Вооруженный сирийский конфликт длится более 7 лет и уже стал одним из важных аспектов, влияющим на изменение ключевых параметров международных отношений и формирование нового облика Ближневосточного региона.
Сегодня борьба за власть в стране между режимом и его вооруженными силами с одной стороны и политической оппозицией и местным вооруженным сопротивлением с другой фактически отошла на задний план, уступив приоритет острому соперничеству за Сирию и влияние на Арабском Востоке ведущих мировых держав и крупных региональных игроков.
Усилившаяся с 2012 года борьба за Сирию отчасти была спровоцирована местными противоборствующими сторонами, пытавшимися заручиться поддержкой влиятельных международных и региональных покровителей. Однако в действительности она отражала пролонгацию прежних неразрешенных ближневосточных конфликтов (внутренних и внешних) с неизменным составом их основных участников, которые рассматривали внутренний кризис в Сирии как новую возможность утвердить свои интересы в регионе, одновременно укрепив там сферы своего влияния в рамках начавшегося процесса переформатирования Ближнего Востока.
Отмеченные выше прагматичные в своей основе интересы противоборствующих сторон (местных и иностранных) зачастую облекались в религиозную форму борьбы за веру. С одной стороны, так можно было максимально быстро и упрощенно мобилизовать массы, а с другой – защита единоверцев и отпор инонациональным силам (основным виновникам, как считали многие, развязывания сирийского конфликта) была неплохим оправданием участия в этом вооруженном конфликте.
Указанные выше обстоятельства дезориентировали и децентрализовали местные власти, раскололи как вооруженную оппозицию, так и правительственные силовые структуры, выдвинув на передовые позиции радикальных исламистов. Они дезорганизовали политическую оппозицию, которая не сумела сплотить силы вооруженного сопротивления на единой патриотической основе и политической платформе.
В итоге данный факт в сочетании с силовыми мерами режима по подавлению восстания, ликвидации на его ранних этапах светской оппозиции, дали мощный импульс к возрождению и выходу на политическую авансцену местных провинциальных религиозных организаций (салафиты-джихадисты) и появлению новых («Джебхат ан-Нусра» и « Исламское государство», запрещены в России).
Эти и подобные им организации разительно отличались по своим идеологическим установкам, заявленным целям и методам действий от прежде известных исламистских организаций («Братья-мусульмане», ливанская «Хизбалла», палестинский ХАМАС). Новые исламисты стали пропагандировать чуждые местному населению идеологию и мировоззрение и практиковать методы действий крайне экстремистского и такфиристского характера на значительных по размеру подконтрольных им территориях, что фактически привело к превращению Сирии в один из центров международного терроризма. Их представители активного проникали и действовали в Европе и распространяли свое влияние в другие страны мира.
Особенности сирийского конфликта, определяющие сложность его разрешения, заключаются не только в его беспрецедентной длительности и интернационализации. Они связаны с рядом глубинных внутренних процессов, которые подспудно зрели на протяжении нескольких последних лет и выплеснулись на поверхность в переломный для страны и общества момент.
Характер сирийского восстания определялся традиционно существовавшей разницей между городом и деревней в Сирии и той ролью, которую сыграла в восстании периферия, по крайней мере на его начальном этапе.
Как известно, первые наиболее сильные очаги протестов возникли в провинциальных центрах. Отчасти это объяснялось тем, что в первую очередь именно там силы безопасности и армия утратили свой авторитет среди населения. Также имело значение резкое ухудшение социально-экономического положения населения периферии из-за ряда неурожайных годов и сильнейшей засухи 2010 г. Принятая режимом в середине 2000-х годов политика приватизации привела к острой социальной поляризации общества, обнищанию и маргинализации значительных масс населения в сельских местностях. В результате накануне начала сирийских событий в крупные городские центры страны потянулись разорившиеся фермеры и потерявшие работу сельчане, общая численность которых приближалась к 1 млн человек. Одновременно проводимая режимом политика поддержки исламского сопротивления в Палестине и Ливане усиливала консервативные религиозные настроения в депрессивных районах сирийской глубинки. В результате это привело к тому, что население этих местностей оказалось наиболее восприимчивым к самым радикальным идеям. А то же время в сирийском обществе снизилась роль умеренного ислама, что усилило экстремистские аспекты в восприятии населением государственной политики и идеологии.
