В нынешних условий на Ближнем Востоке серьезной угрозой подрыва стабильности военно-гражданских отношений является проникновение исламистов в армию и фракционность в вооруженных силах. Возникновение различных группировок, особенно в ключевых подразделениях вооруженных сил, как правило, непосредственно предшествует перевороту. Зародившись в недрах тайных группировок внутри армии, идея переворота получает затем поддержку среди сторонников данной группы, связанных с ней горизонтальными и вертикальными связями. Именно по такому сценарию происходило большинство военных переворотов в арабских странах. Особую опасность фракционность приобретает тогда, когда в офицерской среде начинают усиливаться настроения воинствующего ислама. В этих условиях создается идеологическая база для действий заговорщиков и возникает мотив вооруженного выступления против власти, несмотря на высокий риск для участников заговора.

На самом деле военные, как правило, не разделяли воззрений радикального ислама. В какой-то степени это объяснялось тем, что еще в 1950-1960-х. гг. революционное офицерство в арабских странах было более  восприимчиво к светским теориям. По сравнению с другими слоями населения офицеры были лучше образованы, чаще выезжали за границу  и поэтому имели больше возможностей познакомиться с идеями  социализма и социал-демократии и их носителями. Присущие профессиональным военным прагматизм и патриотизм также способствовали постепенной трансформации идеалов традиционного арабского общества. К тому же  проводившиеся в большинстве арабских армий периодические кадровые чистки существенно снижали в офицерском корпусе число приверженцев радикального ислама и заставляли их искать работу в другом  месте. Все армии региона, за исключением Ирана, пытались не допустить исламистов в офицерский корпус. Ошибки в данном случае могли стоить дорого, как, например, в случае с египетским президентом А.Садатом, который был убит в 1981 г. малочисленной группой исламистов в армии в ходе военного парада. В Алжире, где долгое время сдерживающим армию фактором  была правящая партия Фронт национального освобождения, появление в армейском руководстве нового поколения офицеров, получивших, в отличие от выходцев из старых армейских структур, хорошее современное образование, сделало возможным принятие в середине 1990-х годов решения о постепенной профессионализации армии. Во многом такой шаг был продиктован опасностью исламизации алжирской армии, с учетом активной пропагандистской деятельности исламистов в вооруженных силах и ненадежности состава призывников. В Турции военные защищали светскую идеологию кемализма. В Сирии армия достаточно жестко подавила восстание вооруженной исламской оппозиции в начале 1980-х гг.

В то же время не всегда армия выступала на стороне светского начала в политике. Так, в Пакистане вооруженные силы превратились в один из основных проводников «исламизации» общества во времена правления Зия уль- Хака и во многом формировались исходя из религиозной убежденности новобранцев. Характерно, что единственной партией, которой власти разрешили создать свои ячейки в армии, была «Джамаат-и ислами». Вставшая во главе Пакистана в результате военного переворота 12 октября 1999 г.,  армейская элита во главе с П.Мушаррафом заняла в отношении исламистов более жесткую позицию. Во многом это было связано с тем, что ухудшение социально-экономической ситуации в Пакистане в период правления Б.Бхутто привело к активизации не столько умеренных, подконтрольных властям исламистов, сколько исламских радикалов, представлявших угрозу безопасности государства. Поставленный перед необходимостью решать сложные экономические и социальные проблемы в условиях глобальной борьбы с терроризмом после событий 11 сентября 2001 года, режим П.Мушаррафа запретил деятельность нескольких исламских движений и партий Пакистана.  Однако уже вскоре многие из ранее арестованных лидеров исламистов были освобождены, а на  парламентских выборах 2002 г. за блок исламских партий, пользовавшийся тайной поддержкой армии, проголосовало вдвое больше пакистанцев, чем в 1997 г. Таким образом, между армией и исламистами в Пакистане не имелось непреодолимых идеологических разногласий. В то же время сотрудничество военных и исламистов было ограничено известными пределами. Так, в 2003 г. в Пакистане вновь запретили ряд исламистских организаций, которые, как считали власти, не хотели учитывать политические и тактические установки руководства страны в вопросах борьбы с международным терроризмом и нормализации отношений с Индией.

Таким образом, армия и исламисты в Пакистане вовсе не являлись едиными в своих политических и тактических установках. Пакистанские военные были готовы терпеть умеренных исламистов до тех пор, пока они признавали  их власть, не нарушали мирных форм политической деятельности, что могло представлять угрозу изоляции Пакистана на международной арене. В то же время достаточно сложно предсказать, как долго будет сохраняться подобный баланс отношений и кто в конечном итоге возьмет верх. Однако такие страны как Пакистан и Иран представляют собой скорее исключение. В целом вооруженные силы стремились отстаивать собственные позицию и интересы и жестко реагировали на действия исламистов. В то же время по соображениям политического порядка армия нередко допускала ограниченную активность умеренных исламистов, использовала их в своих интересах, сохраняя при этом полный контроль над их деятельностью.

