Иерусалим, региональная политика и «палестинское единство»

Крайне сложная политическая и дипломатическая коллизия, в которую попал  председатель Палестинской национальной администрации (ПНА) Махмуд Аббас (Абу-Мазен) из-за его агрессивной реакции на иерусалимское заявление Дональда Трампа – и не менее резкой отповеди Белого дома, ответом на которую стало лишь «необязывающее сочувствие» арабских и мусульманских столиц.

Потенциал партнерства

Возникает вопрос, сможет ли в этой ситуации руководство ПНА/ООП отыграть назад, с тем, чтобы хотя бы попробовать избежать для себя потери статуса сколь-нибудь самостоятельного субъекта в большой ближневосточной игре. Или же все что им остается, это повышать пропагандистские ставки, в надежде на возвращение своей релевантности в случае изменения, если не стратегического – то хотя бы тактического контекста?

Если команда Абу-Мазена приняла решение пойти по второму пути, что на первый взгляд, пока и происходит, среди немногих остающихся у нее возможностей – это вновь попробовать «разогреть» арабо-исламскую «улицу» или, по крайней мере, ее «палестинскую» арабскую часть. Проще всего это было бы сделать, вняв призыву исламистов из движения ХАМАС «объединить усилия для защиты святых мест Иерусалима», выдвинутое после знаменитой речи Дональда Трампа 6 декабря прошлого года, содержавшей признание его страной Иерусалима столицей Израиля и сообщение о начале процесса перевода туда посольства США. Но в тот момент, глава ПНА так и не решился пойти на такое сотрудничество, и надо сказать, имел на то немало причин.

Известно, что противостояние между контролирующим Западный берег движением «светских национальных радикалов» ФАТХ/ООП и окопавшимся в секторе Газа движением радикальных исламистов ХАМАС, не готовым, в отличие от конкурентов признать права Израиля на существования в любом статусе и любых границах, имеет долгую историю. Их многолетнее идеологические и общинно-клановые противоречия и конкуренция за ресурсы, сопровождаемые периодическими вооруженными столкновениями, приобрели еще и географическое оформление, когда после организованного в секторе Газа в июне 2007 года ХАМАСом военного переворота ПНА распалась на «Хамасстан» в Газе и «Фатхленд» Махмуда Аббаса на Западном берегу реки Иордан. Что только подкрепило феномен почти полного отсутствия коллективной идентификации и общей системы ценностей двух сегментов (например, арабы Западного берега «всегда считали жителей Газы невежественными фанатиками, и не слишком мечтают с ними “объединяться”»).

С тех пор попытки лидеров ФАТХа-ООП вернуть контроль над Газой и усилия ХАМАСа распространить свое влияния на палестинские арабские анклавы Иудеи и Самарии (Западного берега реки Иордан) были равно безуспешными. Многочисленные попытки посредников примирить враждующие палестинские фракции также неизменно заканчивались провалом. Потому обозреватели возлагали немного надежд на то, что предпринятая летом и осенью 2017 года пятая по счету (а если считать неофициальные переговоры – седьмая или восьмая) попытка «перезагрузки», как теперь модно говорить, отношений двух арабских палестинских фракций, увенчается успехом.

Нынешняя попытка сближения Газы и Рамаллы была предпринята по инициативе и под эгидой Египта при поддержке США и Саудовской Аравии. Для египетского руководства режим ХАМАСа в Газе – это палестинская версия египетских «Братьев-мусульман», правительство которых было свергнуто во время военно-националистического переворота, который возглавил нынешний президент Египта генерал Абдель-Фаттах ас-Сиси в 2013 году. А сектор Газа в Каире небезосновательно считают «ресурсным центром» и убежищем действующих на Синайском полуострове исламистских террористических группировок.

Потому египтяне заинтересованы в восстановление контроля над сектором со стороны «более идеологически близкого» и, как им представляется более управляемого светского националистического режима Абу-Мазена, а также отвратить ХАМАС от поиска взаимопонимания с суннитскими конкурентами КСА и Египта за региональное влияние – Турцией и Катаром. Но особенно – пресечь начавшееся в 2015 году новое сближение ХАМАСа с шиитским Ираном, который до разлада в 2011 году с руководством этой исламистской группировки был среди ее главных покровителей и спонсоров. И сегодня проявляет явный интерес к Газе как еще одному важному плацдарму на побережье Средиземного моря в тылу суннитского мира.

Эти соображения были и остаются близки и американцам. Еще летом и осенью прошлого года в Вашингтоне еще надеялись сделать ПНА партнером в реализации разрабатываемого командой Трампа, в координации с Израилем и саудовцами, новой модели региональной безопасности, включавшую альтернативный «парадигме Осло» план урегулирования арабо-израильского конфликта и формирования «антитеррористического» партнерства прозападных ближневосточных стран. Примирение ФАТХа и ХАМАСа, в рамках этой схемы, мыслилось рычагом если не «нормализации» радикальных палестинских исламистов, то, по крайне мере их долгосрочного «успокоения» и изоляции от проиранского лагеря и сетей суннитских экстремистов.

