Рассматривая влияние «братьев-мусульман» на развитие ситуации в ближневосточном регионе, нельзя обойти вниманием ситуацию в Египте, который собственно и является исторической родиной этого движения. Безусловно, рассматривать нынешних египетских «братьев» и тех, кто в начале 20-х годов ХХ века это движение основывал и развивал сначала, как протест против колониального режима и короля Фарука, а затем уже против диктатуры «Свободных офицеров», нельзя. Как и любое другое революционное движение, «братья» самым значительным образом подрастеряли свой романтический запал и альтруизм, и сейчас в руководство движения (и Египет тому хорошее подтверждение) пришли прагматики. То есть те люди, которые не желают изменить весь мусульманский мир согласно идеи всемирного халифата, но которые очень хотят инкорпорироваться во власть на совершенно законных и международно-легитимных основаниях. Это стремление быть во власти, склонность к компромиссам со светскими партиями для решения этой задачи, и отказ от насильственных действий для прихода к власти в том или ином качестве, является основной тактики всем национальных филиалов «Братьев-мусульман». Естественно, в каждой стране со своей спецификой, в основе которой обычно лежит степень влияния родо-племенного фактора на формирование национальных элит. Но повторим, что такая стратегия присуща всем филиалам «братьев», что особенно заметно в тех же Марокко, Иордании, Кувейте и Тунисе. Такая тактика присуща и египетским «братьям», даже несмотря на то, что против них проводятся сейчас массовые репрессии и конфискации. Если вернее, сопротивление «братьев» в АРЕ безусловно присутствует, но в контексте очень примечательной тактики, о которой мы поговорим ниже. Пока остановимся на принципе участия «братьев» во власти в рамках компромисса с светской частью общества, что кардинальным образом отличает их от тех же салафитов. В этой связи приведем очень точные оценки на эту тему автора ИБВ И.А.Царегородцевой.
«История взаимоотношений этих двух исламских течений насчитывает восемь с лишним десятилетий. АБМ возникла в 1928 г. В основу ее идеологии были положены принципы, артикулированные исламскими модернистами и реформистами конца XIX – начала ХХ вв. – Джамал ад-Дином аль-Афгани, Мухаммадом Абдо и Рашидом Ридой. В общем их суть сводилась к тому, что кризис мусульманской цивилизации стал результатом господства иностранцев в регионе, с одной стороны, и забвения мусульманами истинных основ своей религии, с другой. Однако этот кризис не был, с их точки зрения, перманентным, поскольку прогресс и развитие не чужды исламу. Препятствия, которые необходимо было последовательно устранить на пути к прогрессу, как считали эти мыслители, – это господство колониальных держав в Египте, а также невежество мусульман и некоторых их правителей. Взяв на вооружение эту идеологическую матрицу, АБМ призывала к постепенным реформам, в первую очередь, в сфере образования, и преимущественно путем религиозной пропаганды. Безусловно, в истории АБМ были разные этапы, в том числе и достаточно мрачные и даже кровавые. Однако в последние годы лидеры «Братьев-мусульман» настойчиво повторяли, что являются сторонниками умеренной исламизации и выступают против радикальных изменений. Человек, которого иногда называют духовным лидером «Братьев-мусульман», Юсуф аль-Кардауи, сформулировал концепцию, ставшую по сути квинтэссенцией умеренного исламизма. Эта концепция называется «васатыййа», т.е. срединный путь. Именно таким, срединным, золотым путем, уклоняющимся от всяческих проявлений идейных и теологических крайностей, должен стать путь строительства исламского общества и государства. До недавнего времени АБМ последовательно поддерживала образ умеренной организации, выступающей за постепенные реформы. (Именно шейх Кардауи руководит глобальным движением из штаб-квартиры в Дохе, что надо проецировать на все его фетвы и постулаты — авт.).