Светский характер турецких вооруженных сил рассматривался как одно из важных завоеваний республиканского строя. Исламистская Партия справедливости и развития (ПСР) пришла к власти в Турции в результате парламентских выборов, состоявшихся в ноябре 2002 года. Однако пост премьер-министра некоторое время занимал действующий Министр иностранных дел Абдулла Гюль, т.к. глава партии Реджеп Тайип Эрдоган в 1998 году был осужден за публичную декламацию стихотворений религиозного содержания («Мечети – наши казармы, купола – наши шлемы, минареты – наши штыки, наши солдаты полны веры) на 10 месяцев тюрьмы, также ему запрещалось занимать государственные посты в течение 4 лет. Однако в условиях победы партии Р.Т.Эрдогана стало понятно, что население поддерживает программу ПСР, выбирая ее, оно хочет видеть на посту премьер-министра именно его. После истечения срока запрета Р.Т.Эрдоган занял пост премьер-министра. Таким образом, мы видим, что ПСР пришла к власти в результате выборов, демократическим путем, и армия не стала ей препятствовать, ведь приход к власти Р.Т.Эрдогана был абсолютно легитимен, что еще раз доказывает тот факт, что армия – оплот демократии в Турции.

Однако недовольства армии по вопросу деятельности правительства не заставили себя ждать. В мае 2003 года разгорелся скандал: генералитет был недоволен кадровой политикой исламистов. На закрытой встрече с турецкими журналистами начальник Генерального штаба армейский генерал Хильми Озкек обвинил правительство во главе с премьером Реджепом Таипом Эрдоганом в проведении «антисветской деятельности» и не исключил возможности вмешательства военных, не согласных с тем, что на высокие посты назначают лиц религиозного толка. «Слишком много исламистов на руководящих постах», — подытожил опасения армии генерал Х.Озкек.

Более того, Х.Озкек также добавил, что «среди армии раскола нет». Эти слова прозвучали на фоне появления слухов о том, что действующим правительством недовольны и младшие офицеры. Стало быть, политикой ПСР недовольны не только лейтенанты, но и генералы, а это уже звучит как приговор. Западная пресса  предрекали Турции очередной военный переворот, однако, видимо, армейская верхушка, выступающая за вхождение Турции в ЕС, не стала препятствовать приходу исламистов к власти, с тем, чтобы продемонстрировать Европе и мировой общественности наличие в Турции демократического процесса. К тому же приход к власти ПСР был абсолютно легитимен. (Тем более что Р.Т.Эрдоган отрицает наличие преемственных связей между ПСР и Партии добродетели, устраненной генералитетом с политической арены в 1997 году). Снять напряженность в ситуации удалось после того, как Р.Т.Эрдоган заявил, что Турция – светское государство и что все происходит в рамках «демократического процесса». Однако постоянно продолжалось нарастание напряженности в отношениях  с генералами. Еще один показательный случай — генерал Хильми Озкек и президент Турции Ахмет Неждет Сезер бойкотировали официальный обед, хозяйкой на котором должна была стать жена спикера парламента. Она носит хиджаб, что, видимо, воспринималось президентом и начальником генерального штаба как вызов светским законам. 21 мая 2005 г. также прошла встреча премьера и начальника генштаба. Судя по утечкам в СМИ, генерал Х.Озкек тогда предупредил Р.Т.Эрдогана о «серьезных последствиях» усиления позиций клерикалов».

ПСР известна своими исламистскими корнями, является следующей исламистской партией после  Партии Добродетели, которая пришла к власти посредством парламентских выборов. Выборы 2002 года – дали еще один шанс для исламистов, чтобы показать себя. На данный момент партия себя практически ни чем не дискредитировала. В Турции ее называют AK Parti. Аббревиатура АК является сокращением от полного названия партии (Adalet ve Kalkınma partisi), также политические технологи вводя в широкое употребление данную аббревиатуру, хотели указать на незапятнанность партии, ее чистую совесть («ak» – «белый», причем данное слово носит не сколько характер описания оттенка цвета, сколько смысловую окраску: «незапятнанный, девственный, чистый»). Однако с приходом к власти исламистской партии в Турции значительно усилились религиозные настроения. Так, в конце августа 2005 года в Стамбуле состоялось собрание исламистов, на котором были слышны лозунги и призывы создать в Турции халифат. Само по себе это событие является нонсенсом, оно абсолютно беспрецедентно по своей сути и характеру: данное собрание происходит в светском государстве, главное не просто в светском, а в государстве, в котором лаицизм закреплен конституцией, охраняется, как одна из святынь и величайшее достижений прогресса. Ситуацию обостряли переговоры с ЕС о получении полноправного членства Турции в этой организации. В связи с нарастающей активностью исламистов начальник Генерального штаба Хильми Озкек выступил с заявлением, в котором сказал: «Все радикальные исламские группировки, вынашивающие планы сведения счетов с Турецкой Республикой, встретят отпор со стороны вооруженных сил».   Заявление начальника турецкого Генштаба, по оценкам наблюдателей, следовало расценивать как «последнее предупреждение фундаменталистам», и правительство и парламент обязаны сделать из этого надлежащие выводы.  Сам по себе напрашивается вывод о том, что выступления исламистов, подобные этому, стали возможны в виду нахождения у власти ПСР. Естественно, что армия в активизации деятельности фундаменталистов рассматривает попытки, направленные на стагнацию переговорного процесса между Турцией и ЕС.

