По мере того, как приближается завершение первого года катарско-саудовского противостояния, появляется все больше данных, позволяющих оценить экономический ущерб, понесенный сторонами в результате этой войны амбиций. Мы уже не раз обращались к этой теме на страницах сайта Института Ближнего Востока и доказывали то обстоятельство, что несмотря на все издержки, Катару удается преодолевать их последствия и демонстрировать, как завидную устойчивость национальной валюты, так и сохранение платежеспособного баланса и темпы экономического роста.  Экономика эмирата отнюдь не находится в критическом состоянии, как это предписывают ей саудовские пропагандисты, но, потери имеются, потери немалые, хоть, повторимся и далеко не критичные, и мы попробуем суммировать все, что на сегодня известно о них и объяснить, почему было принято решение пожертвовать именно этими активами. Речь пойдет о 25 значимых сделках, которые были осуществлены с июня прошлого года.

Итак, по уверениям саудовских экономических экспертов, Катар в настоящее время не только вынужденно сократил свое присутствие в ряде активов, но и не в состоянии поддерживать свои текущие платежи за счет доходов, получаемых от этих самых активов. Тут мы вынуждены усомнится в этой оценке хотя бы потому, что вряд ли расходная часть бюджета эмирата опирается только на дивиденды Суверенного фонда. Все-таки, большая часть расходов покрывается за счет выручки от продажи сжиженного природного газа и нефти.

Тем не менее, обосновывая свое утверждение, эксперты источника «Аль-Иктисадыйя» апеллируют к тому, Катар был вынужден прямо, либо опосредованно, выйти из 10 зарубежных активов и еще 15, акции которых котируются на катарской бирже. При этом, акцент, по нашей оценке, опять же, намеренно, делается на том обстоятельстве, что акционерами являются члены правящей семьи.

Первой такой операцией стала продажа 4.4 млн акций компании Tiffany&Co на сумму 417 млн долларов США. Осуществленное через возможности банка «Морган Стенли».  Катар сократил свое участие в компании с 13% до 9,5%. В этом нет и не было ничего сверх драматического.  Tiffany&Co не является особо ценным объектом для вложений, но вполне ликвидна, акции Катара в ней продавались в авральном режиме, кроме того, полностью из нее эмират не вышел. Помимо этого, условия продажи в части «прочих» обязательств, например, опциона по обратной выкупе акций, не обнародовались. Мы вполне допускаем то, что проданы они были с условием обязательности такого опциона, а куплены, в свое время, по капризу шейхи Мозы и в ее же интересах.

Второй значимой продажей стал пакет акций «Роснефти», в результате чего, доля Катара в этой компании уменьшилась с 9,75 до 4,7%. Обстоятельства прихода Катара в «Роснефть» таковы, что еще неизвестно, что было лучше для российской компании: присутствие такого весьма специфического акционера, либо сокращение его участия в ней. Мы склоняемся к варианту, что отсутствие такого акционера лучше его присутствия. Вообще, внешние аспекты деятельности этой компании, то, с кем и почему она вступает в отношения, на примере того же Иракского Курдистана, вызывают у экспертного сообщества множество вопросов. Если другие  российские операторы, такие как «Лукойл» и «Татнефть» проводят свои зарубежные операции, логически следуя определённой политике и стратегии, в случае с «Роснефтью», мы затрудняемся их, хотя бы примерно, сформулировать. Для Катара, чтобы он не имел ввиду в перспективе, тема «Роснефти» до конца также не закрыта, и вполне можно допустить, что нынешние 4.7% смогут, при необходимости, снова заметно возрасти.

Следом за продажей пакета акций «Роснефти», эмират сократил свое участие в банке Credit Suisse до 4.94%. Тут, комментировать в силу закрытости этой сферы особенно нечего, мы рискнем предположить, что азиатские финансовые учреждения ближе Катару, чем швейцарские. Кроме того, с швейцарцами тоже не «до конца покончено», а значит, влияние на них, пускай, и уменьшившееся, сохраняется.

Четвертая сделка – на этот раз с полным выходом, была совершена с акциями французского холдинга Veolia, базирующегося в Париже. Он специализируется на четырёх сферах деятельности: поставка и очистка воды (как для муниципальных, так и промышленных клиентов), коммунальные услуги (в том числе уборка и утилизация мусора), энергетика (поставки электроэнергии, поддержание микроклимата, установка и обслуживание энергетического и отопительного оборудования) и транспортные услуги (обслуживание аэропортов, управление железнодорожными перевозками и городским общественным транспортом). Сумма сделки составила 625 (по другим оценкам – 640) млн долларов США. Сам актив, достаточно хлопотный, социализированный, а, следовательно, обремененный, опять же не являлся особо ценным для фонда и в этом смысле скорее можно говорить об его оптимизации.

Пятой сделкой стала продажа 90% доли в Банке Люксембурга. Владевшая ими катарская Precision Capital принадлежит правящей семье эмирата, покупателями стали китайцы и, на наш взгляд, вот эта продажа – одна из самых крупных стала и самой болезненной для Катара. В плане вовлечения и возможности контроля над одним из самых устойчивых и доверенных европейских оффшоров. Огромные средства предпочитали проходить или оседать именно в Люксембурге и, увы, теперь присматривать за этим будут китайцы.

Шестой сделкой стала продажа катарским Суверенным фондом офисного здания финансового центра в районе «Кенари Варф» в Лондоне, арендуемого группой Credit Suisse. Здание выставлено на продажу по цене в 450 млн фунтов стерлингов (610 млн долларов США). В этой продаже нет ничего, кроме чисто коммерческого аспекта, рынок недвижимости сейчас нестабилен, поэтому запрашиваемая цена вполне привлекательна. Катар располагает в Лондоне не только этим зданием, кроме того, поскольку участие в Credit Suisse сократилось, и платить за аренду самим себе, как раньше, уже не получается, возникает прямой смысл попробовать выгодно избавиться от этого актива.

Таким образом, ни один из вышеперечисленных примеров не может служить доказательством вынужденной жертвы эмиратом своих основополагающих, стратегических активов. Все, что перечислено выше, кроме, пожалуй, специфических Credit Suisse и Банка Люксембурга, не является таковыми и издержки от их продажи могут быть отнесены на счет скорее имиджевых, чем финансовых потерь.