Первые салафитские движения современной формации возникли в Египте в начале ХХ века. У них было немало схожих черт с «Братьями-мусульманами». Например, и те, и другие искали потенциал для будущих реформ и процветания мусульманской общины, прежде всего, в исламе и примере жизни первых поколений мусульман (ас-салаф ас-салих). И салафитами, и АБМ была взята на вооружение антиколониальная риторика. А основатель «Братьев-мусульман» Хасан аль-Банна даже называл свою Ассоциацию организацией, несущей «салафитское послание». Однако незначительные поначалу различия между салафитами и «Братьями-мусульманами» со временем стали обретать принципиальный характер. Далеко не всегда находят понимание эти два исламских течения и сегодня. Показательным является их расхождение в восприятии демократии. В то время как для современных идеологов «Братьев-мусульман» демократия представляется воплощением традиционного исламского принципа совещательности (шура) и, по их мнению, вполне совместима с исламом, с точки зрения салафитов, демократия чужда мусульманской религии. ( безусловно в таком отрицании демократии надо видеть «саудовские уши», так как абсолютная монархия и демократия несовместимы — авт.). АБМ и салафиты также следуют разным стратегиям для достижения своих целей. Так, спустя несколько лет после своего создания «Братья-мусульмане» встали на путь политического активизма, намереваясь добиваться своих целей в том числе и доступными политическими методами – через участие в выборах всевозможного уровня и кооперацию со светскими партиями (долгое время они не могли создать свою партию по причине действовавших в стране запретов). Салафиты же принципиально избегали участия в политике и считали, что политикой должна заниматься власть. Вместо этого они сосредоточили свои основные усилия на социальной и пропагандистской работе (прим. — и военно-подрывной деятельности). Таким образом, несмотря на особую идейную сосредоточенность этих движений на исламе, исламской догматике и этике, у АБМ и салафитов было достаточно причин для того, чтобы превратиться если не во врагов, то, по крайней мере, в достаточно принципиальных соперников. При этом, в конце концов, и «Братья-мусульмане», и салафиты использовали схожую религиозную риторику и стремились заручиться поддержкой, прежде всего, у активной верующей молодежи. Таким был расклад сил в лагере исламских активистов накануне «революции 25 января.
А что же потом? После ухода Х.Мубарака власть взяли в руки военные. В стране стали возникать многочисленные новые партии, среди которых заметную долю занимали партии исламского толка. «Братья-мусульмане», наконец, создали свою Партию свободы и справедливости (ПСС). Салафитские же движения по-разному восприняли эти события. Часть салафитов приняла новые реалии и включилась в политическую борьбу. Так на базе организации «Салафитский призыв» была создана одна из крупнейших исламских партий «Ан-Нур» (чисто просаудовский проект — авт.). Другие салафитские движения остались верны традиционной стратегии невмешательства в публичную политику и партий создавать не стали. Поначалу исламские партии намеревались идти на парламентские выборы единым фронтом, в том числе ПСС и «Ан-Нур» вошли в единый блок. Однако их союз вскоре развалился из-за непримиримых различий «Братьев-мусульман» и салафитов, а также из-за стремления «Братье-мусульман» играть лидирующую роль в этом блоке. В итоге на стороне «братьев» остались лишь небольшие салафитские партии, тогда как «Ан-Нур» вступила в соперничающий блок. За первым расколом в лагере исламских активистов последовали и другие. А то обстоятельство, что ПСС и «Ан-Нур» оказались главными победителями парламентских выборов 2012 г., еще больше подогревало конкуренцию между ними. Следующий этап конфронтации случился во время обсуждения проекта будущей конституции страны. «Братья-мусульмане» настаивали на том, чтобы 2 ст. конституции осталась в неизменном виде. В ней говорилось в том числе, что «принципы исламского шариата являются основным источником законодательства». Салафиты же выступали за следующую формулировку: «Исламский шариат является основным источником законодательства», что, по их мнению, должно было усилить роль мусульманского права в законодательной системе государства.
Интересно, что на президентских выборах 2012 г. салафиты поначалу отказывались поддерживать кандидатуру «братьев» Мухаммеда Мурси, и даже выдвинули своего кандидата. Позже, когда он был дисквалифицирован, салафиты все же призвали своих сторонников голосовать за Мурси. Но кто был основным его противником? Ахмад Шафик – человек из старой команды Х.Мубарака, которая не слишком жаловала салафитов в предыдущие годы. Таким образом, поддержка салафитами Мухаммеда Мурси была обусловлена исключительно прагматическими соображениями. В правительство, сформированное Хишамом Кандилем после избрания Мурси, вошли не только члены Партии свободы и справедливости и близкой ей по духу партии «Аль-Васат», но и представители салафитских течений. Со стороны казалось, что политический симбиоз салафитов и «Братьев-мусульман» прочен и довольно устойчив. Однако кажущаяся идиллия продлилась недолго. Летом 2013 г., когда Мухаммед Мурси был смещен со свой должности военными, салафиты не выступили в его поддержку и промолчали, выжидая, чем закончится противостояние военных и «Братьев-мусульман». Через несколько недель, когда стало ясно, что Мурси не вернется во власть, салафиты выступили с разоблачением политики экс-президента и ПСС. В обнародованном ими коммюнике говорилось, что Мурси «даже не пытался взаимодействовать с военными» и что «Партия свободы и справедливости стала превращаться во вторую Национально-демократическую партию».Таким образом, кадровая политика Мурси по привлечению в свою команду салафитов не успела сработать, а сами салафиты, проявив определенное политическое чутье, предпочли переориентироваться с поддержки опального президента на сотрудничество с твердо стоящими у власти военными. Создается впечатление, что сегодня между военными и салафитами достигнут устойчивый паритет интересов. Высший совет вооруженных сил устраивает, что благодаря негласной поддержке салафитов на их стороне находятся консервативные мусульманские круги, и что сами салафиты не оспаривают доминирующее положение военных. Салафиты, в свою очередь, пользуясь статусом крупнейшего легального исламского политического движения, развернули активную кампанию по расширению своего влияния. Стоит ли говорить о том, что когда в конце января фельдмаршал А.Ф.ас-Сиси официально выдвинул свою кандидатуру на будущих президентских выборах, салафиты поддержали его.
