Израиль, референдум в Иракском Курдистане и астанинский процесс

По сообщениям СМИ, в ходе состоявшегося 25 сентября референдума о провозглашении полного суверенитета Иракского Курдистана, эта идея получила поддержку почти 92% его участников.

Оперативные итоги

Как и предполагалось, немедленного провозглашения независимости за этим не последует – собственно, еще до референдума советник президента Иракского Курдистана по СМИ Кифаха Синджари намекнул, что правительство региона готово отложить голосование в случае получения им от руководства Ирака и региональных держав, прежде всего, Ирана и Турции, гарантий уважения к результатам будущего референдума, делимитации границ с Ираком и обсуждения всех спорных вопросов. И хотя требуемое не поступило, и референдум был проведен, Президент Иракского Курдистана Масуд Барзани вновь объявил о своей готовности отсрочить провозглашение независимости Курдистана на два года, с тем, чтобы разрешить все противоречия с Багдадом мирным путем.

Причиной столь «минималистского» продолжения убедительной победы на референдуме о независимости можно считать тот факт, что единственной региональной державой, однозначно поддерживающей идею повышения статуса Иракского Курдистана до полного суверенитета, а также создания независимого курдского государства, был Израиль. Реакции остальных региональных центров силы, а также великих держав, в той ли иной мере представленных в регионе, были в целом негативными, и варьировались от «осторожного осуждения»  до открытых угроз в применении военно-дипломатических и экономических санкций.

Опасения стран Запада официально объясняются тем, что плебисцит, который включает и нефтепроизводящий регион с центром в г. Кикук – может спровоцировать «ненужный конфликт с Багдадом», ввести ближневосточный регион в новый виток дестабилизации и насилия и отвлечь внимание от борьбы с «Исламским государством» (ИГ, запрещено в России). В силу этого, например, США, которые не отрицают права курдов на самоопределение, считают, что нынешняя инициатива Эрбиля является несвоевременной, и должна быть отложена, как минимум, до парламентских выборов в Ираке. Так, 16 сентября 2017 года была опубликована официальная реакция Белого дома, согласно которой «США не поддерживают инициативу референдума, поскольку она отвлекает от попыток нанести поражение ИГ и стабилизировать освобождённые районы». В том же документе Белый дом призвал лидеров курдской автономии отозвать свою инициативу и начать, при посредничестве американцев, диалог с Багдадом.[1]

Сходную, по сути «обеспокоенность возможными последствиями референдума в Иракском Курдистане» выразили и страны-члены Совета Безопасности ООН, единогласно проголосовавшие за резолюцию, осуждающую идею референдума. Согласно коммюнике Совбеза, «этот шаг будет отвлекать от действий, способных нанести поражение ИГ» и способен «свести на нет все усилия, прилагаемые для возвращения в свои дома трех миллионов беженцев, покинувших районы боевых действий».

Как можно было догадаться, в Эрбиле подобные аргументы особого впечатления не произвели. Контраргументы курдских политиков – чья реакция, что характерно, была почти идентична той, которую в сходной ситуации озвучивают их израильские коллеги – сводится к четырем пунктам.

Во-первых, включение Южного Курдистана в Ирак было совершено в 20-х гг. XX века против воли самих курдов и прервало уже тогда идущей процесс становления курдской государственности, и на десятилетия сделало их объектом преследований и геноцида, стоившего курдам почти 180 000 убитых и 4500 уничтоженных деревень. Так что, требование независимого государства полностью соответствует идее «естественного исторического права курдов на самоопределение», выстрадано их новейшей историей, и отвечает всем параметрам международного сообщества. На протяжении всех прошедших лет курдов убеждали в том, что провозглашение ими независимости именно сегодня «несвоевременно», и этот опыт показывает, что данный аргумент более не следует принимать во внимание.

