Президент США Дональд Трамп обещал вывести американские силы с севера Сирии, где Турция планирует провести новую военную операцию. Об этом заявил глава турецкого МИД Мевлют Чавушоглу, чье выступление транслировал телеканал Эн-ти-ви. «После того, как наш президент распорядился провести операцию в том регионе (восточнее реки Евфрат — прим. ТАСС), президент США Трамп позвонил ему и сказал, что Штаты выведут оттуда [свои силы]. И теперь мы стараемся проработать шаги, которые необходимо будет реализовать после вывода американцев», — сообщил министр. Говоря об итогах переговоров в Анкаре с делегацией военных США, Чавушоглу указал, что эти контакты «можно охарактеризовать как очень хорошее начало». «По итогам переговоров мы подписали меморандум о том, как будем действовать в дальнейшем. Теперь для проработки этих шагов важно создать [турецко-американский] Центр проведения совместных операций. И потом все нюансы мы будет прорабатывать вместе с США, принимать совместные решения», — сообщил Чавушоглу. Министр вновь подтвердил принципиальную позицию Анкары о том, что весь север Сирии «должен стать зоной безопасности, и его нужно полностью очистить от [курдских формирований] «Сил народной самообороны» (СНС), Партии «Демократический союз» и Рабочей партии Курдистана», которые Турция считает террористическими. «Мы не поверим, если [американцы] будут убеждать нас, что одни группировки террористические, а другие нет. Все они одно и то же, они должны быть вычищены оттуда», — заявил Чавушоглу. При этом он отдельно указал, что совместные действия Турции и США «не должны закончится тем, чем все завершилось в Манбидже». Вашингтон, привлекший в 2016 году СНС к зачистке от террористов сирийского Манбиджа, обещали Анкаре вывести курдские формирования из города по окончании операции, но не сделали этого. Делегация американских военных в понедельник прибыла для обсуждения перспективы создания совместными усилиями на севере Сирии буферной зоны. По итогам переговоров стороны договорились открыть в Турции Центр проведения совместных операций и условились «в срочном порядке принять приоритетные меры для решения проблем безопасности, беспокоящих Турцию».

Мы уже сообщали о главной мотивировке такого соглашательского поведения США — это безусловное затягивание времени для ротации своих сил на севере Сирии на войска союзников по НАТО, что диктует алгоритм действий  Вашингтона по принципу: если не можешь остановить процесс, то возглавь его. Но все эти действия безусловно ставят перед американской администрацией вопрос о трансформации своей дальнейшей стратегии в Сирии в новых условиях. К ним прежде всего надо отнести стремление Д.Трампа максимально сократить численность американских войск в  Сирии и пересмотреть свой альянс с  Анкарой в ущерб союзу с курдами. Именно так надо ставить вопрос, поскольку усидеть на двух стульях не получится. В этой связи интересны выводы центра стратегических исследований  INSS о пяти проблемах, которые необходимо учитывать Вашингтону в рамках выстраивания своей дальнейшей стратегии на сирийском направлении.

