В результате восьмилетней гражданской войны прежняя структура государственного устройства Сирии перестала существовать. Ее основные политические институты, в том числе, армия и органы безопасности, оказались фактически разрушены. Они не способны играть самостоятельную роль в завершении сирийского конфликта, а тем более управлять восстановлением и развитием страны в мирных условиях без внешней поддержки. Сирийское общество разобщено, дезориентировано и пытается обрести новую самоидентификацию. Около половины населения находится в состоянии внутренней миграции или выехало из страны. Сирийская экономика и финансовая система перестали существовать как единый организм. Остро стоит проблема восстановления страны, которая пока не находит адекватного решения. Сирия находится сегодня на грани гуманитарной катастрофы и превращения в failed state. Данное обстоятельство предполагает консолидацию усилий заинтересованных сторон в оказании поддержки новым сирийским властям в решении этой проблемы.
Острые вопросы организации переходного периода и формирования институтов власти с новым наполнением, конечно, должны решаться самими сирийцами путем большого общественного договора, в условиях которого стороны способны пойти на очень серьезные компромиссы и взять на себя серьезные гарантийные обязательства. Возможным результатом этого договора станет принятие новой конституции и создание учредительного собрания, которое изберет представителей органов переходного периода. Важная роль в завершении военной фазы конфликта и на этапе политического транзита принадлежит национальным вооруженным силам. Сегодня они оказались серьезно ослаблены и расколоты. Без создания новой единой сирийской армии и органов безопасности решить поставленные задачи невозможно. Это требует серьезных компромиссов со стороны внешних сил, вовлеченных в сирийский конфликт. Ключевым внешним участникам конфликта необходимо, прежде всего, отказаться от своих прежних планов в отношении сирийских вооруженных сил и прийти к консолидированному решению о том какой должна быть новая сирийская армия.
Россия стремилась перестроить основные институты сирийского государства и вдохнуть в них новую жизнь. Прежде всего, это касалось армии и спецслужб. В случае успеха эти меры могли бы способствовать возвращению всей территории страны под управление сирийского правительства и обеспечению прочного контроля со стороны центра, который оказывал бы определяющее влияние в периферийных районах. Пытаясь осуществить поставленную задачу, Россия стремилась всячески снизить роль инонациональных и местных милицейских формирований, которые зачастую исходили не столько из общесирийких национальных интересов, сколько преследовали свои конфессиональные и этнические цели. Как свидетельствует опыт России по решению указанных задач, главной проблемой создания новой армии оставалась шаткость ее основы и произошедшие с начала 2018 года важные изменения в развитии сирийского кризиса.
Сегодня сирийский конфликт развивается в иной парадигме. Условно ее можно обозначить как «посттеррористический» этап в сирийском восстании. Данное обстоятельство вынуждает как местных, так и ряд региональных участников конфликта по-новому относиться к сирийскому кризису и рассматривать дополнительные параметры его политического урегулирования. Прежде всего, они определялись ростом вооруженной конфронтации противоборствующих сторон и активным вмешательством в этот процесс ряда крупных региональных и международных игроков, которые с большой долей вероятности были готовы к решительным действиям для изменения сложившегося баланса сил и реализации своих интересов на этапе политического урегулирования.
В сложившейся ситуации вряд ли возможно говорить об абсолютном доминировании кого-либо из участников конфликта в деле полного переформатирования местной военно-политической инфраструктуры в соответствии с собственной национальной стратегией. Данная ситуация заставляет основных участников конфликта менять прежние подходы к проблеме удержания своих позиций в контексте быстро меняющихся местных реалий и новой роли своих партнеров и оппонентов на поле сирийского урегулирования. Действительно, сегодня многое зависит от того, как Россия, Турция, Иран, США и Израиль будут менять прежние договоренности о системе безопасности в Сирии. Как известно, происходит это на фоне обострения ситуации в стране, что еще больше осложняет задачу.
Вышедшие на передний план междоусобной борьбы в Сирии религиозные, конфессиональные, этнические, земляческие аспекты в сочетании с беспрецедентной интернационализацией конфликта и активным вовлечением в него разновекторных и разновесных инонациональных вооруженных формирований серьезно осложнили перспективы достижения мира в этой арабской стране. К тому же, несмотря на происходящие трансформации в составе вооруженной оппозиции, ее матрица с точки зрения социальной основы, идеологических установок, политической ориентации, основных целей и задач практически не изменилась по своим ключевым параметрам с момента их зарождения в первой половине 2012 г.