Во-вторых, нестабильность Ближнего Востока была заложена сто лет назад, в тот момент, когда колониальные державы после Первой мировой войны скроили местные государства по искусственным границам, классическим примером чему является и Ирак. Потому лицемерно обвинять в его нестабильности курдов. Напротив, вместо усиления нестабильности, курдская независимость все расставит по своим естественным местам, и в конечном итоге принесет Ираку, с 2003 года пребывающему в состоянии террора, хаоса и секторального конфликта, успокоение и стабильность.

В-третьих, референдумы о независимости прошли и были признаны в Шотландии, Квебеке, и других местах. В результате таких референдумов Восточный Тимор и Косово отделились от метрополии, а Южный и Северный Судан и Чехия и Словакия с разным успехом «развелись». Поэтому, признавать эти процессы, и отказывать в том же праве курдам – дискриминация и двойные стандарты.

В-четвертых, аргумент, что инициирование процесса независимости Иракского Курдистана отвлечет международную коалицию от завершения борьбы с ИГ, скорее является отговоркой. Эта исламистская группировка в любом случае находятся на последнем издыхании. Не говоря уже о том, что вклад курдов, по мнению Департамента обороны США — бескомпромиссных и стойких бойцов с ИГ и «Джебхат ан-Нусрой» (запрещена в России) — в разгром радикальных исламистов в Ираке и Сирии, по идее, даже обязывает членов коалиции учесть их национальные чаяния.

Между Москвой, Астаной и Эрбилем

Нельзя сказать, что этих контраргументов в западных и ближневосточных столицах не слышат в принципе. И, похоже, что озвученные ими сомнения в продуктивности прошедшего 25 сентября референдума – это действительно не главное, что их волнует. Думается, что ближе к истине те комментаторы, которые считают, что членов альянса против ИГ скорее беспокоит тот факт, что «одностороннее» провозглашение независимости Иракским Курдистаном станет началом нового регионального конфликта, которым будет почти невозможно управлять, а последствия – невозможно предугадать. И не исключено, это может повлиять на другие зоны «Большого Ближнего Востока», включая, например, Центральную Азию.

Так, даже в Пекине обеспокоены тем, что провозглашение независимости этого народа может подлить масла в огонь сепаратистских движений в самом Китае. В силу чего этот новый ближневосточный игрок, несмотря на его «сердечные» дипломатические и торговые отношения с Эрбилем, равно как и то, что по оценкам израильских экспертов, «создание курдского государства было бы для Китая сплошной выгодой», он возражает против односторонних шагов в этом направлении. И готов поддержать независимое государство курдов только в случае солидарности с этой идеей других региональных государств. Тем более возможными последствиями курдского референдума, способными изменить нынешнюю расстановку геополитических сил на Ближнем Востоке, обеспокоены традиционные региональные игроки.

Так, США и ЕС не исключают, что усиление курдов в Сирии и Ираке спровоцирует дальнейший дрейф Турции от сотрудничества с Западом и НАТО в сторону дальнейшего сближения с Ираном. Платформа для такого партнерства в этом вопросе действительно имеется. Именно эти две страны вместе с Ираком выразили наиболее резкие возражения против проведения референдума о независимости Иракского Курдистана. И в заявлении, принятом по итогам совещания лидеров этих трех стран «на полях» Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке 21 сентября даже пообещали некие, правда, пока не названные «контрмеры» в отношении Эрбиля в случае, если он все же решит не отказываться от запланированного шага.

На первый взгляд, причиной такой реакции очевидна: опасения, что независимость Южного (то есть, Иракского) Курдистана резко активизирует борьбу за политическое самоопределение граждан курдского происхождения этих стран, составляющих около 18% населения Турции и около 10% населения Ирана – соответственно, т. е. порядка 15 и 8 миллионов человек. Впрочем, этот фактор существовал и ранее – что не мешало Турции и Ирану поддерживать с Эрбилем оживленный дипломатический диалог, активное торговое, финансовое и энергетическое партнерство, и находиться в первой тройке-пятерке инвесторов в экономику Иракского Курдистана. Параллельно, Тегеран и Анкара довольно эффективно играли на противоречиях между курдскими движениями, опирающихся на поддержку различных этно-региональных и общинно-секторальных сообществ. И в первую очередь – доминирующего в Южном (Иракском) Курдистане клана Барзани с группировками, входящими в Союз общин Курдистана – турецкой Рабочей партией Курдистана (РПК), Партией демократического союза (ПДС) сирийских курдов и иранской Партией свободной жизни в Курдистане (PJAK).

