В течение последних десяти лет Исламская Республика Иран добивается полноправного членства в Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС). Активная дипломатическая деятельность Тегерана была направлена для достижения этой цели. Тем более удивительным для многих наблюдателей был демарш министра иностранных дел ИРИ Мохаммада Джавада Зарифа, внезапно покинувшего саммит ШОС в Ташкенте 24 июня с.г. Для ответа на вопрос о возможных изменениях в иранской позиции относительно ШОС необходимо рассмотреть как подходы стран-членов этой организации к полноправному членству Тегерана, так и новые внешнеполитические расчеты ИРИ после принятия Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по решению иранской ядерной проблемы.
Иран получил статус наблюдателя в ШОС в 2005 году. С 2006 года иранцы добиваются полноправного членства в ШОС. Особенно актуально этот вопрос стоял в период двух президентских сроков Махмуда Ахмадинеджада (2005-2013 годы). Во-первых, в эти годы членство в ШОС рассматривалось Тегераном в качестве важного шага, способствующего выходу Ирана из международной изоляции. Во-вторых, основные игроки в рамках ШОС – Россия и Китай категорически выступали против военного присутствия внерегиональных игроков, прежде всего США в регионах Центральной и Южной Азии. Это обстоятельство было ошибочно воспринято президентом Махмудом Ахмадинеджадом как признак «антиамериканской» направленности этой организации. В-третьих, стремление вступить в ШОС коррелировалось с внешнеполитической доктриной «поворота на Восток», провозглашенной Махмудом Ахмадинеджадом с прицелом на присоединение к транспортным проектам, разрабатываемым руководством КНР в рамках программы «Один пояс, один путь». В то же время иранское желание полноправно вступить в ШОС в 2006-2013 годах встречало прохладную реакцию со стороны основных игроков в рамках этой организации. Вступлению ИРИ в ШОС противился Казахстан. Руководство этого государства полагало, что при полноценном иранском участии в работе ШОС Казахстан лишится статуса №3 (после России и Китая ) в этой организации. Отрицательно относился к перспективе вступления Ирана и Китай. В то время ИРИ находилась под международными санкциями. Кроме того, внешнеполитический курс администрации М.Ахмадинеджада с постоянными антиамериканскими и антиизраильскими заявлениями был довольно непредсказуемым.
В настоящее время ситуация поменялась. В то время как Россия и Китай благосклонно относятся к вступлению Ирана в ШОС и не видят никаких препятствий для реализации этого шага, ряд ее второстепенных членов блокируют доступ Ирана к полноправному членству. В связи с тем, что согласно уставу ШОС все его члены имеют равные права, даже позиция одного государства может блокировать вступление новых членов в эту организацию. В настоящее время противниками вступления Ирана в ШОС являются Таджикистан и Узбекистан. До 2015 года отношения Таджикистана с Ираном характеризовались наиболее положительной динамикой среди стран Центральноазиатского региона. Ситуация изменилась после запрета в сентябре 2015 года Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ). Иранская дипломатия способствовала окончанию гражданской войны в Таджикистане в 1996 году, что подразумевало определенные гарантии ПИВТ, патронируемой Тегераном. Однако на парламентских выборах 2015 года ее представители не прошли в высший законодательный орган страны (лидеры ПИВТ обвинили руководство Таджикистана в фальсификации результатов выборов). В сентябре 2015 года партия была запрещена по обвинению в участии в вооруженном мятеже группировки Абдухалима Назарзода. Лидер ПИВТ Мухиддин Кабири, проживающий в настоящее время в эмиграции в Европе, считает подобные действия властей Таджикистана провокацией и говорит о 150 партийных руководителях и активистах, несправедливо арестованных властями. Подобные действия таджикского правительства не могли не осложнить отношения Душанбе с Тегераном. Вторым государством-членом ШОС, препятствующим вступлению Ирана, является Узбекистан, с опасением относящийся к любым попыткам изменить статус-кво, сложившийся в организации. Кроме того Узбекистан является единственным постсоветским государством Центральной Азии, отношения которого с Ираном явно не сложились. Определенная натянутость присутствует даже на протокольном уровне. Например, во время инаугурации Хасана Роухани в 2013 году на церемонии присутствовали президенты Казахстана, Таджикистана, Туркмении и Кыргызстана, а Узбекистан был представлен спикером парламента. Нелишним будет добавить, что в этом году Узбекистан председательствует в организации.
