С 2011 года арабские страны стали одним из лидирующих регионов по количеству вынужденно перемещенных лиц. Эта проблема имела место и раньше в Алжире, Ираке, на палестинских территориях, в Западной Сахаре, однако после «арабской весны» масштабы миграционных потоков увеличились в разы.

В настоящее время число вынужденно перемещенных лиц из числа граждан Сирийской Арабской Республики оценивается в 10 млн человек, включая как внутренне перемещенных лиц, так и мигрантов за рубеж. На втором месте по этому показателю (оценен более 2-х млн человек) стоит Ирак, где ситуация с беженцами впервые обострилась в 1991 году, усугубившись в 2000-х годах и после 2014 года.

Гражданская война 2011 года и последующий за ней хаос в Ливии стали одной из причин «миграционного кризиса», разразившегося в ЕС и принявшего там широкий общественный резонанс. Прежде всего в силу того, что территория этой страны стала крупным транзитным пунктом на пути африканских мигрантов в Старый Свет.

Не менее сложная обстановка в связи с наличием вынужденно перемещенных лиц (далее по тексту – ВПЛ) из Ливии сложилась в Тунисе, который принял на себя основную массу ливийцев.

С одной стороны, о проблеме  ВПЛ в Тунисе и отрицательном влиянии этого фактора на состояние экономики и безопасности в стране сказано достаточно много. С другой стороны, об этой проблеме известно относительно мало, а источники, предоставляющие данные о масштабах миграционного потока и его характеристиках противоречат друг другу.

До событий 2011 года экономические отношения между двумя государствами были тесными и активными. Количество работающих тунисцев в различных отраслях бывшей Джамахирии оценивалось в 95 тыс. человек, оцениваемые объемы их денежных переводов на родину составляли более 250 млн долл. США, или около 0,6 % ВВП Туниса. Если сразу после свержения режима уже в 2012 году показатель начал частично восстанавливаться, то начиная с обострения обстановки в 2013 году вновь началась тенденция по его сокращению. В настоящее время данные отсутствуют, однако не трудно предположить, что работающих и получающих заработную плату тунисцев в Ливии осталось очень немного.

Положительное влияние на экономику Туниса оказывали и ливийские туристы: в «довоенные» годы они были на первом месте по количеству лиц, пересекающих границу Туниса в туристических целях. Правда, большая часть этих визитов были не долгими, ограничиваясь 1-2 днями, поэтому влияние со стороны ливийцев на показатели выручки для предприятий туриндустрии Туниса было не пропорциональным. Однако они были главными потребителями услуг медицинского туризма, обеспечивая до 80 % спроса на них и значительно стимулируя его развитие.

Торговый оборот между двумя странами в 2010 году достигал 700 млн евро, что делало Ливию пятым по величине торговым партнером Туниса. Среди стран Магриба (Алжир, Тунис, Ливия, Марокко) объемы торгового оборота между Тунисом и Ливией составляли 50 % от объемов региональной торговли[i]. Ливийская Джамахирия также обеспечивала до 25 % потребностей Туниса в нефтепродуктах[ii]. С учетом фактически открытых еще в 1970-е границ реальные показатели как торгового оборота (включая контрабанду), так и граждан, пересекающих границу, были еще выше.

По оценкам, представленным изданием Jenue Afrique, в 2011 году в соседний Тунис бежали 430 тыс. ливийцев, спасающихся от гражданской войны[iii]. Сразу оговоримся, что к этой и последующим цифрам о количественном показателе ливийских мигрантов в Тунисе стоит относиться более чем критично: самые достоверные данные о въезжающих людях в страну, предоставленные МВД, основаны на записях сотрудников пунктов пересечения границы. Эти данные никем реально не проверялись, а их точность характеризуется как невысокая. Принятые в 2013-м и последующих годах меры по укреплению государственной границы, в том числе по направлению туда армейских подразделений и сооружению технических средств защиты, могли поспособствовать прояснению ситуации со статистикой, но к тому времени значительная часть ливийцев уже находились в Тунисе.

Причина выбора Туниса в качестве направления для ВПЛ в том, что границы с этой страной, в отличии от Алжира или Египта, были открыты. Кроме того, Тунис был привычной страной для ливийцев, многие из них владели недвижимостью здесь.

Тогда, в 2011 году, миграционный поток из Ливии воспринимался как положительное явление: официальные лица тунисского руководства заявили о готовности «оказать помощь братскому народу» на период, пока у них идет война. По данным прессы тех лет, в целом тунисцы приветствовали ливийцев тепло и гостеприимно.