Насколько прочным окажется этот стратегический союз военных, а конкретно группы поддержки А.Ф.ас-Сиси, и салафитов? Можно с определенной долей уверенности утверждать, что пока существует общий враг – «Братья-мусульмане» и их стремительно радикализирующиеся сторонники, распад военно-салафитского симбиоза едва ли будет возможен. Совпадение стратегических интересов и наличие общего врага скрепляют политические силы сильнее, чем общность идейных взглядов, пусть даже они укоренены в таких непререкаемых источниках, как Коран и Сунна».
В данном случае принципиально важно понять один момент, который полностью в своих рассуждениях упускает И.А.Царегородцева. Это тот самый главный момент, которые и определял все эти сиюминутные альянсы и разрывы, а также самое главное в конечном результате — поддержку салафитами диктатуры военных, что вообще никак не вяжется с салафитской стратегией и практикой. Все очень просто и очень далеко от идеологических споров о Коране и Сунне, а также источниках национального законодательства. Все дело в том, что с самого момента крушения диктатуры Мубарка «Братья-мусульмане» были в плотной орбите влияния Катара, а салафиты — традиционно под финасовым зонтиком КСА и ОАЭ. И все эти дискуссии, альянсы и из разрывы четко синхронизируются с моментами потепления и охлаждения отношений между этими странами. И поддержание в конечном итоге военной диктатуры со стороны салафитов стала просто констатацией артикуляции принципиальной позиции Эр-Рияда и Абу-Даби по этому вопросу. Скажем больше. В период временных обострений между Каиром и Эр-Риядом по вопросу нежелания первого увязывать финансовую помощь исключительно с диктатом со стороны второго в рамках принятия принципиальных решений, египетские салафиты тут же начинали что-то отрицательное артикулировать в публичной сфере. А после потепления саудовско-египетских отношений такие настроения утихали, как по мановению волшебной палочки. В этой связи главное, что надо вынести из этой ситуации — нет полностью независимых исламистских движений в мусульманском мире, все они в той или иной степени завязаны на тех или иных зарубежных финансовых спонсоров. И это одинаково справедливо и для салафитов, и для «братьев», но с одним принципиальным отличием: «братья» никогда публично не заявляют о своей готовности к насильственным действиям, только к мирным формам борьбы. В этой ситуации выбор «братьев» в качестве политических партнеров в той или иной стране должен четко опираться на анализ их зарубежных спонсоров.
