1 августа с.г. скончался саудовский монарх Фахд бен Абдель Азиз. Время его правления, начавшееся 13 июня 1982 г., можно с полным основанием назвать одним из наиболее важных периодов в жизни его страны. Саудовская Аравия, которая ранее была, если использовать выражение местного политолога, не более чем «феноменом культуры и цивилизации», последовательно обретала черты «государства институтов». Движение в этом направлении не было безоблачно: руководимая королем Фахдом страна преодолевала вызовы и внутреннего, и внешнего (прежде всего регионального) характера. В 1990-е гг. она была поставлена перед необходимостью найти подобающее ей место в радикально изменившейся системе международных отношений.
Фахд был четвертым из занимавших трон в королевстве сыновей основателя саудовского государства короля Абдель Азиза Ибн Сауда. Как и для его предшественников (Сауда, Фейсала и Халеда), условием его прихода к власти было достижение консенсуса не только между различными фракциями потомков Ибн Сауда, но и между иными, не менее многочисленными внутрисаудовскими «центрами силы», представленными прежде всего семейством Аль Аш-Шейх, возводящим себя к реформатору аравийского ислама М. Абдель Ваххабу. Тем не менее в ряду своих коронованных предшественников (исключение, но только в определенной мере, представлял, быть может, король Фейсал) Фахд занимал особое место. Его положение определялось в первую очередь тем, что он значительно лучше, чем первые наследники короля — основателя государства, знал окружавший его страну мир и строил внутреннюю и внешнюю политику своей страны в соответствии с основополагающими тенденциями развития этого мира. Впрочем, приход Фахда к власти положил начало правлению той группы королевской семьи, представители которой инициировали процесс реформ и саудовского государства, и саудовского общества.
Этот мир открылся недавнему саудовскому королю еще в 1945 г., когда он как член делегации королевства представлял свою страну на учредительной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. Узнавание мира продолжалось и в дальнейшем, этому способствовали посты, которые занимал Фахд в правительственных структурах королевства – министр просвещения, министр внутренних дел и, наконец, наследник престола в эпоху правления короля Халеда. Однако, представляя себе расстановку сил в мире, Фахд отстаивал собственное видение роли и места своей страны в нем, предполагавшее прежде всего сохранение ее внутренней стабильности, немыслимое без решения наиболее принципиальных проблем развития ближневосточного региона. Кроме того, это был период серьезных политических осложнений внутри страны. Необходимо было не только преодолеть последствия шиитских волнений, прошедших в 1970-х гг. в Восточной провинции, но и противостоять той части внутренней оппозиции (захват Главной мечети в Мекке в 1979 г. был наиболее ярким проявлением активности местных исламских группировок), которая действовала под традиционными для официальной саудовской идеологии религиозными лозунгами. Действия соседних стран – одной из них был постшахский Иран, вносили весомую лепту в процессы дестабилизации ситуации в королевстве.
Более того, конец 1970 – 1980-х гг. отличался все большей нестабильностью в региональном арабском, ближне- и средневосточном пространстве, рассматривавшемся Саудовской Аравией в качестве зоны ее непосредственных внешнеполитических интересов. Советское военное вмешательство во внутренние дела Афганистана создавало, как считали в королевстве, возможность коренного изменения соотношения сил в региональном масштабе. Гражданская война в Ливане, одной из активных сторон которой выступала ООП, и вмешательство в нее Израиля, стремившегося найти решение проблем безопасности своих северных границ, создавали угрозу вспышки новой арабо-израильской войны. Иракская же агрессия против Кувейта в августе 1990 г. несла в себе уже прямую угрозу безопасности Саудовской Аравии и ее доминированию в Совете сотрудничества арабских государств Залива.
Видение Фахдом системы международных отношений должно было учитывать как реалии внутренней ситуации в Саудовской Аравии, так и резкое возрастание уровня конфликтности в прилегающих к ее территории регионах. В воззрениях Фахда мусульманский мир оставался в центре системы международных отношений. Но этот мир, по его мнению, «страдал от распада моральных ценностей, роста притеснений, экономического и социального дисбаланса». В этом мире, как он говорил, «потеряны принципы права и утрачена справедливость. В нем распространяются насилие, безнравственность и тирания. Он стал миром, где правит лишь коварство, использующее язык… насилия ради господства над слабыми народами, захвата их земли и попрания их прав».