Сложившаяся ситуация оказалась наиболее благоприятной для роста идей исламизма, а последующие действия властей после начала сирийского восстания только укрепили его позиции. Подобные настроения в обществе послужили прекрасной матрицей для распространения джихадистских идей как местного происхождения, так и пришедших из-за рубежа.
Именно представители населения периферийных районов, которые в течение нескольких последних лет заполняли пригороды крупных городских центров, сыграли роль катализатора сирийского восстания. Наиболее радикально настроенные представители этой новой «городской периферии» требовали свержения власти, которая сама более полувека тому назад пришла из дальних горных сел и захватила города, установив там свои порядки.
В то же время в Дамаске и Халебе (Алеппо) интеллектуальная, экономическая, торговая элиты не хотели участвовать в восстании и не желали испытывать все связанные с ним риски. В таких городах, как Дамаск и Халеб, можно было с достаточной долей уверенности выделить (по месту жительства) очень бедные слои населения, готовые поддержать восстание. Одновременно с этим их более состоятельные соседи из числа представителей среднего класса и торгово-промышленной буржуазии не приветствовали восстание, а многие жители зажиточных кварталов тесно связывали свое благополучие с режимом Б. Асада.
В конечном итоге в сирийском национальном движении, возродившемся на волне «арабской весны», возобладали религиозные настроения радикального характера. Его светская составляющая практически была сведена на нет. Во второй половине XX столетия светские силы сыграли ведущую роль в борьбе сирийского народа за национальную независимость, а их идеология послужила основой формирования политической системы и государственных институтов современной Сирии.
В свою очередь, в протестном сирийском социуме сложилась принципиально новая ситуация. В мировоззрении многих социальных групп населения, стоявших в авангарде вооруженной борьбы, возобладали представления о правящем режиме как об «оккупационном», вступившем в преступный заговор с Ираном, рядом влиятельных мировых держав и Израилем с целью порабощения арабских народов и их подчинения инонациональному господству. В практическом плане подобное мировоззрение послужило мощным мотивом борьбы за свержение правящего режима.
Отмеченные настроения были искусно использованы различного рода внутренними и внешними силами, которые под флагом религии стремились реализовать свои истинные цели в Сирии и на Ближнем Востоке в целом. В подобной ситуации противоборствующим сторонам, естественно, не удалось долго удерживать радикальные исламистские настроения в рамках логики ведущейся борьбы. Достаточно быстро они сами стали заложниками исламистских настроений джихадистского характера и были вынуждены следовать в русле данных идеологем. В результате политические цели борьбы в Сирии были подчинены данной идеологией, которая постепенно охватила вовлеченные в сирийский конфликт региональные и международные силы, став одним из главных мотивов их действий.
Таким образом, сирийский кризис вывел на политическую авансцену новые социальные силы, обнажив искусно замаскированный и приглушенный режимом целый спектр острых социальных противоречий, клановых, конфессиональных, этнических и земляческих конфликтов. Сирийский социум в условиях обострения кризиса стал стремительно раскалываться по указанным выше конфликтным линиям, усилив исламистские настроения в обществе.
Одним из сложных препятствий налаживания процесса политического урегулирования в Сирии, где, несмотря на усилия международных и региональных посредников, пока не удается преодолеть военную фазу конфликта, является острый характер межконфессиональной розни, религиозной и межэтнической борьбы, которой охвачен весь местный социум и страна в целом.
Действительно, в многоконфессиональной и полиэтнической Сирии арабы, мусульмане-сунниты составляют подавляющее большинство. А представители алавитской общины (12-15% населения) фактически правили страной последние 47 лет, и далеко не всегда безупречно.
В условиях начавшейся в конце 2010 года на Ближнем Востоке «арабской весны» властям Сирии, опиравшимся на мощный аппарат спецслужб, специальные подразделения, представленные главным образом алавитским меньшинством, вряд ли удалось бы эффективно контролировать действие исламского фактора в многоконфессиональной и полиэтнической стране, не скатываясь в конечном итоге к открытому насилию.
Действительно, если рассматривать арабские восстания в рамках религиозной парадигмы, то получается, что те страны, где они произошли и продолжаются (в том или ином виде), отличались большинством суннитского населения. То есть главной движущей силой этих народных восстаний были и есть сунниты. И Сирия, где 75% населения исповедует ислам суннитского толка, не является исключением.