В свою очередь, у ФАТХа и ХАМАСа тоже были свои резоны пойти на формальное сближение. Для М.Аббаса возвращение под его власть Газы – пусть даже и номинальное, укрепило бы заявку на роль официального лидера всего «палестинского народа», где бы он ни находился – на Западном берегу, в Газе или диаспоре. Что могло бы поддержать все более сомнительную релевантность ПНА в качестве самостоятельного субъекта ближневосточного процесса, а также противопоставить «единство всех палестинских группировок» мирному плану американцев.

Поскольку оба известных лидерам ФАТХа/ООП параметра этого плана: «расширенная автономия» для палестинских арабов вместо признания их «имманентного права» на суверенное государство и достижение «регионального мира» между Израилем и «умеренными» арабскими государствами за счет интересов ПНА, их решительно не устраивают. Потому М.Аббасу, пишет израильский военный аналитик Р. Бен-Менахем «нужна помощь ХАМАСа, чтобы торпедировать эти планы президента Трампа, и завершить свою политическую карьеру в статусе лидера, который привел к примирению палестинских арабов, а не фигуры, которая оставила за собой раскол между Западным берегом и Газой». Однако, желал это сделать не ранее, чем загнанные в угол лидеры исламистов согласятся на примирение на условиях Абу-Мазена, и вернут ему власть на сектором без дополнительных условий.

Основания для подобных надежд, в принципе были: они проистекали из дипломатической изоляции и тяжелейшего финансового кризиса, с которыми ХАМАС столкнулся на пике «арабской весны». На то был целый ряд причин. И в первую очередь – смена власти в Египте (который после свержения власти «Братьев-мусульман» ввел режим жесткой блокады сектора Газа со стороны Синайского полуострова) и рухнувшие надежды на немедленные масштабные финансовые вливания занятых своими проблемами Турции и Катара.  А также позиция Ирана, который охотно подкармливает военное крыло ХАМАСа, но наученный прежним опытом, требует стопроцентного подтверждения лояльности группировки, прежде чем он пойдет на жизненно важные для нее инвестиции в гражданскую инфраструктуру Газы, которая так и не поднялась из руин после контртеррористической операции ЦАХАЛа «Несокрушимая скала».

Абу-Мазену, на первый взгляд, лишь оставалось подтолкнуть процесс в нужном направлении. Что он и сделал, когда объявил в мае 2017 года сектор «мятежной провинцией», и ввел против него пакет санкций, включавших прекращение выплаты зарплат сотрудникам организаций в секторе, подчиняющихся ХАМАСу, и отказался оплачивать счета за воду и электроэнергию, которую туда поставляет Израиль.

На фоне общественной динамики в секторе, этот шаг казался беспроигрышным. Так, согласно мониторингу Палестинского центра изучения общественного мнения (Palestinian Center for Public Opinion — PCPO) который пользуется в профессиональных кругах репутацией сравнительно надежного источника социологической информации об этой среде, месячный доход двух третей семей жителей сектора тогда же, в мае 2017 года был менее 1200 шекелей (примерно $330). В то время как в арабских анклавах Иудеи и Самарии доля таковых не превышала 8%, а большая часть тамошних арабских семей сообщила как минимум, о вдвое большем уровне месячного дохода. А опрос, проведенный месяц спустя другим авторитетным исследовательским агентством – Палестинским центром исследований политики и общественного мнения Халила Шикаки (PSR) по заказу фонда Конрада Аденауэра показал, что 47% жителей Газы (против 23%, то есть вдвое больше, чем арабов Иудеи и Самарии) хотели бы эмигрировать в другие страны.

Не случайно, что волна недавних социальных протестов в Иране имела и эхо в Газе, где несколько тысяч жителей сектора протестовали и против властей ПНА, и против ХАМАСа, допустивших, по их мнению,  ухудшение гуманитарной и экономической ситуации в секторе. И требовали вернуть свет в дома Газы и «справедливости и лучшего будущего» для ее жителей.  Логично, что 69% из  жителей Газы, опрошенных в ходе упомянутого исследования  PCPO – даже больше, чем было таких на Западном берегу, желали прилучить рабочие места в Израиле. В силу чего доля жителей сектора требовавших от ХАМАСа поддерживать режим прекращения огня с Израилем, выросла с 55% в мае 2015 года до 80% в мае 2017 года. А доля тех, кто полагал, что достижение урегулирования с Израилем по схеме «два государства для двух народов» будет означать полное завершение конфликта, в Газе в 2017 году было 47% – на  13% больше, чем два года назад. (И в полтора раза больше, чем среди арабских респондентов, опрошенных в 2015 и 2017 годах на Западном берегу р. Иордан).