Но однозначный успех референдума, по мнению экспертов, может радикально изменить эту схему, заставив соперничающие курдские группировки объединиться на платформе идеи «единого и независимого Курдистана», включающего все населенные курдами регионы Ирака, Сирии, Турции и Ирана. Не случайно, что именно Турция, под чьим контролем находится крупнейший кластер курдских территорий, и чье умеренно-исламистское руководство сегодня вовлечено в очередной виток масштабного политического и вооруженного противостояния с ними, тяжелее всех воспринимает эту перспективу. Так, упомянутое заявление лидеров трех стран было распространено МИДом именно Турции, чей глава Р.Т.Эрдоган пообещал ввести против Иракского Курдистана санкции в случае, если референдум все же состоится (намеком на что стали маневры турецкой – а также иранской армии на границе с регионом). А заместитель главы правительства страны Бекир Боздаг (что характерно, сам этнический курд) назвал решение лидера иракских курдов Масуда Барзани о проведении референдума «исторической ошибкой» и пообещал меры, направленные на сохранение «территориальной целостности Ирака».

Не следует все же забывать, что этот фасад общих тактических интересов сторон скрывает намного более сложную эволюцию их отношений. Противоречия между Турцией и Ираном, как известно, резко усилились на пике «арабской весны», породившей у Р.Т.Эрдогана надежды, в рамках его нового «нео-оттоманского» курса, встать во главе блока режимов, разделяющих, как и эрдогановская Турция, платформу «Братьев-мусульман», включив в него Катар, Египет, Тунис и управляемый ХАМАСом сектор Газа. Но эти надежды — отмечает в своем обзоре директор Центра исследований международных отношений им. Рубина в Герцлии Дж.Спайер, рухнули уже к началу 2013 года. К власти в Египте вернулись светские «военные политики», исламисты оттеснены на периферию правящей в Тунисе коалиции, палестинские арабские исламисты из ХАМАСа, разочарованные «примирением» Турции и Израиля, пытаются восстановить союз с Ираном, а Катар занялся разрешением своих противоречий с ОАЕ и КСА.

Равным образом не реализовалась расчеты Р.Т.Эрдогана и на то, что в число его союзников, войдет и новый консервативный суннитский режим, ядром которого должны были, по замыслу турецкого президента, стать патронируемые Анкарой группировки исламистской оппозиции. И который должен был утвердиться в Дамаске после ожидавшегося скорого свержения правительства Башара Асада, которого поддерживал Иран. Частью неудачи «сирийского проекта» Р.Т.Эрдогана были и провал его попыток подавить курдский анклав на севере эСириитой страны. Равно как и торпедировать складывающийся с начала 2014 года, оперативный союз военного крыла движения сирийских курдов YPG (Yekîneyên Parastina Gel‎ — Отряды народной обороны) с ВВС и спецназом США, и его постепенное превращение в полноценный элемент действующей в Сирии западной коалиции против ИГ. Предпринятые в начале 2017 года попытки самой Анкары добиться создания альтернативного альянса США с протурецкими сирийскими оппозиционерами успехом не увенчались – как из-за низкой военной эффективности этих группировок, так и из-за невозможности провести какую-либо определенную грань между «умеренными элементами» и «радикальными исламистами» в их среде.

Успехи Ирана и России в деле спасения режима Б.Асада вынудили Анкару смириться с тем, что патронируемые ею в группировки суннитской исламистской оппозиции не имеют особых шансов на взятие власти в стране. И потому стоит попробовать найти взаимопонимание с Тегераном и Москвой, надеясь, что они, среди прочего, помогут туркам обуздать и амбиции курдов.