Автор считает обоснованным акцентировать внимание на фигуре начальника Генерального штаба, которая сама по себе достаточно одиозна. Кроме того, что он главнокомандующий всеми войсками, он – председатель Высшего военного совета, ключевая фигура в Совете национальной безопасности, пользуется влиянием в Судах государственной безопасности. Как уже описывалось выше, в руках начальника Генерального штаба был сосредоточен большой объем власти и рычагов управления государством. Но самое главное – он имел возможность влиять на общественное мнение в стране. В частности Хильми Озкек постоянно собирал брифинги, к которым было приковано внимание турецкой экономической и политической элиты, на которых выражал свое мнение и мнение всего генералитета по какому-либо вопросу. Сам факт такой практики говорит об особом положении данной фигуры в государственной иерархии. «Армия в нашей стране имеет реальную власть и способна в случае необходимости влиять на общество», — так оценивает роль военных видный журналист Мехмет Али Биранд.

Р.Т.Эрдоган  — первый политик, который себе позволил выступить с критикой генералитета: «Да, в этой стране, безусловно, есть люди, злоупотребляющие исламом, но недопустимо и злоупотребление кемализмом и лаицизмом».

В этом высказывании видна позиция правящей партии в отношении деятельности  армии в политике. У Эрдогана и его соратников появился абсолютно уникальный исторический шанс отправить армию в казармы. Важнейшие внешнеполитические решения и решения в области безопасности до принятия пакета реформ в 2004 году принимались не правительством, а Советом национальной безопасности большинство мест в котором занимают военные. Так что исламисты, даже возглавляя кабинет, были серьезно ограничены в средствах влияния на ситуацию в стране.  После проведения последних реформ, СНБ выполняет чисто консультативные функции, большинство членов в нем теперь гражданский лица. Кроме того, генеральный секретарь СНБ в дальнейшем будет впредь назначаться премьер-министром и утверждаться президентом.

Проведение всех выше описанных реформ может создать видимость того, что поставлено под вопрос функционирование механизма контроля военных над политическим процессом. Однако едва ли следует утверждать, что армия теряет свое доминирующее положение  в государственной структуре. Конституция 1982 года – основной закон Турецкой Республики, создававшийся во времена чрезвычайного положения, введенного армией, она писалась военными и в интересах военных. Реформировав СНБ и отменив Суды государственной безопасности нельзя устранить военных от власти. Правовой системой Турции предусмотрено функционирование многих других органов, основы деятельности которых регламентируются Конституцией. Для того, чтобы полностью отстранить военных от власти, необходимо принять новую Конституцию, тем более что изменение турецкого законодательства и приведение его в соответствие с европейским законодательством сегодня стоит на повестке дня в Турции. Как заявил в интервью телеканалу CNN Turk министр юстиции Турции Джемаль Чичек: «в случае принятия новой Конституции Евросоюза действующая Конституция Турции не будет ей соответствовать и должна претерпеть значительные изменения. Чтобы действующая Конституция страны соответствовала требованиям Евросоюза, необходимо принять такие законы, которые соответствовали бы конституциям, как Турции, так и ЕС».  Однако министр добавил, для сохранения стабильности и устойчивости политико-правовой системы необходимо сохранить основы устройства республики.  Едва ли можно снизить роль армии и влияние мнения генералитета на общественное мнение, вырвать традиционные корни положения военных в системе государственной власти.[i]  В Турции армия выполняла своеобразную  интеграционную роль, объединяя людей из различных районов, разного происхождения и социального уровня и превращая их в единую нацию.  Турецкие военные оказались настолько решительны и непримиримы в «исламистском вопросе», что смогли заставить премьер-министра Н.Эрбакана, лидера исламистской партии, изгнать своих сторонников из армии.     Турецкие военные внимательно следили за попытками Партии национального порядка (нынешней «Рефах» — А.В.) Н.Эрбакана установить в стране шариатское правление. «Рефах» трижды запрещалась военными или под их давлением ( в 1971 г., 1980 г., 1998 г.),  но снова возрождалась под другими именами. Одновременно армия боролась против исламистов в собственных рядах. Так, только в 1994-1996 гг. из нее были уволены как сторонники «шариатского правления» 556 офицеров.[ii]