Проблема 1: парадоксальные последствия давления на Асада

В начале конфликта господствовала теория, которая была инициирована прежде всего сторонниками сирийской  оппозиции, о том, что  военное и экономическое давление побудит режим Асада сделать существенные уступки в политическом процессе, вплоть до ухода самого Башара Асада из власти и началу «политического перехода», который приведет в итоге  к фундаментально перестроенному сирийскому правительству. Этой же идее были привержены американцы. Но после 8 лет конфликта и  давления на сирийский режим, практически все аналитики начинают принимать ту точку зрения, что эта тактика не сработала. Даже при условии, что на сегодня половина страны принадлежит к категории перемещенных лиц,  сотни тысяч гражданских лиц были убиты, а ущерб для экономической инфраструктуры страны оценивается во многие миллиарды долларов. При этом  Асад продолжает оставаться у власти; и он, и его окружение не демонстрируют никакого желания приступить к осуществлению фундаментальных реформ или передаче исполнительной власти, как  этого требовала оппозиция и ее сторонники. Теперь кажется более вероятным, что основной причиной, который обеспечивает такое положение дел, является  приверженность России и Ирана к сохранению этого государства в неприкосновенности с Башаром Асадом, как его президента. Таким образом, вместо политического перехода давление привело лишь к хаосу и нищете. Стоит напомнить, что протесты в Сирии начались еще во время «арабской весны», когда арабское население требовало не только политических реформ, но и свержения их давно укоренившихся лидеров. В случае с Сирией правящая верхушка и ее зарубежные спонсоры  прекрасно отдают себе отчет в том, что  даже незначительные уступки могут нанести фатальное воздействие на степень поддержки различных элементов сирийского государства и общества, которые зависят от Асада и составляют базу его поддержки. Более того, сирийский режим в значительной степени централизован; его составные части — в частности, военные и сотрудники служб безопасности — извлекают значительную материальную выгоду из своего статуса и конкурируют между собой в своей лояльности к Асаду и его ближнему кругу, что делает его режим относительно устойчивым к сценарию возможного госпереворота. В результате Асад не только вряд ли проявит какую-то гибкость или готовность передать исполнительную власть в рамках переходного периода, но и полностью заблокирует этот процесс. Таким образом, американские эксперты констатируют, что стратегия давления на режим вряд ли приведет к даже косметическим политическим уступкам, не говоря уже о тех, которые были равносильны смене режима. Ввод в Сирию российских военных сделал вопрос военной смены режима делом малоперспективным. Как полагают американские аналитики,  у сирийского режима просто были друзья с гораздо более сильными интересами с точки зрения  его выживания, чем Соединенные Штаты в их стремлении к устранению этого режима. Что еще более проблематично для Соединенных Штатов и их союзников, так это не только то, что политическое и военное давление на Асада потерпело неудачу в рамках получения от него  политических уступок, но и ускорило крупную российскую  военную операцию и усилило иранское влияние.  Военное, экономическое и дипломатическое давление на режим трансформировало исторически дружественные отношения Сирии с Россией и Ираном в экзистенциальную необходимость. Число  иранских прокси-сил резко возросло,  постепенно увеличивалась и сирийская зависимость от Ирана. Ставка исключительно на военное давление ( собственно на первом этапе США просто дистанцировались от ситуации, предоставив право сильно радикализированным джихадистским преимущественно группировкам сместить режим в Дамаске силой — авт.), а не политическое форсирование смены руководства и характера сирийского управления лишь усугубило ситуацию. При этом проблема иранского влияния в Сирии вызывает серьезную озабоченность у  израильских и иорданских союзников США.

Проблема 2: фатальные ограничения сирийской оппозиции

Вторая проблема для американской стратегии  связана с сирийской оппозицией, на которую опираются США. Сирийская оппозиция имеет два фатальных недостатка, которые сделали ее не подходящим инструментом для тех, кто стремится к политическим изменениям в Сирии. Первым была фрагментация оппозиции, что лишило ее возможности придерживаться достигнутых политических соглашений. Этот же момент является главным препятствием для  глубинного непонимания целей оппозиции со стороны  США и коллективного  Запада. Второй фатальный недостаток —  тот факт, что экстремистские вооруженные субъекты были, с самого начала конфликта доминирующей силой на местах и главным фактором военного противостояния с режимом. В этой связи внесем очень принципиальное уточнение. Тезис об изначальной исламистской составляющей оппозиции в корне неверен: на первом этапе светский сегмент в вооруженной оппозиции был достаточно силен, в его основе была Сирийская свободная армия (ССА), которая была укомплектована в основном суннитскими дезертирами из Вооруженных сил САР. Она курировалась Анкарой, и попытки последней запустить совместную с американцами программу ее материально-технического снабжения и подготовки была фактически саботирована тогдашней администрацией Б.Обамы. Прежде всего в силу его серьезного личного антагонизма к Р.Т.Эрдогану. И тогда же был сделан выбор в пользу явно антитурецких курдов, что привело  к резкой радикализации вооруженного сопротивления за счет того, что Вашингтон дал «зеленый свет» Эр-Рияду финансировать вооруженную оппозицию и, тем самым, фактически стимулировав уход ССА на политическую периферию. Таким образом, американцы сами создали то, что мы наблюдаем сегодня в Сирии: основным сегментом вооруженной оппозиции остаются явно джихадистские исламистские силы. Сирийская оппозиция — в том виде, в каком она была сформирована с начала 2011 года—являлась и является до сих пор набором отдельных лиц, политических организаций и вооруженных ополченцев, которых объединяет только один фактор: необходимость  свержения Асада и замены его режима чем-то другим. Ее компоненты включают в себя:

— политическое руководство, которое само часто страдает от внутренней конкуренции и дезорганизации. При этом оно в основном состоит из эмигрантов, многие из которых были видными деятелями режима до восстания, и не имеют реальной вооруженной подконтрольной им силы на земле. Именно такие фигуры в основном  представляют антиасадовские силы в ООН, которая спонсирует политический процесс в Сирии.

— большое количество идеологически разнородных ополченцев, действующих внутри страны, которые не доверяют в полной мере друг другу и делегатам сирийской оппозиции в ООН.  В данном случае снова рискнем заметить, что чисто самостоятельных фигур сейчас в вооруженной оппозиции мало. Все серьезные полевые командиры замыкаются в своей деятельности на КСА, Иорданию, Турцию и Катар.

— множество организаций гражданского общества различной политической принадлежности, действующих  за пределами Сирии.

— Согласованные с оппозицией органы управления—такие как местные советы, оппозиционные суды и полицейские силы в районах, удерживаемых оппозицией внутри Сирии.

Раздробленность среди оппозиционных групп, как внутри Сирии, так и в изгнании, имела два эффекта. Во-первых, это сделало Соединенные Штаты более осторожными в отношении решительного вмешательства, направленного на свержение режима, особенно после того, как стало ясно, что режим не будет падать сам по себе (как в Тунисе или Египте). Тем более, к тому времени администрации Барака Обамы пришлось столкнуться со все более острыми вызовами в свете разворачивающейся тогда в Ливии катастрофы. И во-вторых, такая фрагментация оппозиции означала, что в ней не было ни одного ведущего актора или комбинации акторов, которая позволяла бы скрепить оппозицию, как единое целое в политических переговорах или даже в локальных переговорах о прекращении огня. Даже если режим и планировал заключить мирное соглашение,  никто не мог гарантировать, что оппозиция сможет его осуществить. Дальше, тот факт, что оппозиция была представлена главным образом изгнанниками и эмигрантами, стал главной ее слабостью. В истории конфликта наблюдались многочисленные попытки решить проблему консолидации оппозиционных сил, включая попытки создания Сирийского национального совета в 2011 году;  его расширения за счет создания коалиции сирийской оппозиции в 2012 году; формирование в декабре 2015 года в Эр-Рияде  высокой комиссии по переговорам (HNC); и ее превращение в переговорный комитет в 2017 году. Комиссия HNC, которая охватывает все идеологические спектры, была самой широкой оппозиционной коалицией на сегодняшний день и впервые получила поддержку большинства крупных вооруженных оппозиционные групп (и непосредственное участие некоторых из них в составе комиссии). Но такое представительство не тождественно   идеологическому единству, и поэтому эта комиссия  не смогла решить фундаментальную проблему внутренней фрагментации и конкуренции, которая долгое время преследовала оппозиционный блок. Действительно, формирование таких широких коалиций имело обратный эффект, поскольку они могут объединяться только вокруг позиций, которые фактически исключают гибкость в переговорах. Второй роковой недостаток оппозиции заключается в том, что наиболее мощные центры силы среди вооруженных группировок были изначально экстремистскими, и напрямую аффилированными с «Аль-Каидой» (запрещена в России), в частности. От себя отметим, что это было понятно с самого начала: единственным алгоритмом  для создания подконтрольных КСА групп сопротивления является только исламистский фактор и соответствующая идеология. В течение всего  периода конфликта существует значительная напряженность между наиболее жесткими вооруженными группами (включая непримиримые джихадистские движения) и более умеренными националистическими элементами. Таким образом, сирийской оппозиции не хватало и не хватает оперативности, влияния и легитимности, необходимых для ведения эффективных переговоров по вопросу политического будущего Сирии. В этом положении дел явно был замешан режим Асада, квалифицировавший оппозицию как террористов и освободивший ряд радикальных боевиков из режимных тюрем. Очередная глупость со стороны американских аналитиков, которую можно было бы и не комментировать. Добавим только, что сирийский режим заигрывал с исламистами только перед восстанием в период иракской войны.