Преодоление внутренней и региональной нестабильности требовало от Саудовской Аравии, как не раз после 1982 г. говорил ее монарх, усиления роли королевства в интересах сплочения арабского и исламского мира. Стремясь к развитию более широких контактов «между арабскими и мусульманскими братьями», подчеркивал Фахд, «королевство будет содействовать укреплению их связей с дружескими государствами всего мира». Залогом этого становилась «все возрастающая роль королевства на международной арене благодаря нефти и участию в мировой валютной политике». Саудовская Аравия должна была стать основным финансовым донором для стран мусульманского региона. Но речь шла не только об этом — саудовское стремление играть ведущую роль в арабо-мусульманском регионе в конечном итоге было направлено на то, чтобы содействовать созданию прочного взаимодействия между этим регионом и ведущими центрами мирового развития – «дружественными» государствами, в ряду которых были прежде всего США. Если королевство уже стало неотъемлемым элементом мирохозяйственных связей и частью глобального миропорядка, то в равной мере в эти связи и миропорядок должны были включиться и страны, видевшие, как считал Фахд, в Саудовской Аравии государство, где располагались святыни ислама, «служителем» которых выступал саудовский монарх. В свою очередь, включение этих стран в современный миропорядок было немыслимо без активного участия королевства в поддержании стабильности в сфере производства и потребления нефти. Саудовское королевство все более осознавало себя гарантом этой стабильности.
Еще до того, как Фахд взошел на саудовский трон, он выступил едва ли не с самой принципиальной для арабского регионального сообщества инициативой решения арабо-израильского конфликта. 8 августа 1981 г. в марокканском Фесе в ходе ХП саммита ЛАГ будущий король представил саудовский план ближневосточного мирного урегулирования, впервые поставивший вопрос о возможном общеарабском признании Израиля. Последовательность саудовского курса, превращавшего королевство в посредника между Западом и арабо-мусульманским миром, была очевидна. Активное неприятие советского военного присутствия в Афганистане и поддержка движения моджахедов, настойчивые действия в направлении урегулирования внутриливанского конфликта (23 октября 1989 г. в саудовском Таифе противоборствующими ливанскими сторонами было подписано соглашение, прекращавшее гражданскую войну) были наиболее яркими проявлениями саудовской политики в тот период.
В равной мере это относилось и к саудовской позиции в период ирано-иракской войны – первого, по сути дела, серьезного внешнеполитического испытания, с которым столкнулся Фахд и которое потребовало от монарха проведения реалистичной политики, способной не только обезопасить его государство, но и не допустить распространения военных действий на страны — члены Совета сотрудничества. Наконец, позиция королевства в период кувейтского кризиса (включая и ее финансовый аспект, в том числе касавшийся и Советского Союза) четко доказывала, что руководимое Фахдом государство готово стать союзником тех членов мирового сообщества, которые полны решимости внести свой вклад в дело освобождения жертвы иракской агрессии.
Курс Фахда на последовательную защиту национальных интересов и сохранение стабильности королевства был бы неэффективен без активизации усилий возглавлявшегося им государства, направленных на осуществление экономической модернизации королевства. Время правления короля Фахда – это в первую очередь эпоха создания инфраструктуры, необходимой для этой модернизации. Наиболее серьезные достижения этой эпохи: несомненно, строительство комплекса нефтехимических предприятий в Джубейле и Янбо, создание современной сети морских портов, шоссейных дорог и аэропортов на территории всей страны. Одновременно эпоха Фахда знаменовала собой начало серьезного поворота к «саудизации», то есть к все большему использованию национальной рабочей силы в развитии промышленности, сельского хозяйства, системы здравоохранения и образования.
Но наивысшей точкой модернизационных реформ времени Фахда стали преобразования в политической сфере. В начале 1990-х гг. в королевстве были введены в действие четыре важнейших закона — Основной закон правления, Закон о Консультативном совете, Закон об управлении провинциями и Закон о Совете министров, ставших, по сути дела, конституционными актами королевства. Страна последовательно менялась, в ней возникали предпосылки для создания парламентской монархии, появлялись реально действующие институты исполнительной власти, закладывались основы регионального самоуправления. Но, быть может, введение этих конституционных актов подтверждало все более последовательно проявлявшую себя тенденцию во внутренней жизни Саудовской Аравии – введение в систему государственной власти и (хотя на консервативно-охранительной основе) в процесс принятия внутри- и внешнеполитических решений нового «образованного класса», развитие которого все более усиливалось в результате широкого комплекса модернизационных преобразований.
Саудовская политическая система более не выглядела как застывшая, опирающаяся только на два «центра силы» — королевское семейство и институционализированную страту улемов, представленную семейством Аль Аш-Шейх. В нее активно и целенаправленно входили поощряемые государством и его высшим руководством новые и, по сути дела, разночинные элементы, полем деятельности которых становился Консультативный совет. Официально провозглашенный в начале 2000 г. курс на реформирование государства и общества сделал тенденцию на введение этих элементов в систему государственного управления устойчивой и необратимой, что доказало проведение в 2005 г. первых в истории королевства муниципальных выборов. Этот курс во многом усиливал новые группы влияния в саудовском обществе, представленные в первую очередь его предпринимательскими кругами, ставившими и реализовывавшими идею диверсификации национальной экономики и на этой основе — расширение круга внешнеполитических партнеров королевства. Менялась как внутренняя, так и внешняя политика Саудовской Аравии, действительно становившейся едва ли не ведущим государством арабо-мусульманского мира, активно проводящим собственный курс в процессе развития взаимоотношений с ведущими акторами (США, ЕС, Россия, Китай, Япония) мирового сообщества.