Несколько иначе складывались отношения армии и исламистов в Йемене. Ставший президентом ЙАР в 1979 г. подполковник Али Абдалла Салех значительно укрепил национальные вооруженные силы, которые постепенно превратились в основную опору власти. В своей борьбе против левых элементов он опирался также на  исламистов, в основном из числа «Братьев-мусульман». После победы над левыми не без поддержки исламистской организации фундаменталисткого толка «Исламский фронт», многие представители которой  вошли во вновь сформированные органы законодательной и исполнительной власти,  военные оказались в ситуации, когда они и в дальнейшем были вынуждены предоставлять исламистам широкое  поле для их политической деятельности.   Кризис идей научного социализма в НДРЙ в условиях прекращения военно-политической поддержки Москвы привел в конечном итоге к объединению Южного и Северного Йемена, причем полностью на условиях последнего. К этому времени позиции исламистов в ЙАР, территория которого в 1980-е гг. использовалась для подготовки моджахедов, сражавшихся против советских войск в Афганистане,  еще больше упрочились. Достаточно сказать, что формирования исламистов наряду с отрядами племен сыграли куда более значимую, чем регулярные войска  роль в победе «северян» в ходе гражданской войны 1994 г. Предпринятые президентом А.А.Салехом во второй половине 1990-х гг. меры по  модернизации вооруженных сил объединенного Йемена, предполагавшие более тесное военное сотрудничество с США, вызвали недовольство как левых на юге, так и исламистов на севере Йемена. Йеменские исламисты, связанные с организацией «Братьев-мусульман», создали «Йеменское единение в защиту реформ» (ЙЕР) во главе с Абдалллахом ибн Хусейном аль-Ахмаром — шейхом одной из наиболее крупных и политически влиятельных конфедераций йеменских племен. Поддерживая в целом курс президента, ЙЕР в то же время нередко критиковало действия правительства и медленные темпы реформ. Однако наибольшее опасение властей  вызывало действия на собственной территории различного рода исламистов из других, прежде всего соседних арабо-мусульманских государств, которые, как они считали, могли в дальнейшем привести к превращению Йемена в  одну из баз международного терроризма, что чревато международной изоляцией страны. Предпринимая определенные шаги в отношении многих исламистов, президент А.А.Салех тем не менее не торопится ставить точку в этом вопросе, избегая конфликта с влиятельными покровителями исламистских групп из числа вождей племен. Исключением стали решительные и жесткие действия властей после атаки террористов американского эсминца в Адене в октябре 2000 г. После этого инцидента Министерство вакфов стало назначать проповедников в мечетях, стремясь ограничить агитацию  радикальных исламистов.[iii] Данные меры, конечно, не способны обеспечить комплексное решение проблемы исламизма в Йемене. В условиях сохраняющихся в йеменском обществе достаточно сильных элементов племенной раздробленности и клановой анархии, препятствующих централизации государства,  объединительные идеи ислама и их проводники – исламисты объективно играют роль помощников власти в их борьбе с различного рода сепаратистами и оппозицией. В этой связи наиболее активные политические силы общества – племена и армия — заинтересованы в привлечении умеренных исламистов на свою сторону как фактора, стабилизирующего политическую ситуацию и способного на определенном этапе сыграть позитивную роль в  мобилизации масс на преодоление отсталости.

Проникновение в армию являлось главной задачей для исламистских группировок в Египте с 1990-х. гг. Частично этому способствовал тот факт, что правительство в этот период стало проводить политику «исламизации сверху», пытаясь вывести за рамки политического процесса радикальных исламистов и одновременно взять под контроль деятельных умеренных представителей исламского движения.  Существенно расширилась сфера влияния государства на деятельность Министерства вакуфов, мечетей, медресе. В рамках этой политики власти выстраивали свои отношения с самым влиятельным исламским движением Египта «Братьями-мусульманами». Несмотря на то, что в Египте  деятельность «братьев» была запрещена, власти фактически закрывали глаза на благотворительную, просветительскую и социальную работу членов организации. Они печатали книги и брошюры, налаживали широкую сеть социальной помощи по всей стране. В глазах правительства тактика сближения с «братьями» была оправдана стремлением властей удержать настроения египетской «улицы» в определенных рамках. Это было особенно важно  в условиях растущего социального напряжения в связи с войной в Ираке и нерешенностью палестинской проблемы. В то же время все попытки лидеров организации добиться  легализации наталкивались на неизменный отказ властей. В декабре 2003 г. в  ходе довыборов депутатов парламента представители «Братьев-мусульман» не были допущены к выдвижению своих кандидатур в ряде округов. В январе 2004 г. к руководству организацией пришел М.Акеф. Он считался одним из наименее консервативных лидеров организации. Многие его высказывания и действия наглядно свидетельствовали о его «реформаторской ориентации».  Сразу же после своего избрания М.Акеф взял курс на сближение с правительством. Новый лидер организации хорошо осознавал, что добиться поставленных задач в условиях конфронтация с властью не удастся и это неизбежно приведет к репрессиям. В организации усилились позиции молодого поколения «братьев», стоявших на позициях «либерально-реформаторского» толка.