Конечно, имели место отдельные проблемы, касающиеся главным образом молодых ливийских мужчин и подростков, которые были замечены в хулиганских выходках, драках, упоминалось и о попытках приставания к женщинам, в том числе иностранным туристам. Однако в целом эти проблемы тогда не несли серьезной угрозы и никак не перевешивали экономического эффекта от нахлынувших сюда ливийцев, большая часть которых были состоятельными по региональным меркам и платежеспособными людьми. Ежегодный объем вливаний со стороны ливийских ВПЛ в экономику Туниса начиная с 2011 года оценивается в 1 млрд евро – для страны это немалые деньги.

В том же году ливийцы стали настоящим спасением для туристической отрасли Туниса, пострадавшей от значительного оттока посетителей из-за политических потрясений (с 7,1 млн человек в 2010 году до 4,7 млн человек в 2011 году). К примеру, туристические предприятия острова Джерба, в том числе элитные отели, получили очень хороших клиентов. Здесь расположились самые богатые ливийцы, в том числе представители бизнес-структур и государственных компаний «с чемоданами, наполненными деньгами».

Помимо предприятий туриндустрии, определенную выгоду получили и сельскохозяйственные производители ввиду увеличения внутреннего спроса на свою продукцию, что в какой-то степени тоже компенсировало им снижение туристического потока. Впрочем, здесь имело место и снижение экспорта соответствующей продукции в соседнюю Ливию.

Фактором в пользу гостеприимного настроя способствовало и то, то большая часть ВПЛ из Ливии были противниками режима Муамара Каддафи и сторонниками кардинальных изменений, что в какой-то степени соответствовало общественному настроению в Тунисе, который переживал эйфорию после революции у себя дома и, как и соседняя страна, требовал перемен.

Многие переехавшие ливийцы в 2011 года и первых месяцах 2012 года продолжали получать жалованье или пособия из средств ливийского бюджета и ливийских компаний либо пользоваться иной финансовой поддержкой со своей родины. Резервы, созданные за годы процветания Джамахирии, позволяли осуществлять такие расходы даже в условиях войны.

Упоминается и о факте лечения 20 тыс. раненых в ходе войны ливийцев в 70-ти тунисских больницах, что было оплачено переходным правительством Ливии.

Тогда многим казалось, что после свержения Муаммара Каддафи жизнь в Ливии быстро наладится, и все ВПЛ смогут вернуться на родину. Однако уже в 2012 году поток ливийцев сюда вновь стал увеличиваться.

В 2014 году власти Туниса заявили об оцениваемом количестве ВПЛ из Ливии на территории страны в 1,2 млн человек. Это около 10 % населения Туниса. Некоторые иные источники заявляют об еще большем количестве (до 1,8 млн человек)[iv]. С 2014 года по настоящее время эти оценки серьезно не изменились. По данным International Organization for migration, 34,7 % ливийских ВПЛ проживают в столице, 29,3 в центральных и восточных регионах страны, 16,8 % на северо-востоке, и 15,5 % на юго-востоке[v]. Выбор места для поселения, как правило, обуславливается материальным положением ливийцев и стоимостью аренды жилья в том или ином населенном пункте, а также наличием здесь уже переселенных родственников.

ВПЛ, как правило, являются выходцами из ливийских городов, пострадавших от военных действий: Мисурата, Бенгази, Сирт, Тобрук, Адждабия и др.

На молодых людей в возрасте до 25 лет приходится 15,1 % от общего числа ВПЛ, 22,1 % — на людей в возрасте от 25 до 34 лет, на людей в возрасте от 35 до 44 лет 23,7 %, остальные люди старше 45 лет. Мужчины составляют 66,8 % (из них половина – холостяки), женщины – 33,2 %[vi]. Разумеется, указанные цифры рассчитаны очень приблизительно.

Исходя из данных опросов, проведенных International Organization for migration, более 70 % ВПЛ хотят вернуться на родину после стабилизации обстановки. Отмечается, что у 77 % опрошенных срок законного пребывания (6 месяцев) просрочен.

По данным тех же опросов, 57 % ВПЛ из Ливии живут в квартирах, 7,4 % — в домах, а у 11 % жилищные условия характеризуются как плохие. Более 85 % ливийцев арендуют жилье, остальные имеют собственную недвижимость в Тунисе.

Какая-то часть ливийцев устроились на работу в Тунисе, но данные об этом отсутствуют.

Государственные школы не принимают у себя ливийских детей. Многие родители отдали детей в частные школы, но позволить это может далеко не каждая ливийская семья. Правительство Ливии открыло несколько школ в Тунисе, однако их количество не адекватно числу ВПЛ.

Что касается государственных учреждений здравоохранения, то отмечается, что они стали нести дополнительную финансовую нагрузку в связи с необходимостью обслуживания ливийских ВПЛ. Услуги частной медицины могут позволить себе не все ливийцы.