Впрочем, американцы все-таки указывают, что эти же экстремисты получили значительные деньги и оружие от иностранных спонсоров. То, что экстремистские фигуры  стали доминировать в оппозиции  к середине 2013 года, имело катастрофические последствия для оппозиционного движения. Единство в ней стало невозможным в силу того, что  там стали доминировать группы, которые как международное сообщество, так и сирийский  режим считают неприемлемыми. Этот аспект привел к усилению поддержки режима среди городских суннитов (так и христиан и других меньшинств), которые изначально враждебны к джихадистской идеологии. Эти опасения, вероятно, способствовали нежеланию сирийцев в большинстве городских районов брать в руки оружие и воевать против армии. Таким образом, оппозиция раскололась между сплоченными кадрами непримиримых экстремистов, расколотыми светскими ополченцами и изгнанными политическими деятелями, которым не хватает единства, легитимности и влияния над силами и территорией. Для сирийского режима и его сторонников это все предопределяет  выбор по приоритетному использованию именно военной силы для ликвидации основных оплотов оппозиции. Итоговый результат таков, что перспективы политического процесса по прекращению конфликта являются мрачными.

Между тем, после подъема «Исламского государства»  (ИГ, запрещено в России) в Сирии в 2014 году, самый сильный местный партнер США в Сирии — это «Силы демократической Сирии» (СДС), костяк которых составляет курдское ополчение «Силы народной самообороны» или YPG. СДС является важным партнером США, централизованной и, в силу их светской идеологии, весьма устойчивой силой к проникновению исламских экстремистов.

