Причина непростых взаимоотношений Индонезии и Ирана, по всей вероятности, исходит из претензий каждой из стран на лидирующую роль в исламском мире. Превращающийся в региональную супердержаву Иран в силу своего высокого по сравнению с ближневосточными соседями экономического и научно-технического потенциала не может воспринимать Индонезию без видимого раздражения. Эту самую крупную мусульманскую страну уже давно не устраивает периферийность ее положения во всемирной умме, поэтому она весьма активно пытается проявить себя в качестве миротворца и посредника на ближневосточном пространстве, где и разыгрываются основные события, связанные с судьбами и перспективами всемирной уммы.
Тем не менее их противостояние, по крайней мере до последнего времени, носило скрытый характер. Каждая страна ни при каких обстоятельствах не решалась нарушить уже во многих случаях ставший не более чем пиаровской уловкой принцип единства мусульманских стран в их противостоянии с Западом, а также принцип предупреждения вмешательства Запада во внутренние дела мусульманского мира.
Последние этапы взаимоотношений двух стран и влияния на них западных стран, в первую очередь США, связаны с иранской ядерной программой. Еще не стерты в памяти заверения о мирном характере иранской ядерной программы, данные президентом Индонезии Сусило Бамбангом Юдхойоно президенту Ирана М. Ахмадинежаду во время визита последнего в Джакарту в марте 2006 года. Для М. Ахмадинежада в его стремлении выйти из международной изоляции было исключительно важно получить такую поддержку “дружественной исламской страны”.
Но таковой позиция Индонезии оставалась недолго. Советник индонезийского центра стратегических и международных исследований Юсуф Вананди, весьма близкий к правительственным кругам, практически озвучивающий их взгляды и настроения, подводя политические итоги 2006 года и оценивая перспективы на 2007 год в центральной индонезийской прессе, на первое место в числе наиглавнейших мировых событий поставил взрыв шиитской мечети в Самарре (Ирак). По его словам, это событие повергло страну в гражданскую войну между суннитами и шиитами; американцы же практически потеряли возможность выиграть войну и не могут длительное время оставаться в Ираке без ущерба для собственного престижа. Вместе с тем, по его мнению, поспешный вывод войск США из Ирака мог бы поколебать имидж США как глобальной супердержавы и несколько ослабить ее политическое влияние, хотя, в принципе, за США остается лидерство на международной арене. По убеждению Вананди, такая ситуация открывает возможности “государствам-изгоям” (подразумевая Иран) начать акции против мирового порядка. Региональный порядок на Ближнем Востоке, по его утверждению, может измениться драматически под влиянием Ирана как региональной силы, поскольку обладание этой страной в перспективе ядерным оружием не предвещает мира и стабильности в регионе, а противостояние суннитов и шиитов под влиянием этого фактора может вызвать цепную реакцию по всему Ближнему Востоку (1).
Необходимо, однако, отметить, что это заявление было сделано в контексте соперничества Индонезии с Ираном в исламском мире за его процветание, радение за мир и спокойствие в нем, что в принципе не нарушало ее имиджа как страны, преданной интересам ислама. В этом заявлении не был нарушен принцип невмешательства в дела всемирной уммы сторонних сил, высоко ценимый в ней. Другое дело, выступление Индонезии в Совбезе по вопросу о санкциях, инициированных Соединенными Штатами, по отношению к Ирану, касающихся его ядерной программы. В данном случае непосредственно затрагивались интересы и целостность исламского мира, его незыблемость перед лицом Запада, приверженность Индонезии его единству.
