Спикер иранского Меджлиса (однопалатного парламента) Али Лариджани опроверг слухи о якобы имеющихся разногласиях между Тегераном и Москвой в подходах к сирийскому урегулированию. «Между нами нет противоречий ни тактического, ни стратегического характера. У нас общие оценки относительно ситуации в Сирии и ее будущего», — заявил он 20 февраля в интервью телеканалу «Аль-Маядин». По словам А.Лариджани, между Ираном и Россией «достигнуто политическое согласие по Сирии». Кроме того, оба государства тесно взаимодействуют в борьбе с террористическими группировками в САР. Оценивая состояние российско-иранских отношений, спикер Меджлиса подчеркнул, что «Иран и Россия двигаются к стратегическому союзу в регионе». Отметим, что прозвучало это заявление из уст доверенного человека аятоллы А.Хаменеи и сторонника как раз «жесткой линии» в политической иранской элите. Это заявление, в общем-то, положило конец всем появившимся в последнее время спекуляциям и рассуждениях различного уровня политологов и экспертов о «глубоких
расхождениях» между Москвой и Тегераном по вопросу сирийского конфликта. В качестве доказательства приводились совершенно различные доводы, начиная оттого, что «иранские военные не координируют с российским командованием свои действия» или «запрещают российским самолетам использовать базы ВВС на территории Ирана», и заканчивая более глобальными и структурными вещами. К последним относятся два основных посыла. Целесообразность восстановления отношений с США диктует на фоне жесткой антииранской риторики нынешней администрации США «необходимость» корректирования отношений с Тегераном. Почему одно вытекает из другого — непонятно. Более того, разговоры и риторика американцев о необходимости введения новых санкций и пересмотра соглашения по иранской ядерной программе (ИЯП),
безусловно, являются очень надежной гарантией того, что в глобальном смысле российско-иранские отношения будут прочными. Белый дом взял четкий курс на восстановление в прежнем формате (как минимум) отношений с Саудовской Аравией  в рамках стратегического регионального партнерства. В этой ситуации у Тегерана просто нет иного выхода, как поддерживать прежний уровень взаимодействия с Москвой, более того — укреплять его. Особенно по двум приоритетным областям своей политики национальной безопасности — атомной энергетике и модернизации вооруженных сил. Альтернативы Москве в данных областях практически нет. То есть, если США идут на стратегический альянс с КСА, то ИРИ сделает тот же самый маневр по отношению к России. Это очевидно, и говорить в этой связи «о разногласиях» даже гипотетически нельзя. Если иметь в виду под последними недостаток координации или излишнюю «самостоятельность»» тех или иных отдельных командиров на местах в той же Сирии, то тогда такие же (если не хуже)
разногласия имеют американцы в Ираке или Афганистане в рамках своего взаимодействия с местными силовиками. В данном случае очень важно различать условно «бытовые проблемы» и «стратегические разногласия». Тегеран через заявление А.Лариджани очень четко поставил все точки на I.
И в данном случае американцы своей политически инфантильной антииранской риторикой (умнее было бы молча делать то, что задумано, но надо попугать строптивых европейцев перспективой закрытия для их компаний иранского рынка) играют на руку Москве. Опять же рискнем выглядеть циничными, но с точки зрения геополитических интересов возвращение Ирана под санкционный режим был бы Москве крайне выгодно. По ряду причин, среди которых отметим две — держать две страны такого калибра с перспективой торговой войны с КНР американцам будет не под силу. Это вызовет серьезные трения Вашингтона и Брюсселя, и одновременно укрепит еще в большей степени российско-иранский альянс; и такой сценарий, безусловно, вновь позитивно повлияет на динамику цен на углеводороды, причем плюсы от этого самым серьезным образом перевесят минусы от срыва ряда контрактов по причине дефицита у Ирана валюты. Второй тезис, который очень охотно разыгрывают на Западе и часть отечественных политологов. Причем последние со ссылкой «на источники в Кремле», что сразу же ставит под сомнение достоверность этой информации, что Москва и Тегеран кардинально расходятся по вопросу дальнейшей тактики в Сирии и вообще — Москва выступает за миролюбивый план урегулирования, а иранцы жестко упирают исключительно на решение конфликта военным путем. Это в корне не так. Не надо думать, что в Тегеране сидят недальновидные
горлопаны-фанатики. Вообще надо меньше внимания обращать на гротескные заявления иранских силовиков и «ястребов», и не сильно волноваться по поводу их намерений испепелить кого-то в прах. В такого рода вещах важен анализ возможностей и поступков контрагентов. И если их проанализировать внимательно и «без сердца», то становятся понятными две вещи — возможностей кого-то «испепелить» у Ирана нет и в долгосрочной перспективе не предвидится, и иранская элита без всяких делений на «ястребов» и «умеренных» видит свою задачу на сегодня в возвращении в мировую финансовую элиту и свою инкорпорацию в новые реалии бизнес-сотрудничества с западными странами с прицелом на модернизацию основных сфер своей экономики. Что же касается сирийского направления, то в Тегеране, безусловно, отдают себе отчет в том, что Россия в данном случае единственная гарантия политической живучести нынешнего режима, и что в стране, где 70% населения являются суннитами, шиитам не светит урегулировать конфликт исключительно военными средствами. Как и в Ираке, кстати. При этом с военной точки зрения у Москвы и Тегерана, бесспорно, общая задача по искоренению и серьезной дефрагментации двух основных исламистских сил – «Исламского государства» (ИГ) и «Джебхат
ан-Нусры»/ «Тахрир аш-Шам» (обе организации запрещены в России). И совсем недавно официально эту точку зрения поддержала и
Анкара, что ставит под серьезное сомнение утверждения тех же политологов о том, что Иран, якобы, категорически против участия Турции в вопросах сирийского урегулирования. Это опять не так. Политика — это искусство возможного, и если ты не можешь кого-то победить, то договаривайся. Что мы сейчас и наблюдаем на примере Астаны.