И вот этот принцип в их стратегии очень хорошо иллюстрируется именно на примере Египта. А если еще вернее, на примере действия там Катара, который является их основным зарубежным спонсором. Катар рассматривает Египет в качестве важной для региона страны и не считает себя ответственным за плохие отношения с ним. Об этом в ноябре прошлого года заявил глава МИД Катара Мухаммед бен Абдель Рахман Аль Тани, передает телеканал «Аль-Джазира». «Мы всегда были открыты для Египта. Катар продолжает рассматривать его как важную и центральную страну в регионе, и в наших интересах сохранение ее стабильности и безопасности, — сказал он. — Однако мы не несем ответственности за напряженность в отношениях с Египтом». И в этом смысле катарский министр не погрешил против истины ни в коей мере. Но только, если рассматривать «Египет» как страну, в которой совершенно демократическим путем на выборах победили «Братья-мусульмане», а не как страну военной диктатуры. А именно на это глобальное движение катарцы (и турки) делали ставку, как на основную опору для укрепления своего влияния в мусульманском мире. Естественно, что после военного переворота и низложения в июле 2013 года военными президента Египта Мухаммеда Мурси и отстранения от власти «Братьев-мусульман» отношения двух государств резко обострились. При этом совершенно оправданным являются обвинения Каира в поддержке террористов со стороны Дохи и Анкары как на Синае, так и в крупных египетских городах. А с недавнего времени еще и в районе египетско-ливийской границы. Другое дело, что «железобетонных улик» катарского участия при этом египетские спецслужбы не добыли, а это делает все их обвинения Дохи в этой связи голословными, что для официального обращения в Гаагу или ООН явно недостаточно. В этой связи обратим внимание на очень интересную схему подрывной работы, которую катарцы и турки выстроили на египетском направлении. Свергнутые военными «братья» в данном случае были максимально дистанцированы от проведения какой-то террористической деятельности. Они должны были выступать в качестве «пострадавшей стороны» в результате произвола военных и оставаться участником политической жизни в международно-легитимном поле. Это дает им возможность выступать в различных международных публичных форматах в качестве «жертвы военных». И отметим, что такая тактика срабатывает, поскольку несмотря на все заявления Каира, ни одной реальной улики непосредственного участия членов организации «Братьев-мусульман» в резонансных терактах не получено. Для проведения кампании террора и подрывной войны катарцы и турки используют специально созданный салафитский джихадистский сегмент сопротивления в виде пресловутого «Ансар Байт аль-Макдис» («Вилайет Синай»), который не надо путать с традиционными просаудовскими и проэмиратскими салафитскими структурами АРЕ. И в этой связи Доха (при содействии Анкары) создала свой собственный салафитско-джихадистский формат в лице «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России). И он опирается на чисто националистическую идеологию в той или иной стране (а не интернациональный, как просаудовская «Аль-Каида», запрещена в России), что маскируется опять же под идею создания всемирного халифата. Но делается это только исключительно для привлечения зарубежной военной силы, природа ИГ — сугубо националистическая и со своей спецификой для каждой страны. То есть, катарцы стали использовать для достижения военных результатов в рамках усиления своего влияния салафитские с виду структуры, что нарушило монополию Эр-Рияда на этот инструмент, а для получения власти чисто демократическими методами — «Братьев-мусульман».
При этом надо учитывать, что салафиты и «братья» в принципе изначально идеологические конкурирующие течения в политическом исламе и друг друга не любят. В этой связи очевидно, что хозяин у «Братьев-мусульман» и «Вилайет Синай» в АРЕ один. И это безусловно Катар и в какой-то мере Турция. При этом уровень влияния на террористическую активность «Вилайета Синай» со стороны Дохи надо оценивать, как практически определяющий тактику этой организации. Катар также активизировал свою деятельность в рамках закупки и переброски вооружения через суданский транзит в Египет, а также участие в финансировании тренировочных лагерей на суданской территории, в которых проходят обучение именно египтяне из числа противников военных властей. Каиру в данном случае остается довольно маленькое поле для маневров, в том числе и по причине его ограниченных финансовых возможностей. Были конечно какие-то финансовые пожертвования эмиссарам Рабочей партии Курдистана (РПК), которые осуществлялись в Каире сотрудниками египетских спецслужб, на активизацию боевых действий курдов на турецкой территории. Прежде всего в крупных турецких городах, что осуществляли боевики из организации «Соколы Курдистана» (специально организованная группа, которая должна был снизить репутационные риски собственно для самой РПК в силу проведения актов террора против гражданских целей). Но такой активности уже давно не наблюдается, что обусловлено сочетанием нескольких сопутствующих факторов. В том числе, и отказом сирийских спецслужб от стимулирования такой деятельности, да и Каир также такую деятельность «подморозил». Прежде всего по причине того, что отмечается серьезный прогресс в рамках нахождения компромисса с ХАМАСом в секторе Газа, который долгое время оказывал боевикам на Синае тыловую и техническую поддержку, что порождает в Египте стремление полностью сосредоточится на этом аспекте. При этом стимулирование подрывных действий со стороны турецко-катарского альянса на египетской территории не прекратится, поскольку на кону не только Синай, а весь комплекс эмиратско-египетских интересов в Ливии в ущерб катарско-турецкому влиянию. А Доха в Ливию вложилась в период свержения М.Каддафи очень серьезно, и просто так отдавать свои позиции она естественно не желает. В этой связи кампания террора в самом Египте является универсальным способом сдерживания активности Каира на ливийском направлении прежде всего. И вот о роли «братьев» в Ливии и Тунисе мы поговорим отдельно.