В такой ситуации Джакарта до определенного времени не могла поступить иначе, как выступить против. Среди 15 постоянных и временных членов Совета Безопасности ООН Индонезия, ставшая с января с.г. его непостоянным членом сроком на два года, демонстрировала свое открытое нежелание выступать в поддержку каких либо репрессивных мер в отношении Ирана. Она заявляла, что “дипломатия и переговоры” являются наилучшим путем отрицания карательных мер, выдвигаемых США и, возможно, даже Пекином и Москвой по отношению к Ирану (2). Сообщения джакартской прессы, основанные на анонимных правительственных источниках, свидетельствовали о намерениях Индонезии быть в оппозиции любым репрессивным мерам Совбеза в отношении Ирана (3). Тем более что президент Индонезии Сусило Бамбанг Юдхойоно пообещал, что его страна будет с трибуны Совбеза настойчиво проводить в международном сообществе “исламскую повестку дня” и “бороться с проявлениями исламофобии” (4).
В силу изложенного было совершенно очевидно, что любое попустительство ущемлению интересов ислама и стран исламского мира со стороны Совбеза при участии в нем Индонезии совершенно невозможно без утраты ей престижа на международной арене. Индонезия и в этом ракурсе демонстрировала свое стремление продвигать в первую очередь интересы всемирной уммы. Опасения относительно того, что под давлением Вашингтона Джакарта может оказать поддержку жестким санкциям в отношении Ирана, в Индонезии все же присутствовали. Как отмечала влиятельная газета “Jakarta Post”, цитируя местных обозревателей, поддержка санкций не может найти понимания, приведет к потере престижа среди стран «третьего мира» и значительно снизит возможности Индонезии как активного участника переговорного процесса при решении ближневосточных проблем.
Известный индонезийский публицист по вопросам ислама Азумарди Азра высказывался в том плане, что решение в пользу санкций привело бы к снижению статуса его страны в мусульманском мире и среди развивающихся стран и разрушило бы претензии Индонезии на роль миротворца в конфликте между ХАМАСом и ФАТХом, а также между суннитами и шиитами. Другой политический обозреватель, Пермади, играя на весьма распространенных в стране антиамериканских настроениях, высказался с еще большей откровенностью, заявив, что без поддержки интересов исламского мира Индонезии незачем находиться в Совбезе ООН, иначе она будет более чем игрушкой в руках американского кукловода (5).
Но в целом позиция правительства, казалось бы, не вызывала сомнений. Министр иностранных дел Индонезии Хасан Вираюда заявил в марте с.г., что Иран находится под пристальным вниманием Совбеза. “Наша позиция состоит в том, чтобы поддержать ядерную программу Ирана в случае ее мирного характера, но мы решительно против ориентации на производство вооружений” (6). Вместе с тем 23 марта с.г. президент Индонезии, следуя своему завету “бороться с проявлениями исламофобии”, заявил, что жесткие санкции против Ирана в отношении его ядерной программы могут привести к нарушению стабильности на Ближнем Востоке (7). Иран в свою очередь неустанно заверял асеановцев в безосновательности их опасений. В подтверждение этого в феврале с.г. он пригласил страны – члены Движения неприсоединения, в том числе Малайзию, проинспектировать установки по обогащению урана. Тегеран делал все, чтобы укрепить дипломатические и экономические отношения со странами АСЕАН и упрочить свое положение на международной арене.
В то же время вариации иранской ядерной программы от ее исключительно мирного характера до ориентации на производство вооружений давали индонезийской дипломатии широкое поле деятельности для демонстрации свой приверженности интересам ислама и поборника интересов исламского мира, однако в то же время Джакарта имела возможность контролировать ситуацию, связанную с Ираном, с тем чтобы в нужный момент сыграть на ее реальной или предполагаемой военной составляющей. Исключительно плодотворна для Джакарты была и идеологическая составляющая создавшейся ситуации. Обширность приведенных выше выступлений в защиту иранской ядерной программы и чреватости отхода от такого курса, меры по преданию им широкого резонанса давали основания для предположений о том, что стремление к завоеванию Индонезией лидирующих позиций в исламском мире развивается не без попыток его превращения в общенациональную идею. В пользу такого довода свидетельствовали и меры Юдхойоно по привлечению высшего духовенства страны к решению тех ближневосточных проблем, которые “работают” на повышение имиджа Индонезии в исламском мире. С точки зрения рациональности такие действия полностью оправданы. Они давали возможность руководству страны заручиться поддержкой широких слоев населения в своем стремлении к лидерству в исламском мире.