В условиях же вооруженной борьбы открылся путь для возвращения суннитов к власти, которую они в той или иной степени старались сохранять в своих руках практически без перерыва с момента возникновения халифата Омеядов в 661 году.
При этом необходимо иметь в виду, что изначально ислам суннитского толка содержал много элементов, которые условно можно было назвать светскими, демократическими. Вернее, он был более восприимчив к их осмыслению .
Однако отмеченная роль периферии оказала специфическое влияние на религиозные аспекты восстания, напоминавшее о бедуинском характере и сельской атрибутике, и именно этим объясняется такое распространение ислама салафитского толка по сравнению со скромной ролью традиционного суфийского вероучения. Салафитские идеи расцвели прежде всего в условиях провинциальных центров.
Вклад так называемого цивилизационного ислама, присущего городским элитарным слоям – буржуазии, торговцам, интеллигенции, военным, – носил ограниченный характер среди гражданских и военных участников вооруженного движения. Это становилось очевидным на примере весьма скромного присутствия суфийского элемента в отрядах вооруженной и гражданской оппозиции.
Постепенно политические группы и боевые отряды исламистов становились основными фигурантами происходивших в Сирии событий. Участие исламистов в работе сирийской политической оппозиции и рост их влияния на нее уже стало невозможно игнорировать.
С одной стороны, использование оппозиционным движением некоторых исламских лозунгов и появление исламистов в ее рядах стало вынужденным шагом. Оно явилось реакцией повстанцев на жестокие действия властей по подавлению восстания в условиях отсутствия какой-либо внешней поддержки светских национально-ориентированных сил, которым приходилось использовать исламские лозунги как средство мобилизации широких масс и поддержания баланса сил.
Однако по мере укрепления места и роли в восстании вооруженных исламистских группировок, базирующихся на принципах ислама, использующих религиозную символику и базовые установления исламского государства, стала меняться публичная риторика командиров различных отрядов как политической, так и военной оппозиции. В своих публичных заявлениях и практической деятельности они стали постепенно отходить от первоначально заявленных протестным движением политических целей.
Этот поворот в сирийском кризисе сопровождался обострением конфессиональной розни между суннитами, алавитами и шиитами с одной стороны и национальным расколом между арабами и курдами с другой. Одновременно усиливалось внешнее вмешательство в сирийский кризис, которое также шло по двум направлениям. Одна часть международного сообщества фактически поддерживала суннитское сопротивление, другая активно защищала режим Б.Асада, который опирался на алавитов и внешнюю шиитскую поддержку.
В условиях острого политического кризиса, который сегодня переживает страна, характер взаимоотношений представителей различных конфессий и этносов (в прошлом, настоящем и будущем) играет далеко не последнюю роль в процессе определения путей развития ситуации в Сирии. Если кто-то хочет сорвать мирный процесс, то он обязательно попытается использовать самые темные стороны этой проблемы.
С другой стороны, было бы неверным полагать, что, если в Сирии удастся наладить полноценный политический процесс на демократической основе, то указанный фактор никак себя не проявит.
Однако если законы можно быстро принять или отменить, то изменить сознание людей, особенно малообеспеченных и плохо образованных, вряд ли возможно за короткий промежуток времени – так же, как отстроить новую политическую систему и развить подлинно гражданское общество с устойчивыми демократическими традициями. Нельзя не учитывать и общую ситуацию в Ближневосточном регионе. Здесь политический процесс развивается с учетом сложного исторического контекста и непрекращающихся разногласий на конфессиональной, религиозной и этнической почве. Более того, гражданская война серьезно подорвала и дефрагментировала центральную власть и национальные вооруженные силы страны. Фактическое разрушение большинства институтов прежней политической системы и слабость местных управленческих структур внушают сомнения в том, что они могут гарантированно обеспечить безопасность и стабильность в стране, ее национальный суверенитет и территориальную целостность в условиях мирного переходного периода, осуществить ее восстановление и развитие в новых условиях.
В то же время достижение мира в Сирии вполне возможно. Многое зависит от политической воли и готовности к взаимным компромиссам ключевых внутренних и внешних участников сирийского кризиса.