В июне с.г. главный турецкий мозговой центр – Фонд политических, экономических и социологических исследований (в турецкой аббревиатуре SETAV – В.К.), базирующийся в столице Турции – Анкаре, опубликовал редакционный Альманах, подготовленный коллективом своих экспертов, под заголовком «Внешняя политика Турции в 2017 году».
Продолжаем анализ первого раздела Альманаха, который состоит из авторских статей, привлекших внимание руководства Фонда. Напомним, что мы начали рассмотрение статьи Хаккы Уйгура под заголовком «Турецко-иранские отношения после арабской весны в свете региональной динамики» и остановились на том, как умело заручились широкой поддержкой, в том числе и со стороны ИРИ, сирийские курды.
Как пишет Альманах, приоритетом Турции в сирийском кризисе является не столько смена режима в Дамаске, сколько обеспечение собственной безопасности (однако, заметим, что так случилось не с начала кризиса, а заметно позже – В.К.). И здесь Иран и официальный сирийский режим реализуют план по тому, чтобы «занять Турцию». После массированных бомбардировок Алеппо со стороны России и после того, как город полностью перешел под контроль «режима», Турция, в значительной мере, пересмотрела свою стратегию в отношении Сирии.
В частности, вес приобрел астанский процесс, инициированный тройкой стран – Турцией, Россией и Ираном. В те же самые дни, в координации с Россией, Турция провела операцию в Эль-Бабе, которая преследовала своей целью воспрепятствовать образованию курдского пояса вдоль своей границы с Сирией и прервать наземное сообщение между Африном и Кобани. Однако, операция в Манбидже, ввиду «американского вето», вплоть до настоящего времени так и не состоялась.
Здесь автор статьи обращает внимание на одно важное обстоятельство, которое ускользает в отношении позиций Турции и Ирана по сирийскому кризису. Так, он пишет о том, что не очень бросается в глаза в пылу столкновений то обстоятельство, что, по крайней мере на словах, Анкара и Тегеран занимают схожие позиции в отношении Сирии. В частности, обе страны на протяжении всего кризиса говорят о том, что будущее Сирии должен определять сирийский народ. При этом, и Турция и Иран осуждают наличие в Сирии иностранных боевиков и подчеркивают, что территориальная целостность Сирии является для обеих стран «красной линией». Так что, неудивительно, что эта позиция легла в фундамент процессов в Астане и в Сочи. И тот факт, что Турция согласилась обсуждать будущее Асада «на последующих этапах» также, по словам автора материала, сблизил позиции сторон.
Как известно, важнейшим параметром, по котому Турция оценивает уровень своих отношений с зарубежными странами в эти дни – это отношение этих самых стран к попытке военного переворота, произошедшей в ночь с 15 на 16 июля 2016 года.
Так что, неудивительно появление раздела под заголовком «Попытка переворота 15 июля» и в статье про современные турецко-иранские отношения. Как напоминает автор, реакция западных союзников, не поддержавших законное руководство страны, вызвала в турецком обществе «гнев и разочарование».
Напротив, после попытки военного переворота, турецкие отношения с Россией и с Ираном получили дополнительный импульс к своему развитию. До 15 июля Анкара неоднократно обвиняла Иран к экспансионистской политике в регионе, а Иран «отмалчивался», что комментировалось обозревателями в том духе, что ИРИ не хочет идти на обострение с турками, находясь в трудном положении из-за непрекращающегося давления со стороны США. После 15-го июля отношения турецко-иранские отношения совершили разворот, а сближению позиций сторон поспособствовали ещё два обстоятельства – попытка изоляции Катара и тоже попытка проведения референдума о независимости Северного Ирака. В обоих случаях, стороны заняли одинаковые позиции.
В разделе, озаглавленном «Катарский кризис и турецко-иранские отношения», автор, дав краткую вводную в историю вопроса, указывает на обеспокоенность и Турции и Ирана возможностью появления новой оси в регионе – вокруг Саудовской Аравии. Единственная разница между двумя странами, что в случае с Катаром, что в случае с Северным Ираком, заключалась в используемом ими языке. Иран – предельно жесток в своих высказываниях и, не стесняясь, перечисляет крайние меры, на которые он готов пойти. Турция выражается более дипломатическим языком. Что, впрочем, не меняет сути их посланий, которые, как указывает автор, не слишком друг от друга отличаются.
И здесь автор делает интересное заключение, говоря о том, что пример Саддама Хусейна, грезившего о легких победах в Иране и Кувейте, показал, к чему могут привести амбициозные действия неопытных политиков (речь, очевидно, идет об «усилиях» администрации Трампа на Ближнем Востоке – В.К.), в том числе, представляющих внешние силы. А в результате: отнюдь не невозможный сценарий того, что и так находящийся в кризисе регион Ближнего Востока может превратиться в арену полноценной войны всех со всеми.