Проблема 3: когда партнерская сила угрожает союзнику

Третья проблема касается  союза США с Турцией и перспектив партнерства с этой страной. В более общем плане, это распространенная проблема партнерства с любым местным государственным субъектом, который имеет иной или более широкий набор целей, чем Соединенные Штаты. С самого начала конфликта политика США в отношении Сирии опиралась на Турцию, важного союзника по НАТО, которая имеет длинную границу с Сирией. Правительство США создало одну из своих основных платформ в рамках оказания  гуманитарной и другой нелетальной помощи сирийской оппозиции в Турции и работало с турецкими коллегами практически по всем аспектам сирийского конфликта. Но по мере того, как война продолжалась, и особенно по мере того, как фокус американского участия в Сирии смещался с антиасадовской оппозиции к  борьбе с ИГ, начал обостряться антагонизм между турецкими и американскими интересами в Сирии. Поворотный момент в отношениях США и Турции наступил между сентябрем 2014 года и началом 2015 года, когда американские военные начали наносить авиаудары по Сирии в рамках поддержки курдов при осаде ИГ их оплота в Кобани. Это был поворотный пункт в росте напряженности в американо-турецких отношениях. При отсутствии иных вариантов быстро стало ясно, что  СДС — единственная готовая сила в Сирии, способная ликвидировать ИГ на местах и эффективно работать с Соединенными Штатами. Это партнерство США с СДС, однако, стало главным раздражителем для Турции и стимулировало рост напряженности в двусторонних отношениях. Кроме того, Турция опасалась, что политические отношения США с СДС могут иметь негативные последствия для успеха миссии по нейтрализации оплотов РПК в Турции,  которая на протяжении десятилетий пользовалась поддержкой США. Это создало большую, и все еще неразрешенную, головоломку, учитывая незаменимую роль, которую сейчас играет СДС.  Соединенные Штаты могли бы решить эту фундаментальную напряженность в рамках балансирования между этими  двумя конкурирующими силами в регионе, хотя это потребует значительных усилий с периодическими рисками возникновения напряженности в двусторонних отношениях, как с турками, так и с курдами. Даже для некоторых европейских союзников США возможность работы с СДС является сложной. Как из-за  юридических соображений, так и их собственных сложных отношений с Турцией.  Однако отношения между США и Турцией остаются напряженными. Основываясь на заверениях США о том, что их партнерство с СДС не приведет к политической поддержке РПК, Анкара полагает, что поддержка Вашингтона курдов будет максимально снижена по мере выхода американских сил с севера Сирии. Однако СДС по-прежнему рассматривается, в том числе и Конгрессом США, как надежный и приоритетный партнер.

Таким образом, политика США направлена на проведение значительных политических реформ в Дамаске и дистанцирование СДС от попыток заключить сделку с сирийским режимом. К концу 2018 года официальные лица США объявили, что остаточное военное присутствие останется в Сирии в поддержку далеко идущих целей, которые включают вывод всех иранских сил из Сирии и достижение такого политического решения, которое коренным образом изменило бы характер сирийского режима. В этой связи возникает вопрос: есть ли возможность перепрофилировать  курдов для решения этих задач и  можно ли это сделать, избегая прямой конфронтации с Турцией? Угрожающие последние по времени  заявления со стороны Турции потребовали срочно найти способ гарантировать, что СДС не будут демонтированы турками вслед за выводом войск США. Но без приверженности США долгосрочному присутствию на северо-востоке Сирии, этой группе  грозит возникновением серьезных рисков.

