Отсутствие серьезных подвижек в процессе урегулирования вооруженного конфликта в западном регионе Судана – Дарфуре во многом связано с тем, что стороны конфликта до сих пор отказываются публично раскрыть подлинные цели своего участия в нем. Между тем некоторые наблюдатели и аналитики не раз заявляли о том, что конечной целью войны в Дарфуре является установление одной из сторон (либо центральным правительством, либо повстанцами) контроля над потенциально нефтеносными районами в этом регионе.
Статус потенциального нефтяного «Клондайка» Дарфур получил в 2005 г., когда китайские геологоразведчики нашли пригодные к промышленной разработке нефтяные месторождения в Южном Дарфуре. Эти месторождения входят в состав китайской концессии на разработку и добычу нефти (владелец – China National Petroleum Corporation).
Проведению полномасштабных геологических исследований в Дарфуре до сих пор мешают идущие там активные боевые действия, которые, вопреки многим комментариям, уже давно не носят строго биполярного характера: повстанцы – центральное правительство, а фактически представляют собой хаотичную борьбу крупных и мелких повстанческих отрядов за контроль в своей области, причем борются они, как правило, не столько с правительственными силами и их союзниками, сколько с другими такими же группировками повстанцев.
Подобная тактика борьбы за нефть впервые была применена в 1990-х гг. на юге Судана, где многочисленные вооруженные группировки вели между собой ожесточенную борьбу за уже разведанные месторождения нефти. В качестве примера можно привести бои 1999 г. в штате Юнити между отрядами племен нуэр и динка.
Именно нефтяной вопрос был одним из главных камней преткновения на многолетних переговорах между Севером и Югом Судана. Лишь подписание 7 января 2004 г. в кенийском городе Найваша Соглашения о разделе ресурсов в допереходный и переходный периоды (в соответствии с подписанным 9 января 2005 г. в Найроби Comprehensive Peace Agreement (CPA) между правительством Судана и СНОД/СНОА на Юге должен был установлен шестилетний переходный период, по завершении которого необходимо провести референдум о самоопределении южных провинций Судана) позволило выйти на финальную стадию мирного процесса.
Таким образом, становится понятным провал Соглашения о мире в Дарфуре – Darfur Peace Agreement (DPA), подписанного 5 мая 2006 г. в Абудже (Нигерия) между правительством Судана и одним из крыльев Суданского освободительного движения/Суданской освободительной армии (СОД/СОА), возглавляемого Минни Арко Минави. Вопрос о нефтедолларах, как свидетельствует текст Соглашения, явно был не столь важен для разработчиков данного документа, как проблема разделения властей.
Анализ статьи 164 DPA говорит о том, что каждый штат Дарфура, на территории которого добывается нефть или же другие минеральные ресурсы, имеет право на получение оговоренной в ходе переговоров с центральным правительством (статья 121 п. 6 DPA относит к компетенции правительства Судана контроль за доходами от продажи нефти) доли от реализации нефти и иных ресурсов.
Однако в отличие от текста CPA, где был достаточно детально проработан вопрос об образовании механизма контроля за распределением нефтяных доходов, в тексте DPA есть только одна весьма раплывчатая по своему содержанию статья на данную тему.
Еще одним косвенным подтверждением «нефтяной» составляющей дарфурского конфликта является заявление одного из полевых командиров СОА Джар Небу: «Мы продолжаем сражаться за наши жизни и нашу страну. Нам нужна сейчас вода, а нефть. Мы будем обсуждать эти вопросы (о добыче нефти. – Авт.) лишь тогда, когда наступит мир».
Из вышеприведенного определения конечной цели военного конфликта в Дарфуре — захват территорий, на которых, возможно, в недалеком будущем будут открыты пригодные для коммерческой разработки нефтяные месторождения, — становится ясной непримиримая позиция, занятая официальным Хартумом по отношению к размещению в этом регионе крупного контингента миротворческих сил ООН.