За последние тридцать лет социальный облик египетских исламистов сильно изменился. В рядах исламистов значительно увеличилось количество молодых людей в возрасте до 29 лет. Из них почти половина имели высшее образование. Они выступали против применения насилия, за проведение радикальных реформ внутри организации, отказ от ставки на «старшее поколение» и привлечение в организацию молодеж, усиление активности «братьев» в профсоюзном и молодежном движениях, в первую очередь в университетах и мечетях и расширение социальной сферы деятельности организации. Деятельность организации приобрела более активный и наступательный характер. «Братья-мусульмане» стремились обеспечить себе легальные условия для ведения политической борьбы. Укрепляли свои позиции в профсоюзах, государственных учреждениях, университетах, местных органов власти в качестве политического плацдарма для проникновения в парламент и правительство, силовые структуры. К концу 1990-х гг. исламисты составляли большинство в руководстве ведущих профсоюзов и общественных ассоциаций Египта: адвокатов, врачей, инженеров, преподавателей университетов и т.д. Прошедшие в 2003 г. выборы в правления профсоюзов адвокатов и журналистов показали, что исламисты пользуются большим авторитетом среди рядовых членов профсоюзов.   Очевидно, не без согласования с правительством в августе 2004 года организация выступила с инициативой проведения реформ в Египте. По крайней мере, их инициатива активно рекламировалась в официальных СМИ и была поддержана различными партиями Египта.  На этой основе лидеры организации выразили готовность сотрудничать с властями. В свою очередь, власти посредством организации так называемого «национального диалога» стремились расширить социальную базу режима и одновременно добиться большей подконтрольности исламской оппозиции. Х.Мубарак и его ближайшее окружение,  возможно, рассчитывали, что «братья», получив места в парламенте, окажут поддержку президентскому курсу, в том числе и в вопросах преемственности власти. Тем более, что  один из вероятных претендентов на пост президента АРЕ сын Х.Мубарака Гамаль уже дал недвусмысленно понять, что придерживается в этом вопросе сходных позиций.  В то же время  египетское руководство по-прежнему рассматривало «Братьев-мусульман» как своего основного политического соперника и сдержанно относилось к перспективе трансформации организации в политическую партию. Одновременно власть опасалась, что в борьбе за власть «братья» не остановятся перед использованием насильственных методов. Поэтому в отношениях с «братьями» власть стремилась проводить политику «кнута» и «пряника»: то, делая шаги навстречу исламистам, то периодически проводя аресты.  Так, в октябре-декабре 2003 года полиция и силы безопасности ликвидировали несколько группировок исламистов и арестовали активистов организации  в Александрии, ряде других городов Египта.

В целом египетская армия сыграла весьма незначительную роль в борьбе с исламскими экстремистами. В 1980-1990- х. гг. по Египту прокатилась волна террористических акций на религиозной почве. Только с 1991 по 1996 гг. в результате этих актов насилия погибло около 1 тысячи человек. Наиболее крупным и  публично известным терактом явилась попытка захвата экстремистами иностранных туристов в г. Луксоре в ноябре 1997 г. В ходе этих событий погибло 58 человек. Характерно, что во время луксорских событий  роль военных свелась к эвакуации 14 раненых в Каир на армейском транспорте. Таким образом, борьба с террором не ставилась в качестве непосредственной задачи перед армией. Вооруженные силы Египта выполняли главным образом функцию обороны и сдерживающей силы. Осторожность, которую проявляли власти в этом вопросе была достаточно очевидна. Вовлечение армии в борьбу с исламистами могло повлечь проникновение исламских радикалов в армейские ряды. Среди организаторов убийства А.Садата были действующий полковник египетской армии, а также генерал запаса. Предпринятые Х.Мубараком попытки создать специальные силы для борьбы с исламскими экстремистами не имели большого успеха. В результате мятежа в ротах охраны порядка в феврале 1986 г.  из этих подразделений было уволено 20 тысяч человек, заподозренных в связях с исламскими радикалами. Убийство во время этих событий высокопоставленного офицера этих сил, работавшего под прикрытием, стало возможно в результате заговора внутри самих этих служб. Поэтому  в основе создания в Египте военных поселений лежало стремление властей изолировать военных от гражданского общества и таким образом пресечь возможность инфильтрации в армейскую среду исламистов. Одновременно в армейской печати предпринимались шаги по делегитимизации исламистской идеологии и ее сторонников. Между действиями исламистов в Алжире и Египте проводилась прямая параллель. Хотя армия непосредственно не участвовала в конфликте властей с исламистами, ряд высокопоставленных военных руководителей считали, что в случае активизации экстремистов вооруженные силы могли бы быть задействованы в контртеррористических операциях. Одновременно режим с помощью военных судов над исламистами, давал понять, что готов использовать вооруженные силы в случае необходимости в борьбе с исламскими радикалами.

Развитие политических процессов в Египте и регионе в целом повлияет на изменение взаимоотношений в треугольнике: власть, исламисты, армия. Значительный успех представителей «Братьев-мусульман» на парламентских выборах в ноябре-декабре 2005 г. открыл перед исламистами новые возможности для участия в управлении государством. В случае легализации «братьев» они смогли бы реально влиять на изменение законодательства и выдвигать своего кандидата на  президентских выборах. Это существенным образом могло бы изменить военно-политический баланс, особенно в условиях обострения вопроса о смене и преемственности власти.

В Сирии активно действовавшее в 1950-1960–е годы движение «Братьев-мусульман» и связанные с ним экстремистские исламские группировки были полностью разгромлены в период с 1976  по 1982 гг. В то же время наряду с участившимися в середине 1990-х гг. случаями завуалированной критики властей в ходе проповедей в  многочисленных  сирийских мечетях (около 2500 мечетей), отмечалось создание новых экстремистских исламских организаций, ставящих задачу свержения вооруженным путем правящего режима. Центрами активной религиозной обработки в Сирии  все больше становились исламские учебные заведения. Крупнейшим государственным центром обучения являлся шариатский факультет Дамасского университета. Во второй половине 1990 –х. гг. на его курсах училось около 4000 студентов.[iv] Основными причинами активизации деятельности исламистов послужили ухудшающееся экономическое положение в стране, снижение жизненного уровня населения и, как следствие, рост социальной напряженности. Сыграли свою роль и начавшиеся в 1990-х годах переговоры о мире с Израилем, что привело к формированию определенного «комплекса поражения» среди широких сирийских масс. Существенное влияние  оказал и внешний фактор — события в Алжире, Египте, воздействие иранских и саудовских событий.

