Боевики все чаще отправляются на войну в Сирию с целью заработать, а основной причиной их возвращения являются разочарование в террористических группировках и уговоры семьи, в первую очередь матерей. Это следует из обнародованного в четверг нового доклада Контреррористического управления ООН, посвященного феномену иностранных боевиков – террористов (ИБТ). Исследование основано на показаниях 43 боевиков двенадцати национальностей, опрошенных в период с августа 2015 года по ноябрь 2016 г. 33 из них добрались до Сирии, но впоследствии решили вернуться, в то время как остальные 10 не добрались до зоны конфликта и были задержаны стражами порядка. Всего двое участников исследования имели сирийское происхождение, в то время как остальные никак не были связаны с ближневосточной республикой. Из него следует, что большинство опрошенных боевиков – «это молодые мужчины без высшего образования», которые серьезно ограничены в финансовом плане и имеют «слабые перспективы для трудоустройства», даже если проживают в западных странах. В основной массе они происходят из больших семей, живущих за пределами больших городов, и «сильно изолированы от общественной, экономической и политической жизни», отмечается в документе.  Авторы исследования указывают на то, что для современных боевиков «экономические факторы стали более важными», чем для тех, кто следовал на войну в Афганистан в 1980-х гг., однако на решение людей отправиться в Сирию «в разной степени» влияют и другие «политические и социальные факторы». «Религия, по всей видимости, играла минимальную мотивирующую роль для этих ИБТ», — говорится в докладе. Очень глубокомысленные выводы из исследования, которые в довольно размытой форме лишь подтверждают то, о чем мы сообщали  ранее — основным стимулом присоединения к различным джихадистским группировкам для добровольцев из мусульманских стран является исключительно материальный фактор. Примерно 80 процентов всех новоприбывших в состав «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) были мотивированы исключительно этими соображениями. И собственно популярность ИГ по сравнению с той же «Аль-Каидой» (запрещена в России) была обусловлена лишь одним единственным соображением: созданием под эгидой ИГ нового «государственного образования с обязательным присутствием в нем сильной экономической составляющей, основанной на старых принципах справедливого распределения валового продукта». Или, если брать совсем грубо, возможность заработать в условиях ясной и прозрачной системы налогообложения при предоставлении широкой социально-экономической автономии отдельным районам. «Аль-Каида» к этому времени полностью стала финансово несостоятельной в условиях прекращения хоть какого-то централизованного финансирования со стороны аравийских спонсоров, и прежде всего из КСА.  Ровно по этой причине в ИГ зачастую оправлялись добровольцы со своими семьями. Они ехали туда не сколько воевать, сколько жить. Но в данном случае есть один нюанс, который исследователи почему-то упускают. Это необходимость жесткого разделения мотивации добровольцев из стран Ближнего Востока и бедных мусульманских стран, и условно — «европейцев». Суда же можно совершено спокойно включить всех рекрутов, которые до своего прибытия в горячую точку жили в странах западной цивилизации. Жесткая ориентированность на финансовый и экономический фактор присущ в основном бедным жителям экономически среднеразвитых или слаборазвитых мусульманских стран. Они едут в горячую точку для того, чтобы заработать на свадьбу, открытие своего дела на родине, и т.п. Многие переезжают с семьями, чтобы жить в этих реалиях «справедливого государства, основанного по законам шариата», поскольку дома этого в их понимании нет. Там есть расслоение, а ИГ и подобного рода авантюры дают возможность приобрести первоначальный капитал и начать все с нового листа. Вот эта экономическая составляющая, которая была придумана архитекторами проекта под названием ИГ, решала сразу несколько задач. Она привлекала новых добровольцев, снижала привлекательность других джихадистских проектов иных внешних спонсоров, а также переводила этот проект на самофинансирование. Война в данном случае давала добровольцам не только возможность сколотить за счет мародерства, грабежей «неверных» и жалования персональный капитал, но и затем творчески использовать его в новых реалиях хозяйственной автономии. Этим ИГ кардинально отличается о всех подобных предыдущих  проектов, которые основаны исключительно на финансовой поддержке из-за рубежа от спонсоров. И если мы возьмем антипод ИГ в лице просаудовской «Джебхат ан-Нусры» (Запрещена в России), то поймем, что феномен ее боевого потенциала основывается исключительно на целенаправленной материально-технической поддержке со стороны КСА.   То есть в данном случае Эр-Рияд действует по старой схеме, которая работала в свое время в Ираке, Чечне и Боснии, только аппарат контроля за распределением этих средств стал жестче: он осуществляется через специально командированных сотрудников Управления общей разведки (УОР) КСА, а не через полевых командиров как ранее. Эта схема при всей своей недолговечности имеет по сравнению с ИГ большой плюс: она работает ровно столько, сколько спонсоры будут посылать деньги. В случае с ИГ потеря контроля над основными логистическими путями и углеводородными месторождениями сразу резко снижает его боевые возможности. В том числе и за счет резкого спада притока добровольцев.

Что же касается ИБТ из стран западной цивилизации, то там на первом месте стоят вопросы национальной самоидентификации, отторжение правил западной жизни, а не деньги. В Европе даже не имеющий право на социальный лифт в принципе живет еще вполне сносно. Европейские добровольцы, как правило, бывший криминалитет, который теперь хочет заниматься примерно тем же, но за идею и в мировом масштабе. И в данном случае — в отличие от добровольцев из мусульманских стран религия для них имеет значение.  Что же касается просьб матерей или увещеваний отцов, то они никакого влияния на выбор продолжать джихад или уйти, не имеют. Совершеннолетние молодые люди из бедных семей по восточным традициям практически выбрасываются из своих семей и должны самостоятельно искать кусок хлеба. В этом случае увещевания родных не работают. Что же касается выводов ооновских аналитиков в отношении того, что  у иностранных боевиков «нет общего психологического портрета», и в этой связи всяческие  обобщения излишне, то согласимся в этом лишь отчасти. И дело не психологическом портрете, а в мотивации. А это, что касается именно иностранных добровольцев, в большинстве случаев — деньги, и в малой степени — поиски национальной самоидентификации и идеологической опоры.