. Более того, Каир в принципе не против перспективы наладить с Тегераном взаимовыгодные связи, прежде всего, в экономике. Не находит поддержки в Каире и стремление Эр-Рияда заменить режим Б.Асада исламистами в Сирии. Совершенно определенно, что Египет не позволят Саудовской Аравии насаждать в стране ваххабитские мечети и присылать своих проповедников. А этот аспект всегда сопровождает саудовскую экономическую экспансию в любой части мусульманского мира. Все эти моменты будут постепенно отделять Каир от Эр-Рияда и превращать «суннитскую часть» региона Ближнего Востока во все более многополярную систему.