В последнее время в зарубежной печати появились заметки на тему окончательного разрушения государственной системы Республики Судан. Начало этой дисскуссии положил авторитетный «Foreign Policy magazine», поместивший Судан на первую строчку своего рейтинга самых худших государств мира, после таких стран как Ирак и Сомали.

В числе причин такого решения журналисты «Foreign Policy magazine» указывают продолжающийся конфликт в Дарфуре (нефтяная подоплека которого уже ни у кого в экспертном сообществе не вызывает сомнений), дестабилизирующее влияние дарфурских событий на внутренную ситуацию в соседних с Суданом Чаде и Центральной Африканской республике, отсутствие электричества, водопровода и нормального медицинского обслуживания на большей части территории Судана, а также тот факт, что половина населения страны живет лишь благодаря защите со стороны международных организаций.

К этому стоит добавить не упомянутый экспертами «Foreign Policy magazine» высокий уровень неграмотности на Юге, где отсутствие не то чтобы квалифицированных специалистов, а просто грамотных людей является одной из фундаментальных причин, почему этот регион так окончательно и не встал до сих пор на путь стабильного развития, хотя его руководство прилагает для этого самые серъёзные усилия.

Все это правда. Так же как и то, что суданское правительство, возглавляемое президентом аль-Баширом (бессменным вот уже в течении 18 лет), контролирует только центральные районы страны, собрав там в один кулак армию и силы безопасности (одна из причин того, почему в Дарфуре с повстанцами воюют всего лишь порядка 10 тысяч солдат).

Но вопрос состоит в другом: действительно ли в Судане рухнуло государство или просто его размеры сжались до границ того района, который контролирует команда фельдмаршала Республики Судан Омара аль-Башира?

Однако вопрос можно поставить совершенно иным образом: каким должны быть размеры Судана, чтобы там сложилось конкурентноспособное на международных рынках и достаточно эффективное государство?

Чтобы ответить на эти вопросы нужно внимательно посмотреть на те обстоятельства, которые до сих пор подобно цементу держат трещащий по по всем швам Судан.

К большому огорчению панарабистов и панисламистов это вовсе не чувства принадлежности к единой арабо-мусульманской общности (умме), а «дар Аллаха» — нефть, как её в свое время назвал аль-Башир. Вот именно этот «дар», а вернее стремление как можно более полно контролировать его добычу и продажу не дает суданскому госаппарату окончательно развалиться. Ведь нельзя бороться за нефтяные месторождения по-одиночке, тем более когда по ту сторон баррикад транснациональные коорпорации, в распоряжении которых вся мощь западного мира.

Когда многочисленные зарубежные аналитики и эксперты жалуются на то, что в Судане нет не то что демократии, но даже и признаков движения к ней, они не понимают, что в реалиях Судана демократия по западному образцу будет означать поражение в борьбе за нефтяные «дары Аллаха». Оппозиция потому и не смещает генерал-президента аль-Башира, что боится чрезмерно ослабить госаппарат страны, ведущий изнурительную схватку за полноценный контроль над нефтяными ресурсами Судана, как разведанными, так и нет. Только собрав все силы вместе, включая частные и государственные СМИ, и подчинив себе оппозицию, власти страны могут расчитывать на успех в этой схватке.

Может на первый взгляд показаться странным то утверждение, что оппозиция не борется с аль-Баширом, потому что не хочет допустить поражение государства в «великой» нефтяной войне, главное поле сражения которой – Дарфур, даже ценой полного подчинения всех сколько-нибудь влиятельных опозиционных групп и движений воле президентской команды.

Вроде логичным должно было бы быть обратное заключение: оппозиция использует нефтяную войну, чтобы вернуться к власти, которую она потеряла в 1989 г. Но в условиях Судана термин «оппозиция» нуждается в дополнительном уточнении: это группировки, входящие в правящую элиту, но временно отстраненные от исполнения номинальных властных полномочий, как это и произошло с традиционалистами.

Да Садык аль-Махди, лидер суданских традиционалистов и глава влиятельнейшей в стране партии «Аль-Умма», не занимает в настоящее время никаких государственных постов, но странным выглядит тот факт, что власть, воспринимающая «Аль-Умму» как одну из ведущих оппозиционных сил в стране, ничего не предпринимает, чтобы ликвидировать её экономическую базу (с 1989 г. и по настоящее время не была закрыта ни одна компания, связанная с уммовцами, хотя сама партия под запретом, а в Судане действует её клон – «Партия Умма за реформы и возрождение»).

Впрочем из приведенного выше анализа современного состояния политической элиты Судана неизбежно вытекает следующий вопрос: а можно ли вообще назвать госаппаратом весьма разнородные группы суданских политиков и тесно примыкающих к ним бизнесменов, которых объединяет только жажда власти и нефтедолларов?

С точки зрения классической западной политической мысли едва ли, но на Востоке есть иная традиция политического строительства и с этой точки зрения можно утверждать, что в Судане есть государство. Причем в некоторые периоды своей недавней истории оно действовало весьма эффективно: классический пример тому темпы роста экономики страны в прошлом году, составившие по оценке МВФ 12%, а за последнею декаду этот показатель не опускался ниже 7 %.

Скептики наверняка скажут и будут абсолютно правы, что все это «побочный эффект» развития нефтяной промышленности Судана, в которую закачиваются огромные иностранные (в, первую очередь, китайские – более 6 млрд. долл.) инвестиции.

Но вместе с тем в условиях полной неопределенности ситуации на Юге (будут южане отделяться и создавать независимое государство или нет) и идущей гражданской (если, правда, принимать в расчет все суданские реалии, то скорее межплеменной) войны в Дарфуре чтобы добиться подобных впечатляющих экономических результатов одних лишь иностранных инвестиций явно недостаточно, нужна ещё немалая управленческая и политическая хватка, которых как раз аль-Баширу и его команде не занимать.

Это генерал аль-Башир не выиграл за всю свою карьеру профессионального военного ни одной войны, а президент аль-Башир одержал не одну блестящую политическую победу. Во многом именно благодаря его дипломатической и политической изворотливости Судан по-прежнему (пусть и во многом чисто формально) сохраняет свою территориальную целостность, оставаясь самым крупным государством в Африке, и инвестиционную привлекательность, невзирая на все бурные перепетии его истории.

Так вот возвращаясь к вопросу, поставленному в начале о том каким должны быть размеры Судана, чтобы там сложилось конкурентноспособное на международных рынках и достаточно эффективное государство, мы можем предположить, что помимо центрального Судана территория этого государственного образования обязательно должна включать основные нефтяные месторождения, корридоры для нефтепрововодов (как для уже имеющихся, так и для будущих), красноморские порты.

Таким образом, за границами «Нового Судана» должны остаться практически все «болевые» точки нынешнего Судана (Юг, Дарфур), за, исключением, провинции Эби, где находятся самые богатые нефтяные поля страны. Скорее всего, в случае реализации сценария построения «Нового Судана» этот район будет занят войсками аль-Башира (не исключено, что при помощи китайского оружия и инструкторов).

Все остальные районы Судана, включая до сих пор не определившийся Юг, фактически окажутся под международным протекторатом, кураторы которого из числа руководства ООН и ведущих западных стран будут на очень длительное время заняты пестованием на указанных территориях «нормальных демократических режимов».