Остается вопрос, в какой мере в эту игру готова играть сама Россия? Предварительный ответ на этот вопрос, на этом этапе, скорее всего, положительный. Во всяком случае, на протяжении последних месяцев российские представители постоянно возвращались к идее «необходимости уважать территориальную целостность Ирака». А в июне 2017 года министр иностранных дел России Сергей Лавров в интервью курдскому телеканалу «Рудав» вполне определенно заявил, что решения, преследующие своей целью «реализацию законных чаяний и устремлений дружественного России курдского народа» должны быть просчитаны с учетом «все[го], что касается политических, геополитических, демографических и экономических последствий этого шага, в том числе с учетом того, что курдский вопрос шире границ современного Ирака и затрагивает ситуацию в целом ряде соседних государств». Соответственно, как можно понять из слов С.Лаврова, в Москве считают продуктивным рассматривать тему самоопределения курдов не как самоцель, а исключительно в контексте той роли которую «курдский вопрос играет… в процессах урегулирования кризисов, которые сейчас разворачиваются в регионе».[2]

Итак, складывается впечатление, что в Москве, которая в этом смысле имеет даже большие возможности, чем Тегеран, готовы заплатить запрошенную турками и иранцами цену за сохранение с трудом достигнутых соглашений в Астане.

Позиция Израиля

Израильское видение этого феномена определенно и очевидно иное. С его точки зрения продвигаемая Ираном и Россией намеченной в Астане географии зон деэскалации в Сирии сама по себе является проблемой. Ибо эта, пусть и частично согласованная с американцами, схема, все же не гарантирует, несмотря на имеющиеся понимания между Иерусалимом и Москвой, от возникновения ситуации, которая бы однозначно исключала приближение сил Ирана и его сателлитов к северо-восточным границам Израиля не только сейчас, но и в будущем. «Израиль беспокоит возможность Ирана и его “прокси” заполнить площадь, освобожденные от ИГ и превращения Сирии в постоянную опорную базу иранского политического, экономического и военного влияния, создающую угрозы Израилю и Иордании», замечает своем детальном анализе ситуации в Южной Сирии бывший руководитель отдела стратегического планирования Министерства обороны Израиля, генерал Михаэль Герцог. Подключение к этой схеме Турции не только не решает, но скорее, осложняет эту проблему, особенно на фоне очередного витка антиизраильской риторики Анкары и ее поддержки, несмотря на декларированную «нормализацию отношений с Иерусалимом», политических и дипломатических провокаций против еврейского государства.

Потому Израиль, в отличие от своих американских и европейских союзников или российских партнеров, не чувствует себя обязанным учитывать опасения турок о втягивании в процесс общекурдской государственности ни Сирийского Курдистана, ни главного массива курдских территорий, находящихся сегодня под властью Турции. Равным образом, отсутствие противоречий между эмоциональным и прагматическим подходом к курдской проблеме, формирует и отношение Иерусалима к другим субъектам, под реальным или формальным суверенитетом которых находятся курдские анклавы, и которые, по справедливому замечанию обозревателя Jerusalem Post, «не имеют никаких моральных или юридических прав отвергать требования иракских курдов на независимость». Именно в этом контексте следует понимать и заявление премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяхуо том, что его правительство по-прежнему считает Рабочую партию Курдистана «террористической организацией»: речь идет о неприятии применяемых ею методов борьбы, но отнюдь не о самой идее политического самоопределения Турецкого – как и Сирийского или Иранского Курдистана.

[1] Цит. по: «Statement by the Press Secretary on the Kurdistan Regional Government’s Proposed Referendum», The White House — Office of the Press Secretary, 15 Sept 2017, https://www.whitehouse.gov/the-press-office/2017/09/15/statement-press-secretary-kurdistan-regional-governments-proposed

[2] Цит. по: «Интервью Министра иностранных дел России С. В. Лаврова курдскому телеканалу «Рудав», Пресс-релиз МИД РФ, 24 июля 2017 года, http://www.mid.ru/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/2822361

52.27MB | MySQL:103 | 0,495sec