Проблема  4:  необходимость  работы с Россией

Четвертая проблема связана с Россией и ее целями в Сирии, ее возможностями и рамками для российско-американского сотрудничества.  В Сирии у России были особые цели, которые противоречат американскому видению проблемы. Это не исключает того факта, что разрешение сирийского конфликта в конечном итоге потребует  координации усилий между Соединенными Штатами и Россией. Как минимум, в рамках координации  военных операций, чтобы предотвратить  столкновения на земле и в воздухе. При этом ряд экспертов видят в этом еще бОльший потенциал: Сирия может быть прагматичной отправной точкой для улучшения всего комплекса  американо-российских отношений. Могут ли Соединенные Штаты и Россия работать вместе в рамках окончания  войны в Сирии, даже при наличии у стран  принципиально противоположных целей? Последние два года администрации Обамы и первый год администрации Трампа продемонстрировали  согласованные усилия США по изучению этого вопроса. Начиная с осени 2015 года, Дж.Керри и С.Лавров создали и возглавляли то, что стало известно как Международная группа поддержки Сирии ( ISSG ), в которую вошли  все основные сил, вовлеченные в сирийский конфликт, в том числе сторонники как оппозиции, так и режима. (Несмотря на присутствие 17 других стран и специального посланника ООН, этот орган был по существу средством для прямого сотрудничества между США и Россией). В результате  Совбез ООН принял единогласно Резолюцию 2254, которая по сей день остается наиболее широко принятой ссылкой на политическое урегулирование конфликта в Сирии.  Но эти усилия фактически сошли сейчас на нет; к концу эры Обамы режим общенационального прекращения огня уже фактически не действовал, политический процесс ООН с центром в Женеве существовал только в теории;  усилия Керри по организации работы с Россией по противодействию терроризму в Сирии оказались бесплодными. Оказалось, что способность России сорвать ожидания США в отношении осуществления сирийской политической реформы было эффективным способом продемонстрировать равный статус России в отношениях двустороннего сотрудничества. В первый год правления Трампа США и Россия стремились работать по более узкому кругу вопросов в Сирии, сосредоточив внимание на установлении режима прекращения огня на юго-западе и поддержание военного канала деконфликтации для содействия ускоренной кампании по разгрому ИГ. Юго-западное перемирие длилось около года — удивительно длительный срок  по стандартам сирийского конфликта. И военная деконфликтация оказалась полезным, хотя и несовершенным, средством содействия воздушной кампании США и поддержки СДС, особенно на Среднем Евфрате.  Россия, которая постоянно напоминала миру, что американские войска находятся в Сирии  без разрешения правительства и, следовательно, незаконно, тем не менее была всегда готова вступить в обсуждение конфликтных ситуаций, что  косвенно узаконило присутствие США. Россия предположительно согласились на это, потому что эти договоренности удовлетворили российское желание в стимулировании американо-российских военных контактов в рамках разгрома ИГ. Это положение дел явно служило и американским интересам. Но помимо этого,  никакого прогресса в двух других областях, где Соединенные Штаты стремились использовать отношения с Россией: согласованный путь политического урегулирования конфликта и изгнание Ирана и союзным ему сил из Сирии, не наблюдается.  Россия в конечном итоге полностью инвестировала свои усилия в свою собственную политическую инициативу (так называемый астанинский процесс), построенный на сотрудничестве с Ираном. В этой связи влияние Турции и США на ход сирийского конфликта ослабло. Рискнем предположить, что последний вывод американских аналитиков  в корне неверен: ситуация с постоянной затяжкой зачистки Идлиба свидетельствует об обратном.

Проблема 5: враждебное влияние иностранной интервенции на гражданское общество

Сирийский конфликт побудил многие иностранные стороны, в том числе Соединенные Штаты, принять участие в этом конфликте на стороне сирийской оппозиции.  Россия и Иран стремились поддержать режим Асада и гарантировать стабильность сирийского государства. Третьи были вовлечены, по крайней мере частично, в преследование своей повестки дня: Иран против Израиля, Саудовская Аравия против Ирана, Турция против связанных с РПК курдов. Этот аспект делает перспективы окончания войны очень неопределенными. Среди выводов исследований по прекращению гражданской войны можно выделить следующие:

— гражданские войны длятся в среднем 10 лет. По словам Джеймса Фирона из Стэнфордского университета, ВОЗ широко изучала внутренние конфликты, гражданские войны с 1945 года продолжались в среднем 10 лет. Есть множество причин, почему гражданские войны длятся так долго, в том числе однозначно неразрешимые по своей природе внутренние конфликты, которые имеют тенденцию вращаться вокруг непримиримых этно-конфессиональных и других вопросов идентичности и привлечения усилий иностранных сил, которые подпитывают продолжающиеся военные действия, поддерживая лояльные себе прокси-фракции.

— раздробленные гражданские войны длятся еще дольше. Исследования показали, что чем больше число фракций участвуют в гражданской войне—а сирийская гражданская война имеет сильную фрагментацию участвующих в ней сил — тем дольше она имеет тенденцию длиться. Конфликты с высокой степенью фрагментации—около 8% процентов из них с 1945 года-продолжалось более двух десятилетий. Фрагментированная гражданская война означает, что есть большое количество ключевых игроков, которые могут заблокировать любые мирные инициативы.  Внешнее вмешательство эту ситуацию усугубляет в еще большей степени, усиливая эту  фрагментацию.