Несмотря на то, что сегодня в Сирии пока превалирует «джихадистская» идея, воплощенная в действиях запрещенных в России «Исламского государства» и «Хайят Тахрир аш-Шам» (бывшая «Джебхат ан-Нусра»), было бы неправильным считать, что умеренный ислам, характерный для этапа мирных протестных движений, полностью исчез и не имеет шансов на возрождение. Было бы преждевременно считать устоявшейся ситуацию в идеологическом спектре «новых» исламистов. Факторы влияния и финансовой поддержки все еще продолжают оказывать воздействие на формирование идеологической ориентации и политической повестки этих группировок. Поэтому необходимо четко отслеживать смену религиозно-идеологических предпочтений различных отрядов воинствующих исламистов и стараться нащупать возможный общий вектор их политико-идеологической ориентации в случае смены режима. Одновременно было бы неплохо понимать, до какой степени эвентуальный религиозный мейнстрим «новых» исламистов может корреспондироваться с идеологией уже известных движений политического ислама. Подавляющее большинство «новых» исламистов из отрядов вооруженной оппозиции не имеют сегодня организационных ниш с прицелом на мирное время. Именно через них они могли бы вернуться в гражданское общество и быть приняты в нем. Их появление было, прежде всего, связано с тем политическим и идеологическим выбором, который был им навязан режимом и рядом внешних сил.
Особенность сирийского конфликта и сложность его разрешения заключаются не только в его беспрецедентной длительности. Сирийский кризис вывел на политическую авансцену новые социальные силы, расколол прежде внешне единый сирийский социум, оказал влияние на изменение конфессиональной карты страны что, несомненно, скажется на ходе будущих политических процессов в Сирии.
В условиях военных действий демография превратилась в своеобразный инструмент пропагандистской войны противоборствующих сторон. Общее население Сирии сократилось до 16 млн человек. Из общего показателя эмигрировавших сирийцев к 2017 г. 80% (около 5,5 млн человек) составили именно арабы-сунниты. При этом и в зонах контроля сирийских властей 42% населения представляли арабы-сунниты. В то же время в районах, занятых вооруженной оппозицией, они составляли 87% населения. Таким образом, слабость религиозных меньшинств и явное превосходство арабов-суннитов ставит сирийские власти перед сложной дилеммой. Сможет ли Башар Асад удержать необходимый баланс на этапе переходного периода, если нынешний конфессиональный состав сирийского общества останется неизменным?
. В Сирии перестала существовать единая экономика. Большая часть страны вышла из-под контроля центрального правительства. По оценкам ряда сирийских и международных экспертных кругов, еще в начале 2014 года экономика Сирии оказалась на 50% уничтоженной в результате вооруженного конфликта. По данным ряда сирийских оппозиционных структур, требующим дополнительной проверки, около 60% жилого и промышленного фонда страны находилось в состоянии полного или частичного разрушения. Наибольшие потери страна понесла в ключевых секторах национальной экономики. Производство нефти практически остановилось, снизилась добыча газа, тысячи предприятий были уничтожены, сельское хозяйство и транспортная система оказались сильно повреждены, туризм полностью прекратился, экспорт остановился, снизился импорт. Наиболее серьезный урон понесли производства, сосредоточенные вокруг Дамаска и Алеппо (Халеба). Особенно сильный удар в ходе конфликта был нанесен финансовой системе страны. Валютные резервы Сирии достигли рекордно низкого уровня, составив 1,8 млрд долларов США в 2013 году – против 19,5 млрд долларов в конце 2010 года. Доходы государства в бюджетной сфере также резко сократились в результате серьезного снижения финансовых поступлений по его доходным статьям, в том числе за счет зарубежных инвестиций и денежных переводов сирийских граждан, работавших за границей, ежегодный размер которых прежде равнялся 800 млн долларов США.
В условиях избранного режимом курса на силовое подавление протестных движений значительная доля скудных бюджетных поступлений тратилась режимом на содержание армии и служб безопасности, в том числе на денежное довольствие личному составу и закупку вооружения.
Указанные выше показатели состояния сирийской экономики имели отрицательную динамику развития. Данное обстоятельство с учетом затягивающегося перехода к этапу мирного политического решения конфликта позволяло предположить, что в краткосрочной перспективе кризисные явления в экономике страны будут нарастать быстрыми темпами, произойдет резкий спад промышленного производства, усилится дисбаланс в социально-экономическом положении различных регионов страны.
С другой стороны, перед любой властью в Сирии на этапе переходного периода и в ближайшем будущем неизбежно встанет вопрос о восстановлении экономики страны. В то же время восстановление сирийской экономики с опорой на собственные ресурсы может оказаться практически неразрешимой задачей, что на долгие годы превратит Сирию в страну-должника с постоянно растущим внешним долгом.
Несмотря на беспрецедентную интернационализацию конфликта и вовлеченность в него влиятельных международных и региональных игроков пока не удается преодолеть вооруженную фазу конфликта и выйти на его политическое урегулирование.