По заключению инициатора этого опроса Давида Поллака из Вашингтонского института изучения Ближнего Востока все это стало прямым следствием катастрофического для сектора опыта вооруженной конфронтации с Израилем в 2014 году и растущего сомнения в том, что «силовые действия смогут принести успех в будущем». Или, как можно предположить, как минимум их уверенностью в том, что обещание министра обороны Израиля Авигдора Либермана, данного им в интервью палестинской газете «Аль-Кудс» в октябре 2016 года о том, что новый виток конфликта практически гарантированно будет  концом режима исламских фундаменталистов в Газе, следует принимать всерьез.

Потому египетское предложение несколько ослабить изоляцию сектора Газа (по многим параметрам несопоставимо более жесткую, чем его «блокада» со стороны Израиля), «вернуть свет» в его дома и учреждения и решить первоочередные финансовые проблемы ХАМАСа за счет средств Саудовской Аравии и ОАЭ, поступило в самый подходящий момент. Ценой вопроса было примирение с ПНА, представители которой возьмут на себя контроль над выполнением лидерами ХАМАСа выдвинутых ранее Каиром условий в сфере безопасности.

Дополнительным нюансом стал тот факт, кто инициатором договоренностей выступил бывший «сильный человек» в Газе, бывший близкий соратник, а затем главный противник лидера ПНА в движении ФАТХ и «политэмигрант» Мухаммед Дахлан. Который использовал свои устойчивые связи с финансовой и политической элитой в Каире и Абу-Даби, и в июне прошлого года разрешил, пусть и временно, энергетический кризис в Газе, убедив Египет ежедневно отправлять в сектор сотни тонн топлива для генераторов местной электростанции, а власти ОАЭ – оплатить эти поставки.

В тот момент создавалось ощущение, что М.Дахлан видится лидерам саудовского блока фигурой, способной запустить механизм хотя бы начальной «нормализации» режима ХАМАСа в Газе. И тем самым обеспечить относительное спокойствие в тылу формирующегося анти-иранского блока суннитских стран — КСА, ОАЭ, Египта и Иордании – с возможным неформальным (пока) участием Израиля. Первым шагом стала достигнутая при посредничестве спецслужб Египта договоренность о перераспределении институтов власти в секторе между ХАМАСом, который будет продолжать контролировать вооруженные подразделения и сферу безопасности, и командой Мухаммеда Дахлана, в чье ведение должна была перейти гражданская администрация, финансово-экономический блок и иностранные дела.

Главная угроза

Фактор Дахлана показал Аббасу, что времени и свободы для маневра у него уже практически не осталось, тем более что конфликт с Газой стал приносить ему политические издержки и на Западном берегу. Так, согласно с результатом ежеквартального опроса, проведенного в конце июня и начале июля прошлого года упомянутым Палестинским центром исследований политики и общественного мнения Халила Шикаки, 87% жителей анклавов, находящихся под контролем ПНА, не одобряют отказ Рамаллы от уплаты денег за электричество, поставляемое в сектор Газа. (В том числе так тогда считали 77% сторонников Абу-Мазена из ФАТХа). Кроме того, 88% респондентов высказались против проведенных Рамаллой сокращений зарплаты государственных служащих в секторе Газа, а 40% респондентов (включая 32% сторонников ФАТХа) считают, что меры экономического давления на жителей Газы были мотивированы исключительно узкими политическими интересами руководства ПНА.

Притом, что значительное большинство опрошенных в июне-июле 2017 года выступило против соглашения ХАМАС-Дахлан, полагая, что это станет окончательным и формальным разделением Западного берега и сектора Газа, более 60% опрошенных жителей Сектора, напротив, были тогда готовы поддержать такой шаг. Но к сентябрю 2017 г. идею такого союза позитивно оценивало 56% опрошенных респондентов в целом по выборке, а в Газе таких было уже 73%, причем 57% опрошенных жителей Сектора верили, что у этого проекта есть будущее.

В случае союза Дахлана, олицетворяющего идею «светского палестинского национализма» с исламистами из ХАМАСа можно было говорить о появлении в Газе того самого «правительства палестинского арабского единства», претензий которого на переезд в Мукату — правительственную резиденцию ПНА в Рамалле – вряд ли придётся очень долго ждать. Особенно на фоне стабильно низкой популярности Абу-Мазена – 2/3 палестинских арабов в 2017 году, включая 55-60% арабских жителей Западного берега хотели, чтобы он ушел со своего поста. И примерно те же тенденции фиксировались в предыдущие несколько лет.