В сирийском руководстве осознавали, что рост религиозных настроений в стране  невозможно было повернуть вспять, и главной задачей в этой связи становилось придание процессу исламизации контролируемого характера, не несущего в себе угрозы режиму. Одновременно сирийским спецслужбам была поставлена задача усилить работу в национальных и зарубежных исламских центрах с целью нейтрализации их усилий,  контроля над их деятельностью и предотвращения провокаций. Режим в большей степени был обеспокоен не столько внутренней радикальной исламской оппозицией, которая, несмотря на ряд досадных накладок, в целом уверенно контролировалась органами безопасности, сколько ее связями с зарубежными исламскими экстремистскими  организациями  и  активно  развивающимся процессом массовой исламизации сирийского общества. Освобождение  из  тюрем  около  2400  политзаключенных в середине 1990-х гг.,  большинство из которых принадлежало к группировке «Братья-мусульмане» и обвинялось в причастности к незаконной деятельности,  стало значимым явлением в отношениях между властями и оппозицией.  Одновременно сирийское руководство стремилось окончательно закрыть досье «Братьев-мусульман» за рубежом, урегулировав отношения с ними в рамках единого процесса по приобретению все большего числа союзников для решения внешнеполитических задач, укрепления стабильности и достижения общественного согласия в стране. Активную посредническую роль между Дамаском и «братьями» за рубежом выполняли возвратившиеся в САР верховный контролер сирийских «братьев» Абу Гуда и один из лидеров организации Амин Якин, которые не раз обращались к обеим сторонами с призывом нормализовать свои взаимоотношения. Удалось также наладить контакты с представителями «братьев» в Саудовской Аравии и их лидером Хасаном Хувейди, известным своей умеренной позицией в религиозных вопросах. Однако после ухода в 1996 г. со своего поста Х.Хувейди сирийский режим утерял важный канал воздействия на саудовских «братьев», к руководству которыми пришли экстремистски настроенные элементы в лице Али Садруддина аль-Байнуни, которые согласны были вернуться в Сирию при условии, что им будет разрешено заниматься политической деятельностью.[v] В сирийском руководстве полагали, что страна не находится в таком положении, когда можно было бы рисковать, разрешив деятельность исламских радикалов. Дамаск считал, что в случае каких-то осложнений или катаклизмов в стране «братья» могли бы вновь оказаться по другую сторону баррикад. В то же время  режиму при посредничестве министра культуры САР Наджах Аттар удалось договориться с ее братом М.Аттаром, возглавлявшим зарубежный филиал «братьев» в ФРГ, об отказе от враждебных режиму политических акций внутри САР и за ее пределами. Определенные подвижки наметились и в переговорах с лидером созданного в феврале 1990 г. в Париже проиракского Национального фронта спасения Сирии Аднаном Саадэддином. Серьезное внимание сирийское руководство уделяло работе по каналам внешних связей (МИД, ПАСВ, спецслужбы) с исламскими радикальными организациями в арабских странах, прежде всего в Алжире и Судане, а также в Иране и Турции.  Но в то же время неудачей  окончились предпринимаемые режимом попытки по созданию так называемой исламской партии, преимущественно из числа суннитов, во главе с известными представителями религиозного истеблишмента САР М.Шейхо и Р.Бути с тем,  чтобы в дальнейшем интегрировать ее в существующую политическую структуру (ПНФ) и таким образом направить исламские настроения в официальные юридические каналы. Выражая полную ло­яльность режиму и лично президенту, верховный муфтий САР А.Кефтару,  а также М.Шейхо и Р.Бути высказались против подобной идеи, мотивируя свою позицию тем, что, во-первых, большинство членов  ПНФ -мусульмане, а, следовательно, выражают интересы большинства населения страны, а, во-вторых, создание подобной партии при наличии в стране представителей других религий неминуемо привело бы к их стремлению создать собственные партии и, как следствие, возможному обострению конфессиональной обстановки. Сирийскому руководству, несмотря на многочисленность конфессий и течений в них, в целом удавалось обеспечивать, в том числе и силовыми методами, межконфессиональное и межобщинное согласие. Поэтому положение на религиозном фронте и в стране в целом можно  было оценивать как стабильное и контролируемое. В отношениях между правящим режимом и сирийскими «братьями» едва ли сразу могли произойти принципиальные сдвиги, в том числе в вопросе о массовом и организованном возвращении исламистов и легализации их политической деятельности.

