В последнее время приходится часто слышать об усилении позиций и влияния сторонников «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) в странах Центральной Азии. Попробуем разобраться есть ли в регионе фундаментальные факторы, способные закреплению этой террористической организации в регионе, который часто называют «мягким подбрюшьем» России. Центральная Азия никогда не являлась ни основной, ни второстепенной целью ИГ. В этом можно убедиться, поработав над анализом источников, связанных с террористической организации.  Мы имеем в виду переписку, журналы, пропагандистские буклеты, речи лидеров и видеоматериалы. Немного уйдя от темы, хотелось сказать, что про ИГ уже достаточно много написано. Эта организация возникала в северной и центральной части Ирака, в зоне так называемого «суннитского треугольника», в провинциях Анбар, Саллах эд-Дин,  Багдаде и его окрестностях. Основа этой организации – это арабы-сунниты Ирака, которые были ущемлены в своих правах после крушения режима Саддама Хусейна. Используя терминологию лидера «Аль-Каиды» (запрещена в России) Аймана аз-Завахири, «ближняя цель» этой группировки заключается в возврате власти и экономических преференций.

Вторжение армии США в Ирак в 2003 году стало для этой части иракского социума катастрофой. Приход к власти шиитской партии «Даваа» нанес ущерб суннитам, радикальным суфиям и баасистам Ирака. Возникновение ИГ стало второй попыткой суннитов после «Аль-Каиды Междуречья» (иракского филиала «Аль-Каиды») вернуть свои прежние позиции. Очень часто приходится слышать тезис о том, что движущей силой ИГ являлись иракские баасисты. Это утверждение верно лишь отчасти. Дело в том, что баасизм, как военно-политическое и идеологическое движение, в силу своих характеристик не способно создать псевдорелигиозное объединение без определенной поддержки. Эту поддержку баасисты Ирака нашли в лице части радикально настроенных суфиев из ордена Накшбандия, которые использовали баасистов для удара по своим врагам. Известным примером этого союза стала деятельность лидера иракских накшбандийцев Иззата Ибрагима ад-Дури, который был заместителем Саддама Хусейна на посту председателя Совета революционного командования и секретаря партии Баас. Позже к ИГ присоединились арабы-сунниты соседней Сирии, которые точно также чувствовали ущемленность.

То есть у ИГ сугубо конкретная основа и, следовательно, определенные цели. И это все несмотря на многочисленные публикации СМИ о том или ином лидере из Чечни или Таджикистана. Вся международная составляющая ИГ – это добавочная стоимость, которая, безусловно, усиливает организацию, но не является ее фундаментом. Уберите основу (то есть арабов-суннитов из Сирии и Ирака), и организация рассыпается. Уберите добавочную стоимость (таджиков, узбеков или чеченцев), группировка ослабнет, но не прекратит свою существование. Зачастую приходится слышать, что в качестве факторов, способствующих образованию кризиса в Центральной Азии, называются авторитарные правительства, неадекватная экономическая структура, неблагоприятное социальное положение населения, а также влияние внешних игроков. Если посмотреть на эти факторы с точки зрения сравнительной перспективы, то можно заметить, что они присутствуют и там. Однако почему-то именно Центральная Азия называется очередным объектом атак ИГ. Культурно и социально Центральная Азия отвергает «разновидность ислама», которую пропагандируют и распространяют сторонники ИГ. Экономическая стагнация, авторитарные режимы, социальная несправедливость, кумовство и многое другое – присутствует в этом регионе. Это отталкивает многих верующих мусульман, потворствует миграции и усиливает оппозиционные настроения. Но зададимся вопросом. Во-первых, входит ли в задачи ИГ укрепление своих позиций в этом регионе? Во-вторых, есть ли фундаментальные социокультурные, религиозные факторы благоприятные для усиления влияния террористов этого формата в Центральной Азии?

И  наконец, какие реальные, а не мнимые или пропагандистские, интересы могут быть у ИГ в далекой для них Центральной Азии? С точки зрения пропаганды идеологи организации говорят о Центральной Азии, как о своей чуть ли не основной цели. Однако в любой структуре помимо идеологов и пропагандистов, есть прагматики и люди, реально смотрящие на происходящие процессы. Действительно ли кто-то думает, что организация, состоящая в основном из арабов, имеет перспективы в фарсоязычной или тюркоязычной Центральной Азии? Реально ли усиление группировки в Таджикистане, Киргизии или Узбекистане? Нет. Есть ли базовые факторы, которые могут способствовать серьезному закреплению ИГ в регионе? Лишь отчасти. Например, экономическая разруха и бедность, которая присутствует в ряде стран региона автоматически не ведет к поддержке терроризма. Бедность есть, скажем, и в Бангладеш или крупнейшей мусульманской стране мира – Индонезии. Но значительных позиций ИГ там нет. Одновременно с этим, нельзя говорить, что угроза международного исламистского терроризма в Центральной Азии напрочь отсутствует. Угроза исламистского терроризма и усиление ИГ не всегда одно и то же.