В тоже время, отмеченные выше проблемы не могут ждать очередной Астаны, Сочи или Женевы и должны решаться уже сегодня. В противном случае, любые самые верные предложения, выработанные в ходе этих и других форумов, не найдут своей практической реализации.
Так, без восстановления экономики и нормальных условий жизнеобеспечения населения, невозможно решить проблему беженцев и добиться их возвращения на родину. Конституционные комиссии, какими бы «компромиссными» они не были, не смогут решить поставленных перед ними задач без создания новых институтов государства, укрепления центральной власти при определенной автономности местных органов управления, прекращения междоусобицы и разобщенности внутри социума, восстановления взаимного доверия между властью и обществом, формирования новых силовых структур. Последнее особенно важно. Так как именно армия и органы безопасности могут обеспечить надлежащий внутренний порядок и гарантировать безопасность государства и его целостность на этапе мирного транзита и реконструкции.
В этих условиях особую актуальность приобретают любые совместные инициативы и проекты, наполненные конкретным содержанием, направленные на восстановление политической системы Сирии и реконструкцию ее хозяйственной жизни. Вступая в хозяйственно-экономические отношения по вопросу реализации совместных проектов реконструкции и консультации по восстановлению политической системы Сирии, заинтересованные стороны могут скорее пойти на определенные компромиссы с тем чтобы активизировать поиски мира и безопасности, в условиях которых можно добиться выхода на субстантивные результаты в реализации согласованных проектов реконструкции и восстановления, без потери инвестиций и придавая им устойчивый характер. При этом надо принимать во внимание тот факт, что даже проекты местного значения неизбежно выходят за свои границы и зависят от ситуации в других районах страны. Данное обстоятельство определяется особенностями сирийского общества, бытующими в нем земляческими, конфессиональными и этническими связями. К тому же ни один из активно вовлеченных в сирийский конфликт участников вряд ли захочет нести репутационные потери, тем более утратить свои интересы в Сирии в случае ее превращения в failed state со всеми вытекающими последствиями в рамках принятых международных законов и практик в данном случае. Активизация подобного рода проектов и инициатив может расчистить дорогу здоровым силам из числа исламских организаций (бизнес-ислам) ориентированных, прежде всего на созидание, а не построение различного рода идеологем с целью вовлечения населения в свою преступную деятельность. Надо иметь в виду, что только сами мусульмане, здоровые силы в исламе могут окончательно решить вопрос с уродливыми проявлениями джихадизма, экстремизма, такфиризма, воплощенными в деятельности «Исламского государства», «Джебхат ан-Нусры» и других.
С учетом сказанного выше, у России и ряда стран ЕС, прежде всего, Германии и Франции, имеются неплохие шансы договориться и стать драйверами вышеупомянутых инициатив и проектов. Россия занимает неоспоримые лидерские позиции в Сирии, в сирийских силовых структурах. Ее деятельность по восстановлению сирийской армии (создание 5-ого и 6-ого корпусов) в целом встречает понимание и поддержку части сирийской зарубежной оппозиции (Франция) и ряда ведущих европейских держав, которые видят в этом альтернативу подобно рода активности со стороны Ирана, которая во многом носит идеологический характер и базируется на религиозной основе.
Со своей стороны, европейские страны уже ведут в разных частях Сирии работу с местными советами и имеют неплохой опыт и несколько программ экономического развития и партнерства с мусульманскими государствами Средиземноморского региона, в том числе и с Сирией. Ряд их политиков и представителей бизнеса хотели бы видеть в России надежного гаранта своих инвестиций в программы восстановления. Со своей стороны Россия могла бы потребовать встречных гарантий сохранности своих интересов в Сирии. В дальнейшем подобные договоренности могли бы обрести вид совместных коммюнике и письменных договоров, которые могли бы лечь в основу соответствующих решений ООН, ее профильных комитетов и комиссий.
В то же время внешним участникам сирийского конфликта следовало бы обратить внимание на национальный капитал, который может сыграть важную роль в восстановлении страны, в том числе в качестве инициатора привлечения арабских и иностранных прямых инвестиций..
Именно сирийский национальный капитал способен создать в стране привлекательный инвестиционный климат, что может в дальнейшем обеспечить приток солидных вложений из-за рубежа. До событий 2011 г. национальный капитал имел значительный потенциал роста, но не мог его реализовать в полном объеме из-за ошибок в управлении и определенных ограничений в политической и экономической сферах. С учетом этого в случае удержания власти нынешним правящим режимом он будет вынужден пойти на серьезные политические компромиссы и с большей толерантностью отнестись к тому факту, что в своем большинстве национальный капитал в конфессиональном отношении представлен суннитской буржуазией. Только в этом случае правящий в Сирии режим сможет раскрыть скрытый потенциал сирийской буржуазии в восстановлении национальной экономики.