Катарский дипломатический кризис, возникший в 2017 году, длится третий год. Четких признаков, указывающих на возможность его полного разрешения в ближайшее время, нет. Высокая вероятность того, что новые тенденции в политике стран Персидского залива, сформированные под влиянием этих событий, являются долгосрочными. В этой связи интерес представляет анализ влияния упомянутого кризиса на экономическое состояние региона спустя два года после его начала.
Отметим, что объективности такой оценки препятствует ряд факторов:
— исключительные условия развития Катара, а именно наличие огромных доходов от экспорта углеводородов на фоне маленького размера территории и низкой численности населения. Эта особенность страны обусловила как ее уязвимость при введении санкций, так и способность быстро решить наиболее острые проблемы за счет финансового ресурса, не прибегая к внешним заимствованиям. К примеру, по оценкам агентства Bloomberg, потери катарской стороны от кризиса составили 43 млрд долл. США, при этом далеко не каждая страна способна преодолеть подобные проблемы без серьезных последствий для экономики и политической обстановки;
— высокая доля присутствия иностранных рабочих мигрантов в Катаре, которые значительно зависят от своих работодателей и ограничены в своих правах, в том числе в вопросах обжалования нарушений законодательства. При этом поддержка достойного уровня жизни для них, в отличие от собственных граждан, является далеко не самой приоритетной задачей правительства эмирата;
— недостаток объективной информации о последствиях событий 2017 года. Так, катарские СМИ и чиновники с гордостью рассказывают об экономических успехах страны, которые были достигнуты в целях решения возникших проблем, о безграничной любви подданных к эмиру, о преодолении всех негативных последствий, открытии новых возможностей в связи с кризисом. Неоднократно упоминалось, что государства-члены ССАГПЗ нуждаются в экономическом сотрудничестве с Катаром больше, чем он в них. Многие подобные высказывания преувеличены и неоднозначны. Кроме того, СМИ и чиновники из эмирата предпочитают не упоминать о негативном эффекте дипломатического кризиса, который оказывает влияние на развитие страны. СМИ остальных государств ССАГПЗ также не отличаются объективностью, либо зачастую обходят эту тему стороной.
Следует отметить, что, вопреки некоторым утверждениям, так называемая экономическая блокада Катара со стороны Саудовской Аравии, ОАЭ, Бахрейна и Египта в 2017 году носила странный и ограниченный характер. Во-первых, при всей важности торгово-экономических связей между арабскими государствами они не являлись доминирующими экономическими партнерами друг друга, общих интеграционных проектов между ними нет (исключение составляет только газопровод Dolphin, соединяющий Катар и ОАЭ), а географическое расположение и наличие финансовых резервов предоставляло Дохе возможность преодолеть последствия кризиса. Маловероятно, что в Эр-Рияде и Абу-Даби этого не осознавали. Во-вторых, принятые меры экономического характера тоже нельзя описать как прекращение сотрудничества, которое продолжает осуществляться по сей день, причем в относительно широких масштабах. Полный разрыв контактов, по всей видимости, не был целью ни одной из вовлеченных в конфликт стран.
Все это ставит под сомнение распространенное мнение о том, что инициаторы враждебных шагов в отношении Дохи рассчитывали на экономическую катастрофу, которая вынудит катарские власти пренебречь суверенитетом, амбициями и принять столь унизительные требования.
Также, некоторые признаки указывают и на принятие ограничительных шагов со стороны не столько саудовских или эмиратских, сколько катарских властей, которые, при этом, ухудшали экономическую обстановку в эмирате и сопровождались громкой риторикой Дохи о враждебных действиях со стороны соседей.
В июне 2017 года после официальных заявлений были введены такие действия, как ограничение на использование воздушного пространства, запрет на обслуживание катарских судов в портах, со стороны Саудовской Аравии блокировано пограничное сообщение. Подданные эмирата в массовом порядке стали покидать страны, объявившие бойкот, существенно сократилась бизнес-активность, сотрудничество в сфере финансовых, логистических услуг, туризма. Ограничений в отношении иностранных компаний, которые сотрудничают с Катаром, Эр-Риядом и Абу-Даби не вводили.
Статистика эмирата показывает экономический рост в 2017 и 2018 гг. (1,5 и 2,2 %). При этом местные СМИ подчеркивают, что эти показатели лучше, чем в Саудовской Аравии (-0,7 % в 2017 году) и ОАЭ (0,7 % в 2017 году). Существенно расширился уровень государственного вмешательства в экономику страны, что негативно сказалось на роли и позициях частного бизнеса.