Потому, М.Аббас попытался перехватить инициативу, первым обратившись к руководству исламистов с предложением начать очередной диалог о примирении враждующих фракций. И на первой же встрече с делегацией ХАМАСа, состоявшейся 1 августа 2017 года в резиденции главы ПНА в Рамалле, пообещал возобновить оплату поставок в Сектор электроэнергии и подписать «президентский указ» об отмене финансовых санкций. А также, в обмен на роспуск «теневого кабинета» ХАМАСа в Газе, предложил включить его представителей в «правительство палестинского единства». Но все это – с условием немедленного и официального дезавуирования любых договоренностей, достигнутых ХАМАСом с Мухаммедом Дахланом. В итоге, в октябре 2017 года ФАТХ и ХАМАС заключили соглашение о начале процесса примирения, предполагавшее, что ПНА под руководством ФАТХа возобновит административный контроль над сектором Газа не позднее 1 декабря 2017 года.

Если такова и была цель Каира и Эр-Рияда, то первый акт этой пьесы был ими разыгран вполне успешно. Однако дальше возникли непреодолимые проблемы, в силу которых передача власти была перенесена на 10 декабря (по официальной версии, с целью доработки некоторых положений), а затем до конца месяца, но на момент написания этих строк так и не состоялась – хотя еще 21 декабря лидер ХАМАСа в секторе Газа Яхья Синвар заявил, что его организация самоустраняется и «ради высокой цели сохранения палестинского единства» снимает с себя все властные полномочия. Все эти оттяжки и переносы лишь показали: что бы ни говорили лидеры двух фракций, отмечает аналитик по арабским вопросам Иерусалимского центра общественной политики Пинхас Инбари, на практике ХАМАС и ФАТХ ни о чем по-настоящему не договорились.

Лидеры ХАМАСа решительно воспротивились переподчинению Рамалле военного крыла своей группировки – бригад «Иззадин аль-Кассама». Оставалось непонятным, кто на практике будет управлять Газой – чиновники, которых назначал ХАМАС и в мае 2017 года торжественно уволил, объявив сектор «взбунтовавшейся провинцией», Махмуд Аббас – или бывшие чиновники ФАТХа, отстраненные ХАМАСом от власти после переворота в июне 2007 года. Будет ли компенсирован ущерб семьям активистов ФАТХа и ХАМАСа, пострадавших в столкновениях между этими палестинскими арабскими группировками, и кто оплатит это символически важный шаг, без которого, по мнению экспертов, реальное примирение между ними, как и получение пусть даже хлипких гарантий исключения дальнейших столкновений в принципе невозможно. И самое главное, лидерам ПНА решительно не понравилась требование ХАМАСа в обмен на возвращение ФАТХа/ООП в Газу, легализовать деятельность группировки на находящихся под контролем Рамаллы территориях Западного берега. Ибо стратегическая цель ХАМАСа остается неизменной – оттеснить ФАТХ/ООП от руководства ПНА и взять власть над палестинскими арабами в свои руки.

Вызов, которым для стратегии обеих палестинских группировок стало признание Дональдом Трампом Иерусалима в качестве столицы Израиля вместе с объявлением, что тема раздела города изымается из пакета американских планов урегулирования ближневосточного конфликта, заставила ФАТХ и ХАМАС искать компромисс и в вопросе автономии вооруженных подразделений палестинских арабских исламистов. В начале января 2018 года ХАМАС согласился передать свои вооружения под контроль ООП при условии, что его самого примут в ее состав и ему будет отведена одна из ключевых ролей в палестинском «правительстве национального единства». И в этом смысле приглашение лидерам ХАМАСа посетить назначенное на 14 января 2018 года заседание ЦК ООП – фактически, руководящего органа ПНА – может означать шаг в данном направлении.

Все это может означать как стратегическую уступку одной из ветвей руководства ХАМАСа (фракции правительства Синвара в Газе), так и то, что лидеры исламистов готовы попробовать дойти до цели установления контроля над всеми палестинскими арабскими анклавами кружным путем. Например, как полагают некоторые журналисты, взять власть в ООП и ПНА в свои руки после ухода от власти команды Махмуда Аббаса.

Вывод из всего сказанного, на наш взгляд, очевиден.  Главная непосредственная угроза руководству каждой из соперничающих фракций палестинских арабов исходит сегодня не извне, а друг от друга. Потому их очередная «перезагрузка» скорее напоминает подготовку к очередному витку гражданской войны.  В силу чего, и противопоставить американским требованиям и давлению суннитских столиц в отношении принятия ими планов, меняющих установившиеся на последние 15 лет на арабо-израильском треке правила игры, ни тем, ни другим практически нечего. Разумеется, кроме все более жесткой фразеологии, громких пропагандистских кампаний, и осторожного подстрекательства. Впрочем, и ситуация в регионе нередко меняется быстро.

62.88MB | MySQL:102 | 0,477sec