Если  в первые годы пребывания здесь ливийские ВПЛ оказали стимулирующее влияние на ослабевшую экономику, то в настоящий момент четко обозначилась тенденция по усилению отрицательного эффекта от их пребывания здесь. Это продиктовано элементарными законами экономики: рост спроса реально не подкреплялся увеличением производительности труда и иных экономических показателей Туниса. Это приводит к росту внутренних цен на аренду недвижимости, продукты питания, некоторые услуги, что отражается в том числе на уровне жизни тунисцев.

На фоне ухудшающейся экономической обстановки в Ливии снижаются и доходы ВПЛ, заканчиваются личные сбережения, что отрицательно влияет на их платежеспособность. Ввиду складывающейся ситуации потенциала для экономического роста в Ливии нет, поэтому положение ливийских ВПЛ будет во временем становиться все хуже.

Ввиду этого лозунги о готовности помогать братской Ливии слышатся все реже, а население Туниса стало выражать недовольство из-за проблемы беженцев.

В 2011 и последующих годах здесь была еще одна категория мигрантов – это спасающиеся от войны иностранные работники на территории Ливии. Их количество заметно уступало ливийцам и составило около 200 тыс. человек, главным образом выходцев из стран Африки и Бангладеш. Ситуацию удалось стабилизировать, организовав взаимодействие с Управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев, которые оказали помощь в создании лагеря Шуша, через который прошли более 100 тыс. человек. В наиболее кризисные периоды он принимал до 18 тыс. человек в день. Почти всех их удалось направить в страны первоначального проживания, несколько тысяч получили разрешение на переезд в европейские страны. В 2013 году лагерь был демонтирован.

Что касается угроз безопасности со стороны ливийских ВПЛ, то они, безусловно, существуют. Речь идет в первую очередь о контрабанде оружия и возможности проникновения в Тунис криминальных элементов или потенциальных террористов. Правда, последних с избытком хватает и в самом Тунисе, а теракты 2015 года против туристов напрямую не были связаны с ливийскими ВПЛ. Однако все основания для опасений подобного рода имеются.

С 2012 года обозначилась и еще одна угроза в виде распространения ливийского конфликта на территорию Туниса. Имеется ввиду, что если в 2011 году конфликт был более ясен, так как его участники делились на противников режима и его сторонников, то в последующие годы конфликт в Ливии приобрел иную окраску с межплеменной и межклановой враждой, кровной местью и т.д. Информация о каких-либо инцидентах между ливийцами на территории Туниса отсутствует, но это вовсе не означает, что их нет: власти совсем не заинтересованы в раскрытии этой темы.

Помимо укрепления границы, власти Туниса предприняли ряд мер, направленных на повышение внутреннего контроля за ливийской диаспорой.

Вероятно, что с усугублением ситуации в Ливии проблема ливийских мигрантов в Тунисе будет ухудшаться. Во что все это выльется, сложно сказать. Возможен социальный взрыв в виде недовольства местным населением гостями из Ливии и бездействием властей, либо действия с целью изгнания их отсюда. Не исключено какое-либо восстание и со стороны самих ВПЛ. Напомним, что фактор иракских беженцев в свое время стал одной из причин политического кризиса в Сирии. Конечно, ситуация в Тунисе совсем иная, но эта проблема может вылиться в дестабилизацию обстановки в масштабах всей страны.

В случае, если будет взят курс на выдворение ливийцев из Туниса, значительная их часть поплывет на другой берег Средиземного моря, а Европа получит еще несколько сотен тысяч беженцев уже ливийского происхождения. Пока основную нагрузку по приему ливийцев взял на себя Тунис, и в интересах Европы не допустить развития событий по такому сценарию. Ввиду этого, власти Туниса могут поставить вопрос перед странами Европы о предоставлении какой-либо помощи по решению проблемы ливийских мигрантов.

[i] http://www.jeuneafrique.com/53288/societe/tunisie-des-r-fugi-s-libyens-tr-s-l-aise-dans-leurs-babouches/

[ii] https://www.brookings.edu/blog/future-development/2015/03/17/the-impact-of-libyan-middle-class-refugees-in-tunisia/

[iii] http://www.jeuneafrique.com/53288/societe/tunisie-des-r-fugi-s-libyens-tr-s-l-aise-dans-leurs-babouches/

[iv] https://www.nytimes.com/2014/09/10/world/africa/libya-refugees-tunisia-tripoli.html?_r=2

[v] http://www.iom.int/news/iom-national-observatory-migration-assess-needs-impact-libyans-tunisia

[vi] https://tunisia.iom.int/sites/default/files/resources/files/FR_Etude%20impact%20socio%C3%A9conomique%20et%20besoins%20des%20Libyens%20en%20Tunisie.pdf