В принципе на позицию Узбекистана и Таджикистана мог бы повлиять Китай. Однако, по мнению аналитика иранского Института исследований Евразии (IRAS) Вали Каледжи, позиция китайцев в данном вопросе достаточно инертна и объясняется следующими факторами. Во-первых, широким спектром китайско-американских отношений, особенно в экономической сфере. Во-вторых, тем, что китайцы не уверены в окончательности отмены санкций и будущем СВПД, особенно в свете будущего результата американских президентских выборов. В-третьих, неопределенным местом Ирана в китайском проекте «Нового шелкового пути». В-четвертых, определенной ревностью, которую испытывает Пекин к совместным ирано-индийским проектам по развитию порта Чахбахар, являющегося естественным конкурентом китайско-пакистанскому проекту Гвадар.
Второй аспект проблемы состоит в том, насколько для самого Ирана в настоящее время выгодно стать полноправным членом ШОС? После этого часть международных санкций против этой страны была снята, и Иран начал активную интеграцию в мировое сообщество. Таким образом, надобность в повороте иранской внешней политики на Восток в значительной степени отпала. Представляется, что в политической элите ИРИ в настоящее время присутствуют две точки зрения по данному вопросу. Их можно условно назвать «ШОС-оптимистами» и «ШОС-скептиками».
Первые считают, что участие в ШОС может принести Ирану значительные политические дивиденды. По мнению директора IRAS Джахангира Карами, присоединение к ШОС важно для Ирана в аспекте региональной безопасности. Иранский аналитик, в частности, отмечает: «Поскольку Иран не участвует полноценно в работе ни одной региональной организации, присоединение к ШОС является для него стратегическим императивом». По его мнению, вступление в ШОС является для Тегерана крайне важным с целью ведения более активной политики в регионах Центральной Азии и Южного Кавказа, так как в зоне Персидского залива ИРИ осталась в политической изоляции и так и не смогла наладить партнерских отношений со странами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). Чем же, по мнению Д.Карами, Иран может «соблазнить» другие государства ШОС? По его убеждению, Иран позволит расширить диапазон действия ШОС в Центральной и Южной Азии. «Развите событий позволяет говорить о том, что ШОС превращается из организации, нацеленной на мирное сосуществование государств Центральной Азии в организацию, обеспечивающую их безопасность, и здесь сотрудничество с Ираном будет крайне актуальным», — пишет Д.Карами.
Другую точку зрения представляет, в частности Рамин Джавади, разместивший свою статью 27 июня с.г. на сайте «Табнак». По его мнению, М.Зариф покинул заседание ШОС, потому что «не видит в этой организации большой важности для Ирана». По его мнению подходы нынешнего руководства МИД ИРИ к вступлению в ШОС коренным образом отличаются от ахмадинеджадовских. «Если в президентство Махмуда Ахмадинеджада прежнее руководство всеми силами добивалось вступления в ШОС, то наши нынешние дипломаты считают, что ШОС должна сама инициировать принятие Ирана, как это было в случае Индии и Пакистана». Именно по этой причине, согласно данному аналитику, президент ИРИ Хасан Роухани не присутствовал на саммите в Ташкенте, так как «знал, что вопрос о принятии Ирана в ШОС не будет поставлен главами государств».
Скептическую точку зрения на вступление Ирана в ШОС представляет Хасан Бехештипур на страницах сайта Iran Review. По его мнению, предполагаемое вступление в ШОС противоречит иранской конституции. В частности, потому что вступление в любые блоковые организации входит в противоречие с национальным суверенитетом страны, а также потому что ШОС не является исламской организацией. Кроме того, по словам Х.Бехештипура, у Ирана и членов ШОС разное понимание терроризма и средств борьбы с ним. По мнению Тегерана, террористическими являются ваххабитские организации, а Москва и Пекин причисляют к ним всех исламистов.
Анализируя вышеизложенное, можно сделать несколько выводов относительно возможности вступления Ирана в ШОС и последствий этого политического шага. Во-первых, после принятия СВПД и выхода ИРИ из международной изоляции вступление в ШОС уже не является для политической элиты страны первоочередной задачей. Во-вторых, идея подключения к этой организации Тегераном тем не менее не отвергается. Это связано с опасениями политической элиты ИРИ возвращения санкций после избрания нового президента США. В этих условиях членство в региональной организации будет для Тегерана надежным противовесом санкционной политике. В-третьих, даже если Иран и будет принят в ШОС в 2017 году, логика внешней политики страны будет по-прежнему определяться ее геополитическим, а не блоковым интересам. Иран является слишком большой державой, чтобы подчинить свои интересы какой-либо коалиции, и будет по-прежнему следовать своей внешнеполитической парадигме «Нашарги, нагарби, эслами» («Ни Запад, ни Восток, а Ислам»).