Наиболее важная отрасль Катара, добыча и экспорт природного газа, не испытала непосредственного воздействия кризиса в отношениях с соседними странами. Статистические данные не показывают снижения объемов добычи или экспорта. В качестве негативного фактора следует указать отсутствие возможности приобретения услуг по бункеровке судов в Фуджейре (ОАЭ), которые до введения ограничений активно использовали катарские перевозчики. По утверждению СМИ, эмиратский порт потерял 20 % от выручки за оказание соответствующих услуг из-за снижения катарского спроса в результате санкций. В свою очередь, суда из Катара вынуждены были использовать для заправки порты иных стран. Кроме того, столь резонансные события вокруг эмирата могли обусловить снижение доверия к Катару как надежному поставщику СПГ, особенно при заключении новых контрактов. Впрочем, пока никаких сбоев не наблюдается.
Также очевидно, что сильный и беспрецедентный в истории страны удар получила общая инвестиционная привлекательность Катара. Последствия этого могут проявиться в последующие годы в самых разных экономических сферах, и полностью преодолеть их вряд ли получится.
Несмотря на диверсификацию торговых отношений, ущерб от этого для катарской стороны тоже очевиден хотя бы в логистической составляющей, и негативный эффект от этого будет иметь долгосрочные последствия для страны.
Но больше всего пострадали экономические отрасли эмирата, на связанные с добычей и экспортом энергоносителей.
Qatar Airways был вынужден закрыть 18 маршрутов, а понесенные убытки, по словам представителей авиакомпании, огромны. Осмелимся предположить, что восстановить ущерб, нанесенный позициям катарских авиаперевозчиков, в обозримой перспективе не удастся.
Денежные средства нерезидентов, хранящиеся на счетах в кредитных организациях Катара, снизились на 12,8 млрд долл. США в течение 2017 года. Вряд ли банковская сфера эмирата сможет быстро преодолеть последствия этого.
Представители катарского бизнес-сообщества в массовом порядке стали покидать ОАЭ и Саудовскую Аравию, которые были основным направлением для ведения внешнеэкономической деятельности, не связанным с энергетикой. Хотя наблюдается активизация бизнес-контактов с Оманом и Кувейтом, из-за более ограниченного экономического потенциала они несопоставимы со странами, объявившими бойкот Дохе. Точная статистика потерь отсутствует, однако речь идет о более чем 5 000 юридических лиц и предпринимателей. Альтернативы этим направлениям для катарского бизнеса в регионе нет.
Важной составляющей сотрудничества Катара и Саудовской Аравии был туризм: количество граждан королевства, посещающих эмират, по итогам 2016 года оценивалось в 950 тыс. человек. Снижение этого показателя почти до нулевого уровня негативно сказалось на экономике Катара. Дело не столько в уменьшении дополнительного дохода, сколько в роли самой отрасли, которая стимулирует развитие торговли, сферы услуг и рынка труда в условиях низкой диверсификации экономики Катара. Вероятно, по причине потери Саудовской Аравии как основного потребителя услуг этой отрасли Доха приняла меры для стимулирования туристического потока с других направлений, в том числе из России.
Следует обратить внимание на анализ влияния катарского дипломатического кризиса на жизнь трудовых мигрантов, проведенный исследовательским центром Карнеги. В нем указывается о росте безработицы по причине прекращения логистических потоков через саудовско-катарскую границу, которая обеспечивала занятостью несколько тысяч человек, преимущественно граждан Пакистана. Работу потеряли многие таксисты и работники предприятий, ориентированных на туризм. Тысячи трудовых мигрантов из стран Азии, которые были заняты на смешанных предприятиях в ОАЭ, Катаре и Саудовской Аравии, были уволены, не получив никаких компенсаций и расчетов, а многие просто оказались в бедственном положении, не имея возможности даже вернуться домой. Упоминается о 1200 потерявших работу сотрудников катарской строительной компании HKH, которая свернула ряд проектов в связи с санкциями, а также о рабочих катарских алюминиевого и стекольного заводов, которые закрылись из-за отсутствия сырья, поступавшего ранее из ОАЭ и Саудовской Аравии. Последние не получали зарплату в течение 6 месяцев, а затем отправились домой. Подобные описания не очень соответствуют утверждениям об экономическом росте и открытии новых возможностей для экономики Катара.