Действительно, под влиянием иракских событий руководство Судана всерьез опасается, что с размещением миротворцев ООН оно потеряет реальный контроль над Дарфуром. Интересно, что в отношении другой страны северо-востока Африки – Сомали, где как раз ощущается острая необходимость в международных миротворцах, Совбез ООН проявляет завидную выдержку и не проводит шумных агитационных кампаний, как это происходит в случае с Дарфуром.
Именно наличие промышленных запасов нефти позволяет Судану иметь поддержку по вопросу о ситуции в Дарфуре со стороны двух ключевых членов Совбеза ООН — КНР и России. Китай уже, как известно, вложил в нефтяной сектор Судана 8 млрд долл., российские нефтяные компании пока отстают по уровню суданских инвестиций от своих китайских конкурентов («Славнефть» планировала направить на геологоразведку и разработку «Блока-9» 126 млн долл.), но готовы при благоприятных условиях наверстать упущенное.
Негласный российско-китайский союз в целях защиты своих стратегических интересов в Судане действует пока довольно эффективно, умело «торпедируя» в Совбезе ООН любые проекты жестких решений в отношении Хартума.
Более того, Россия и Китай оказывают Судану поддержку не только по дипломатическим каналам, но и по военным. В 2004 г. Россия продала Судану партию истребителей Миг-29; Китай поставляет суданским вооруженным силам через многочисленную цепочку посредников тяжелую полевую артиллерию и легкое стрелковое оружие. Секретом «полишинеля» давно уже стал тот факт, что около 90% оружия, которым воюют в Дарфуре, имеет явное китайское происхождение. Не менее важен в свете реальных целей дарфурской военной кампании следующий аспект: в последние месяцы на высшем международном уровне очень много говорится о том, что надо заставить суданского президента Омара аль-Башира и его команду согласиться с ооновским планом о том, что надо наказать Судан жесткими санкциями в случае отказа «пригласить» силы ООН в Дарфур, но нигде подробно не говорится о том, что должно последовать собственно за размещением «голубых касок» в зоне кризиса.
Если исходить из текста резолюции СБ ООН № 1706, то главной задачей миротворцев является контроль за соблюдением выполнения всех положений Соглашения о мире в Дарфуре и Нджаменского соглашения о гуманитарном прекращении огня в связи с конфликтом в Дарфуре, то есть тех документов, которые до сих пор не подписаны представителями Фронта национального спасения (ФНС) и Великого суданского освободительного движения (ВСОД), в чьих рядах находятся большинство действующих дарфурских повстанцев.
Отсутствие со стороны ООН детального плана послевоенной реконструкции Дарфура дает части суданского руководства во главе с президентом аль-Баширом основания думать, что вся международная кампания, устроенная по поводу ввода миротворцев в Дарфур, не что иное, как плохо замаскированный план захвата и раздела суданских нефтяных ресурсов.
Тот факт, что южносуданская часть правящей элиты страны вместе с их лидером Сальвой Кииром, напротив, всячески поддерживает стремление мировой общественности в скорейшие сроки добиться ввода «голубых касок» ООН на территорию проблемного западного региона Судана, по всей видимости следует объяснять надеждами южан на справедливое и щедрое вознаграждение со стороны международного сообщества за их вклад в борьбу за мир в Дарфуре. Не исключено, что одной из форм подобного вознаграждения может стать передача в концессию либо в юрисдикцию южносуданскому правительству «лакомых» кусочков дарфурского нефтяного поля.
Таким образом, сроки наступления в Дарфуре прочного и стабильного мира могут быть более или менее ясно определены в краткосрочной или среднесрочной перспективе лишь после того, как стороны конфликта публично признают, что суть конфликта состоит в борьбе за контроль над добычей и продажей нефтяных ресурсов региона и сядут за стол переговоров для решения ставшего уже традиционным для Судана нефтяного вопроса.