— внешнее вмешательство делает гражданские войны еще более кровавыми и продолжительными. Вмешательство, как правило, недостаточно, чтобы обеспечить лояльным себе силам одержать убедительную победу, потому что внешние силы имеют ограниченную терпимость к риску и непосредственному участию. Вмешивающиеся державы также имеют тенденцию убеждать себя в том, что уровень их вмешательства, необходимого для достижения благоприятного результата, меньше, чем тот, который требует его местный союзник. Они также склонны недооценивать потенциал и волю к контрэскалации с другой стороны.

— внешнее вмешательство увеличивает число жертв среди гражданского населения.

— Большинство гражданских войн не заканчиваются урегулированием путем переговоров. Исследование Барбары Ф. Уолтер, профессор политологии в Калифорнийском университете, Сан-Диего, и одной из лучших ученых в мире, которая специализируется на вопросах условий  по прекращению гражданской войны, говорит, что 75% гражданских войн с  1945 года закончились убедительной победой одной из сторон конфликта, а не в результате политических расчетов и переговоров. Этот исторический анализ не сулит ничего хорошего для Сирии. Вмешивающиеся в кризис державы, возможно, переоценили степень, в которой они могли бы решительно повлиять на ход событий в Сирии, и ни одна из сторон не имеет достаточного желания для того, чтобы дать какой-либо стороне возможность победить.

Последствия для политики США: Сирия как сложная система

— будет слишком упрощенно полагать, что ослабление давления на режим Асада будет стимулировать его дистанцироваться от Тегерана. Санкционное давление следует продолжать, но скорее всего, Иран сможет превратить Сирию в площадку для своего силового проецирования в регионе.

— если Соединенные Штаты стремятся изолировать сирийский режим, политики должны быть осведомлены о том, что некоторые страны региона, в том числе американские партнеры, которые когда-то поддерживали оппозицию, похоже, приходят к выводу о том, что Асад устоял  и начинают процесс постепенного восстановления прежнего уровня  связей, которые были разорваны после 2011 года. ОАЭ недавно вновь открыли свое посольство в Дамаске, и Бахрейн быстро последовал за ним. Иордания восстанавливает торговые связи через свои сухопутные пограничные пункты.

—  раздробленная оппозиция без эффективного центра тяжести, за исключением самых радикальных элементов, является вызовом для политики США в значительной степени потому, что сирийская оппозиция является принципиально частью политического процесса, за которое выступали Соединенные Штаты и их партнеры с самого начала конфликта.

— партнерство с негосударственными субъектами несет в себе риски обострения отношений с традиционными союзниками в регионе. Партнерство с СДС позволило нанести территориальное поражение ИГ без крупного вовлечения в этот процесс  Сухопутных войск США. Но это усилило американо-турецкого раскол. Соединенные Штаты редко принимает долгосрочные обязательства перед негосударственными партнерами, предполагая, что пределы того, что по сути является транзакционными отношениями, должны быть предельно ясны в начале. Как пишет Морган Каплан, ученый из Северо-Западного университета, «Долгосрочная проблема заключается в дефиците местных игроков на которых Соединенные Штаты могли бы опереться. При этом Соединенные Штаты всегда будут нуждаться в транзакционных партнерах и всегда будут местные игроки, жаждущие помощи США. Проблема в том, что качество потенциальных партнеров будет снижаться, а ценность этих транзакционных партнеров будет нивелироваться».

Вывод

Многие из проблем, с которыми Соединенные Штаты сейчас сталкиваются  в Сирии  были предсказуемы. История и опыт подсказывали, что Асад будет жестоко реагировать на попытки его свергнуть как военным, так и политическим путем. При этом участие в конфликте зарубежных сил  объективно затянет этот конфликт и сделают мирный формат решения практически невозможным. И, возможно, самый большой проблемой является тот факт, что Иран использовал в полной мере слабость Асада и хаос на юге Сирии для своего силового позиционирования там в рамках борьбы против Израиля, что объективно втягивает его  в этот конфликт, что он долгое время избегал делать.