Приход к власти в САР нового президента Башара Асада внес определенные коррективы в отношения нового политического руководства САР с политическим исламом. Б.Асад отменил изданный в 1983 г. указ, запрещающий ученицам и студенткам одевать хиджаб. В 2003 г. был издан указ, согласно которому военнослужащим срочной службы разрешалось молиться в военных лагерях. Данный шаг противоречил всей прежней практике властей, которые стремились искоренить в армейской среде любые проявления религии. Хафез Асад никогда не ассоциировался  в армии с религией. Отношение к исламу в армии ограничивалось присутствием в Омеядской мечети ряда крупных сирийских военачальников вместе с президентом по праздникам.[vi] Сразу же вслед за кончиной Х.Асада ряд лидеров зарубежной исламской оппозиции в лице «Братьев-мусульман» обратились к Б.Асаду с предложением начать диалог о примирении с властью и возвращении в Сирию.  В ноябре 2000 г. Б.Асад распорядился выпустить из сирийских тюрем около 400 членов организации. Несмотря на то, что после прихода к власти в стране Б.Асада большинство сирийских «братьев» отреклись от насилия как средства политической борьбы, власти опасались, что в случае легализации их политической деятельности в Сирии они смогут очень быстро объединиться с леволиберальным движением.

Перспектива объединения или тесного сближения исламистских оппозиционных организаций с либерально-демократическим  силами представлялась весьма тревожной для власти. Поэтому, несмотря на то, что в последние 1-1,5 года много членов «братства» было выпущено на свободу, вряд ли можно уверенно утверждать, что власти были готовы легализовать их политическую деятельность. Появление исламистской партии вне рамок и контроля власти, особенно если она опирается на широкую социальную базу, было неприемлемо с точки зрения политического руководства САР.   С другой стороны, процесс роста политического ислама в САР ставил перед сирийским руководством вопрос о неизбежности допуска представителей исламского движения к участию в государственных делах. Рост религиозных настроений в Сирии был виден  на каждом шагу. За последующие несколько лет значительно увеличилось число строящихся на частные пожертвования мечетей в крупных сирийских городах. Росло количество женщин, одевающих хиджаб. Последнее  было характерно не только для бедных кварталов, но и аристократических районов Дамаска. В моду входили домашние собрания женщин, на которых говорили  не только о  кулинарных рецептах и последних новинках моды, но и обсуждали вопросы религии, изучали религиозные дисциплины. Одновременно многие мусульманские проповедники в ходе пятничных проповедей в сирийских мечетях обращались к властям с призывом ускорить темпы политических и демократических преобразований в стране. Таким образом, они рассчитывали оказать давление на власть и  добиться большего участия в руководстве страной. Верховный муфтий САР Салах Кефтару – сын покойного сирийского муфтия Ахмеда Кефтару — каждую пятницу выступал с проповедью перед 10-тысячной толпой в дамасской мечети «Абу-Нур». Он также руководил крупнейшей в Сирии религиозной образовательной организацией, число учащихся  в которой выросло с 2002 по 2005 гг. с 5 до 7 тысяч человек. По мнению С.Кефтару, «возрождение» ислама в САР имеет мало общего с событиями 11 сентября в США,  а является результатом полного провала политики светских властей арабских стран, что вынуждает молодежь искать альтернативу  официальным властям. Подобное заявление, сделанное ранее, неминуемо бы привело к аресту муфтия.  На протяжении последних 40 лет правящая партия — ПАСВ, основанная на  светских идеях арабского национализма, вела непримиримую борьбу против любых проявлений радикального ислама.

Тогда же ряд высокопоставленных партийных функционеров стали считать, что «баасистам» необходимо сблизиться с исламским движением для того, чтобы таким образом повысить свою популярность среди широких слоев сирийского населения, прежде всего молодежи. Росту популярности политического ислама в арабских странах способствовало то, что религиозные настроения быстрее всего распространялись в среде молодежи, которая составляла от 50% до 60% населения арабских стран. Сирийский парламентарий Мухаммад Хабаш считал, что власти должны вести диалог с «умеренными» исламистами. По его оценке, около 80% «современной исламской улицы» на Арабском Востоке — это традиционалисты-консерваторы, которые не признают другой веры, кроме ислама. 20% — «реформаторы», считающие, что к вере в Бога «ведет не одна дорога». И те, и другие уважают право на жизнь приверженцев иной веры и расходятся только по философско-богословским вопросам. И только 1% — это «радикалы» и экстремисты. Расхождение во взглядах на эту проблему в рядах команды реформаторов Б.Асада  вызвало некоторое брожение как среди членов ПАСВ, так и в лагере леволиберальной оппозиции. Большинство членов партии выступало за сохранение светского характера ПАСВ, против вмешательства в  ее работу религии. Однако такая точка зрения не являлась общей для всего партийного и административного руководства САР. В конце 2004 г. из сирийских тюрем было освобождено около 100 заключенных, большинство из которых так или иначе были связаны с исламистами. Одновременно руководителям религиозных общин было предоставлено больше свободы для обсуждения актуальных  политических вопросов политики в мечетях.