Этот реформаторский курс последних лет правления Фахда (проведение которого тесно связывается с именем в то время наследного принца Абдаллы бен Абдель Азиза) проходил в условиях коренного изменения и региональной, и международной ситуации. При этом саудовское руководство не всегда верно оценивало последствия крушения биполярной системы международных отношений. Напротив, в его деятельности сохранялась инерция старого, определявшегося сложившейся ранее ориентацией на США, мышления и практики действия. Эта инерция проявляла себя в первую очередь в расширении системы религиозной благотворительности, направленной на поддержку сил, открыто апеллировавших к исламским лозунгам как средству изменения сложившейся системы политических отношений. Отношения с режимом движения Талибан в Афганистане, финансирование групп палестинских экстремистов, как и «специфическая» деятельность саудовских фондов в России, на постсоветском и постюгославском пространстве, — все это было наиболее ярким проявлением инерции этого мышления и практики. Ее естественным итогом стало присутствие саудовских граждан среди тех, кто осуществил акции 11 сентября 2001 г. в городах США, а также появление значительной группы «арабских афганцев», действовавших в Кашмире, Чечне и Боснии. В течение нескольких последних лет эта деятельность была перенесена на территорию королевства.
Были ли успешны последние годы правления короля Фахда? Иными словами, смогло ли саудовское руководство преодолеть эту инерцию прошлого? Ответ на эти вопросы, несомненно, положителен.
Саудовская Аравия не только член антитеррористической коалиции, в которой представлены ведущие «центры силы» современного мира. Она является эффективным участником, вносящим свой позитивный вклад в дело реконструкции послевоенного Афганистана и Ирака, как и в процесс арабо-израильского урегулирования, включая и его палестинский аспект. Однако главное, видимо, в другом, — королевство смогло сохранить (и даже упрочить) свою роль ведущей державы арабо-мусульманского региона, последовательно содействующей его вхождению в систему глобальных международных отношений и мирохозяйственных связей. Естественно, что, содействуя этому процессу, Саудовская Аравия (это связано в первую очередь с проблемой арабо-израильского урегулирования) стремится реализовать собственные национальные интересы, среди которых прежде всего сохранение роли ведущего «центра силы» в границах ближневосточного геополитического пространства. Наконец, королевство осталось принципиально важным актором мирового рынка нефти, где оно последовательно выступает в качестве поборника его стабильности.
Иными словами, эпоха короля Фахда окончательно сформировала саудовскую внутреннюю и внешнюю политику. Ее содержание – продолжение консервативно-охранительного курса на развитие модернизации и реформ в общественно-политической сфере. В области же взаимодействия с окружающим миром этот курс, традиционно оформляемый указаниями на его «умеренность» и стремление к «достижению консенсуса», предполагает укрепление региональной стабильности как неотъемлемого элемента стабильности международных отношений в целом. При этом в качестве важнейшей части этого курса выступает противодействие международному терроризму и реалистичность в подходах к решению проблем, связанных с поставками энергоносителей на мировые рынки.
Изменится ли этот курс с приходом к власти нового саудовского монарха Абдаллы бен Абдель Азиза? Ответ на этот вопрос не может не быть отрицательным, что связано в первую очередь с тем, что новый король является во многом архитектором этого курса.
Но, быть может, проведение этого курса будет замедленно? В конце концов, саудовская королевская семья многочисленна, она состоит из различных, конкурирующих между собой фракций и кланов. Действительно, после смерти короля-основателя Саудовской Аравией последовательно правили выходцы из той фракции семьи Абдель Азиза Ибн Сауда, которые традиционно рассматриваются в качестве представителей клана Судейри. Теперь же к власти в королевстве (впервые) пришел выходец из клана Шаммар. Не возникнут ли в этой связи серьезные межклановые противоречия, которые затруднят (если не сведут на нет) реальность этого курса?
Разумеется, противоречия между фракциями саудовского королевского семейства — серьезный вопрос. Более того, эти противоречия – неотрицаемая реальность. Но было бы абсолютно бесплодно, рассматривая потенциальную возможность преемственности саудовского курса, ограничиваться только указанием на их существование. В конце концов, это ограничение предполагает, что Саудовская Аравия — застывший «цивилизационный феномен», абсолютно неспособный эволюционировать. Предшествовавшие же годы доказали абсурдность этого предположения.