Это позволило бы, в принципе, решать и внутренние проблемы. Укрепляется положение властных структур; страна, раздираемая сепаратизмом, социальными контрастами и противоборством мусульманских группировок, придерживающихся различных вариантов толкования ислама, могла получить весомый стимул к объединению на идеологической основе. И тут произошло нечто неожиданное, перечеркнувшее, по сути, заявления, сделанные ранее. Индонезия оказалась среди 15 членов Совета Безопасности ООН, единогласно проголосовавших за санкции в отношении Ирана. Оправдывая такое решение, министр иностранных дел Индонезии Хасан Вираюда высказалась в том плане, что поддержка резолюции Совбеза ООН представляет собой единственный путь к дальнейшим переговорам с целью нахождения мирного решения проблемы. Он отверг предположения относительно того, что Индонезия приняла решение под давлением Соединенных Штатов. Вираюда напомнил, что Индонезия постоянно убеждала Иран в необходимости более плодотворного сотрудничества с Международным агентством по атомной энергии, а также заявил, что воспринимает присутствие его страны в Совбезе ООН прежде всего в соответствии с его уставом, а не как представитель исламских государств (8), что в определенной степени отрицало сделанное ранее заявление президента страны о намерении проводить в Совбезе “исламскую повестку дня”.
В Индонезии такое решение правительства вызвало бурную реакцию. Ряд членов высшего законодательного органа страны выступили с резкой критикой правительства. Их высказывания сводились к тому, что правительство “не обладает достаточным мужеством для проявления самостоятельного курса перед лицом США”, “какой смысл членства в ООН при таком участии в нем?” Имели место неоднократные высказывания относительно того, что неспособность Индонезии проводить активную самостоятельную политику приводит к вычеркиванию ее из числа стран, являющихся полноправными участниками мусульманского сообщества и Движения неприсоединения, и что правительство потерпело поражение во внутренней и внешней политике (9). Самсуддин, глава второго по численности объединения мусульман страны “Мухаммадия”, насчитывающего десятки миллионов человек, заявил, что решение правительства играет на руку Западу и Израилю (10).
Столь активное неприятие решение правительства вызвало незамедлительную реакцию с его стороны. Вице-президент страны Юсуф Калла срочно вылетел в Саудовскую Аравию с тем, чтобы на саммите арабских стран попытаться смягчить ситуацию. В данном по пути интервью он заявил, что произошедшее событие нельзя рассматривать как повод для осложнения отношений между Индонезией и Ираном и что в ближайшее время обе страны готовятся к подписанию Меморандума о взаимопонимании. Тем не менее, на наш взгляд, вопрос относительно того, удастся ли Индонезии восстановить позиции в исламском мире, завоеванные путем сложной политической работы, остается открытым. Неясны и причины, вызвавшие столь резкую перемену правительственного курса во внешней политике, что чревато для такой страны, как Индонезия, серьезными внутренними потрясениями, учитывая политизированность ее преимущественно мусульманского населения. Пока лишь можно предполагать, что эти события связаны с определенными нюансами во взаимоотношениях Индонезии и Соединенных Штатов.
1. Jakarta Post, 06.03.07
2. atimes.com, 15.03.07
3. Там же.
4. ИТАР-ТАСС, Пульс планеты, АТР, 15.01.07.
5. Jakarta Post, March 26, 07.
6. atimes.com, 15.03.07.
7. Jakarta Reuters mar 23, 2007 3 : 12 IST Jakarta Post, 27.03.2007.
8. Jakarta Post, 27.03.07.
9. Tempo Interactive, Jakarta Tuesday, 27 March, 2007.
10. Jakarta Post, 27.03.07.