Однако исламистское сообщество Сирии не было единым. Там были приверженцы жесткой линии, сторонники вооруженной борьбы с властью. Так, один из руководителей сирийских «братьев» Зухейр Салем, возглавлявший научно-исследовательский отдел организации, опубликовал на своем интернет-сайте призыв к сирийской оппозиции объединить силы с антисирийским движением Ливана и выступить против существующей власти в САР.[vii] Некоторые в сирийских политических кругах, в том числе и руководстве страны, были склонны рассматривать  выступление небольшой вооруженной группы в апреле 2004 г. в  дамасском районе Меззе как «один из результатов фундаментализма». Другие представители политического ислама призывали к созданию «демократического исламского государства», «демократизации ислама», проведению демократических выборов, поддержке «ислама, отвечающего интересам торговли» с учетом прав и потребностей религиозных меньшинств. Они были готовы сотрудничать с властью и поддерживали демократические преобразования сирийского руководства. Об этом, в частности, говорилось в «Политическом проекте будущей Сирии» — своеобразной программе реформ, предложенной сирийскими «братьями» общественности САР. Этот 214 страничный документ, изложенный в кратком варианте на пресс-конференции сирийских «братьев» в Лондоне 16 декабря 2004 г., содержал предложения по строительству в Сирии «исламского демократического государства». С конца 1960-х гг. вплоть до событий в Хаме 1982 г. сирийские «братья» неоднократно  направляли подобные сигналы властям Сирии. В последующем попытки «братьев» наладить контакт с официальным Дамаском активизировались. Еще в 2002 г. лидер сирийских «братьев» Садр эд-Дин аль-Байянуни вместе с союзническими организациями зарубежной сирийской оппозиции подписал так называемую «Почетную хартию», где обратился к сирийским властям с предложением о сотрудничестве, поддержал идеи демократии и политического плюрализма, свободное голосование и т.п. В начале декабря 2004 г. он заявил о том, что «братья» скорректировали свою прежнюю позицию в отношении полного неприятия возможности «политического решения» проблемы Голанских высот и выразил готовность сотрудничать с любыми политическими силами в внутри и за рубежом в «деле перестройки САР на демократических началах».

По оценке  ведущих сирийских экспертов, международная организация «Братьев-мусульман» и ее сирийский филиал с середины 1980-х гг. приняли решение начать работу с правящими на Арабском Востоке режимами, несмотря на существующие разногласия по вопросам о роли и функции государственной власти. Такая работа проводилась «братьями» не только в Сирии, но и в других арабских странах: Йемене, Иордании, Кувейте, Ираке. В рамках сирийской организации «братьев» действовала группа прагматиков, ограничивающих свою деятельность исключительно практической работой, не вдаваясь глубоко в вопросы реформирования прежнего мировоззрения «братьев». Сирийские власти не верили этим посланиям «братьев», и не хотели иметь дело с «братьями» как с организацией. В то же время, сирийское руководство было согласно вести диалог с отдельными представителями организации по вопросу об их возращении в Сирию с гарантией их безопасности. Таким образом,  власть в Сирии не видела необходимости сотрудничать с радикальными исламскими группировками типа «братьев».

Сирийская интеллигенция,  с одной стороны, в целом позитивно относилась к  растущему влиянию политического ислама на правительство в плане более энергичного проведения экономической реформы и проявления большей открытости в управлении государством. С другой, леволиберальные круги САР выражали обеспокоенность укреплением политических позиций исламистов. Вместе с представителями сирийского среднего класса они старались объединиться против этого явления. Многие из них открыто обвиняли власти в недооценке опасности роста массового исламского движения, которое, как они считали, является основным конкурентом либеральных светских сил Сирии в условиях свободных выборов. Сторонники такого мнения полагали, что, если сегодня в основе сближения правящей ПАСВ и исламистов лежит общая нелюбовь к США и их военному присутствию в Ираке, то очень сложно предсказать, как будут развиваться взаимоотношения между ними, когда американские войска покинут Ирак.

Взаимоотношения с армией – как важнейшим институтом государства оказывало на судьбы исламизма в странах Арабского Востока большое влияние. Наряду с партийной и государственной бюрократией, военные активно противостояли исламистам в  большинстве арабских стран. Провозгласив себя защитником революционных ценностей, арабские армии одновременно продемонстрировали свою приверженность принципам национализма и секуляризма. Как правило, власти старались не задействовать регулярные армейские части в борьбе с исламскими экстремистами, опасаясь инфильтрации их сторонников в вооруженные силы. Основную работу по профилактике религиозного экстремизма и борьбу с вооруженными акциями исламистов вели органы госбезопасности и специальные воинские части. Однако в условиях роста популярности в арабских странах идей политического ислама, постепенной легализации исламистских движений и организаций, превращения их «умеренной» части в составной элемент властной структуры, проникновение представителей политического ислама в вооруженные силы будет усиливаться. Власти придется также столкнуться с нарастанием угрозы терроризма. Для этого понадобится создание соответствующих сил, формирование которых, очевидно, будет происходить на базе «параллельных» войск, способных эффективно обеспечить не только внешнюю оборону, но внутреннюю безопасность.

[i] http://www.yerkir.am/rus/index.php?sub=news_arm&day=14&month=12&year=2004&id=11798 : Джемиль Чичек: Конституция Турции не будет соответствовать ЕС

[ii] Ланда Р.Г.Политический ислам: предварительные итоги. М., 2005, с.234

[iii] Р.Г.Ланда. Политический ислам. … 242-243

[iv] В.М. Ахмедов Сирия на рубеже столетий. Власть и политика. М.2003, с. 35

[v] Аль-Васат, 16.03.1997

[vi] Джейш Аш-ша’б. №1854, 01.07.1999

[vii] Ахбар Аш-Шарк, 23.02.2005