Конечно, появление Абдаллы на вершине саудовского политического истеблишмента в качестве наследного принца (он был назначен на эту должность указом короля Фахда от 13 июня 1982 г.) было итогом достижения консенсуса между различными фракциями королевской семьи, одобренного кланами Аль Аш-Шейх. Более того, сама возможность его выдвижения к вершине политической власти определялась более ранним этапом борьбы группировок внутри королевской семьи.
Родившийся в 1924 г., принц Абдалла в 1964 г. указом короля Фейсала был назначен главой Национальной гвардии и стал таким образом руководителем военной опоры королевского режима. В 1974 г. на основе указа короля Халеда Абдалла, сохранивший пост главы Национальной гвардии, стал заместителем председателя (им был тогда король Халед) Совета министров королевства, то есть фактически вторым лицом в государстве. Не стоит ли предположить, что союз кланов Судейри и Шаммар (а в дальнейшем и возвышения Абдаллы) оказался итогом внутренних раздоров в самом клане Судейри, связанных с возникновением в 1960-х гг. ориентированной на «революционный» Египет Г.А. Насера группы саудовских «красных принцев» во главе с Талялем бен Абдель Азизом? Однако что это меняет в нынешней саудовской ситуации?
Указом теперь уже короля Абдаллы бен Абдель Азиза от 2 августа 2005 г. назначен новый саудовский наследник престола. Им стал Султан бен Абдель Азиз, представитель все того же клана Судейри, с 1962 г. занимающий пост министра обороны и авиации, а также генерального инспектора королевства. Сохранилась традиционная структура соотношения сил на вершине политической власти, на этот раз юридически оформленная Основным законом правления. Саудовская королевская семья принесла присягу верности новому королю и назначенному им наследнику престола. Будет ли это соотношение сил в обозримом будущем нарушено? В этом также приходится сомневаться.
Саудовский «правящий класс» (включая королевскую семью и семью Аль Аш-Шейх) объединен сегодня необходимостью противостоять действующей под исламскими лозунгами оппозиции. Он объединен и общим видением необходимости дальнейшего проведения курса на реформирование государства и общества, что не раз подчеркивалось принцем Султаном. Этот «класс» не кажется внутренне раздробленным и в связи с решением задачи, которую он считает в настоящее время насущно важной для искоренения исламской оппозиции, – борьбы с бедностью. Существование бедности официально признано истеблишментом, содействовавшим разработке «Стратегического плана» ее ликвидации. Более того, все фракции заинтересованы в достижении взаимопонимания с приходящими во власть представителями третьего «центра» внутренней саудовской политики – образованными разночинцами, для которых нынешний король остается «знаменем» осуществления реформаторских перемен.
Этот «класс» ни в коей мере не раздроблен в связи с проблемой продолжения участия королевства в деятельности международной антитеррористической коалиции. Напротив, заявив о поддержке предстоящего чрезвычайного саммита ЛАГ в Шарм-аш-Шейхе, в повестку дня которой вынесен вопрос о борьбе с международным терроризмом, Саудовская Аравия вновь выступила в качестве государства, объединяющего арабский мир (важный элемент мусульманского мира) на основе этой борьбы и таким образом включающего его в деятельность всего мирового сообщества. Резкое осуждение саудовским руководством террористов, расправившихся с работавшими в Багдаде алжирскими дипломатами, заставляет предполагать, что королевство в ходе работы этого саммита вновь подчеркнет необходимость активизации региональных усилий в интересах прекращения насилия в Ираке. И скорее всего, при саудовском участии этот саммит выдвинет новые инициативы в отношении палестино-израильского противостояния в свете курса А. Шарона на вывод израильских поселений из сектора Газы и поддержки администрации М. Аббаса в ее конфликте с «Хамасом» и «Исламским джихадом». Наконец, последние заявления короля Абдаллы и наследного принца Султана заставляют предполагать, что наиболее существенным вкладом королевства в деятельность антитеррористической коалиции станет все та же взвешенная саудовская позиция по вопросам, касающимся энергоносителей и мирового рынка нефти.
Движение, инициированное эпохой короля Фахда, будет продолжено. В определяющий это движение внутри- и внешнеполитический курс будут, несомненно, вноситься коррективы. Это естественно, поскольку будет меняться и региональная, и международная ситуация. Тем не менее основополагающие элементы этого курса останутся неизменными, прежде всего потому, что они определяются задачами развития королевства и его национальными интересами, сегодня в значительно меньшей мере, чем раньше, испытывающими зависимость от воли того или иного представителя высшего эшелона политического истеблишмента страны.