Хотя судьба нескольких тысяч трудовых мигрантов не является фактором, который беспокоит руководство Катара, добавим, что в другой стране подобный удар по рынку труда был бы более болезненным как для государственного бюджета, так и для частного бизнеса. Массовые увольнения обязывают работодателей обеспечивать ряд социальных гарантий, а именно оплачивать вынужденные простои, выходные пособия. Как правило, государство вынуждено принимать меры в целях недопущения массового обнищания населения в виде выплаты социальных пособий или стимулирования создания новых рабочих мест. В случае Катара наличие слабозащищенных и по сути бесправных мигрантов дало возможность просто уволить работников без всяких компенсаций, отправить их домой и забыть о них, что облегчает негативные экономические последствия для страны.
Если говорить об экономических последствиях катарского кризиса для соседних ОАЭ и Саудовской Аравии, то обе страны потеряли торгового и инвестиционного партнера. Отмечается, что многие контракты на строительство объектов в связи с подготовкой к чемпионату мира по футболу в 2022 году, подрядчиками которых должны были быть саудовские или эмиратские фирмы, пересмотрены в сторону турецких и иных строительных компаний.
Негативное влияние на показатели Саудовской Аравии определяется, главным образом, потерей рынка сбыта и инвестиций, однако доля Катара в структуре королевства была относительно невысокой, что ограничило негативный эффект. Существенно осложнены перспективы возможной кооперации в сфере торговли природным газом, что в последующие годы может стать одним из самых глубоких экономических последствий для региона Персидского залива.
Интересно, что риторика Эр-Рияда с самого начала кризиса подчеркивала наличие претензий не к гражданам Катара, а к его политическому руководству. Уже в 2017 году власти королевства разрешили хадж и умру для подданных эмирата, а также создали несколько консультационных центров для катарцев, оказавшихся в сложной ситуации в связи с кризисом. Однако руководство эмирата блокирует саудовские сайты и препятствует попыткам своих граждан посещать королевство. К примеру, по утверждению саудовских СМИ, в 2018 году около 500 граждан Катара посетили королевство с целью совершения хаджа, но использовали для этого Кувейт в качестве транзитной территории.
Последствия снижения уровня экономического сотрудничества с Катаром для ОАЭ более ощутимы, нежели в случае с Саудовской Аравией. Помимо потери рынка сбыта, ущерб получил и банковский сектор, который обеспечивал услугами катарских клиентов. Абу-Даби зависим от Дохи в вопросах импорта природного газа. На наш взгляд, на более глубокое экономическое давление на Катар власти ОАЭ вряд ли готовы пойти, а некоторые признаки уже указывают на желание руководства эмиратов (особенно Дубая) восстановить масштабы сотрудничества.
Отношения между Дохой и Каиром были холодными еще с 2013 года, и в экономическом измерении события 2017 года мало что изменили. Многие европейские СМИ высказывали опасения в связи с возможным отказом со стороны египетских властей в проходе через Суэцкий канал для катарских судов, особенно СПГ-танкеров. Хотя был озвучен запрет на обслуживание судов, которые ходят под флагом эмирата, в египетских портах, никаких ограничений на движение через Суэцкий канал введено не было. По всей видимости, это обусловлено тем, что подобный шаг повлек бы за собой снижение доверия к Египту как одному из самых важных и надежных логистических коридоров в мире, а также существенно ударил бы по привлекательности проектов, реализуемых в районе Суэцкого канала, чего не желают в Каире. Еще одна важная составляющая экономических отношений двух стран – трудовая миграция. Египетская община является самой крупной в эмирате (350 тыс. из 1,6 млн трудовых мигрантов), однако информации о высылке рабочих из страны отсутствует. Многие египтяне высказывали опасения в связи с возможной потерей работы, а введенные ограничения на воздушное сообщение создали трудности для мигрантов, которые вынуждены использовать маршруты через третьи страны. При этом египетские СМИ нередко упоминают о враждебном отношении катарских властей к рабочим из числа граждан арабской республики, тогда как катарские газеты утверждают, что египтяне боятся возвращаться в свою страну из-за жесткой и репрессивной политики ее правительства.
Подводя итог, отметим, что введенные санкции в отношении Дохи оказали негативный и долгосрочный эффект для всех вовлеченных стран. Если рассматривать Катар, ОАЭ и Саудовскую Аравию, то каждая из них получила негативные последствия, которые различны по своему характеру. Выяснить, кто из них пострадал больше, крайне сложно. Вместе с тем восстановление сотрудничества до прежнего уровня окажет существенное и позитивное влияние на экономическое состояние каждой страны. Хотя перспективы дальнейших отношений между Дохой, Эр-Риядом и Абу-Даби в значительной степени будут определяться военно-политическими аспектами, экономические факторы способны стимулировать дальнейшее восстановление отношений между ними.