Известно, что в отношении растущего китайского присутствия на Ближнем Востоке и в Северной Африке (БВСА) сформировался устойчивый стереотип: Китай наращивает свое влияние в сфере экономики, однако остается слабым игроком в политике. Представляется возможным утверждать, что данный стереотип неверен. Китайское влияние в регионе настолько сильно, что правительства стран БВСА не могут позволить себе критику официального Пекина по темам, важным для местного общественного мнения.
Такой темой для мусульманских стран является положение уйгурского населения Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Ситуация вокруг давления на уйгуров обильно освещается мировыми СМИ и СМИ мусульманских стран. Но ни одна страна БВСА не присоединилась к опубликованному в июле этого года коллективному обращению 22 стран — членов Комитета ООН по правам человека, в котором осуждались действия Китая. КНР наращивает военное сотрудничество со странами региона и уже превратился в важного и крупного поставщика оружия в БВСА. Китайские ВМС более десятилетия постоянно присутствуют в водах Аравийского моря — и это присутствие давно вышло за рамки первоначальных патрулей по борьбе с сомалийским пиратством. В 2017 году в Джибути вступила в действие первая постоянная китайская военная база за рубежом, позволяющая обеспечить постоянное присутствие флота в западной части Индийского океана и в Восточном Средиземноморье.
Однако не только Ближний Восток зависит от Китая, Китай также зависит от Ближнего Востока. Уровень импортной нефтяной зависимости китайской экономики составляет около 60%, а более 44% китайского импорта нефти приходится на Ближний Восток. Недавний иранский удар по саудовской нефтяной промышленности был болезненным напоминанием об уязвимости Китая перед потрясениями в этом регионе. Диверсификация источников энергоносителей, в том числе за счет России — долгосрочный приоритет китайской политики, но в обозримом будущем рассчитывать на резкое снижение значимости Ближнего Востока для китайской экономики не приходится. Поэтому поддержание определенного уровня политического влияния в регионе является для КНР вопросом национальной безопасности. При этом характер китайской вовлеченности в Ближний Восток коренным образом отличается и от американской, и от российской модели присутствия.
Прежде всего, Китай поддерживает высокий уровень присутствия во всех странах региона и активнейшим образом развивает сотрудничество со всеми расположенными здесь государствами и группировками государств. Ключевыми партнерами КНР в регионе являются Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Иран, Израиль. Каждая из этих стран играет свою роль в китайской внешней политике и торговле. Саудовская Аравия — крупнейший поставщик нефти и крупнейший торговый партнер. ОАЭ — важный торговый партнер и операционный центр для китайского бизнеса в регионе, здесь проживает китайская диаспора, насчитывающая до 300 тысяч человек, и зарегистрировано более четырех тысяч компаний с китайским участием. Иран важен как крупный независимый поставщик нефти и крупный покупатель китайской промышленной продукции, зачастую вынужденный. Китайские компании поставляют в Иран большое количество оборудования и реализуют часть важных инжиниринговых проектов в сфере инфраструктуры. Для Ирана Китай практически безальтернативен в качестве основного экономического партнера. Израиль — важнейший канал доступа к современным технологиям, привлекает крупные китайские инвестиции в свой инновационный сектор и инфраструктуру (китайцы управляют крупнейшим израильским портом в Хайфе). С 2005 года Израиль, по данным проекта China Investment Tracker, аккумулировал инвестиции в размере 12,1 млрд долларов (в других источниках называются и большие суммы — 16 млрд). На фоне торговой войны с Китаем США прилагают значительные усилия, чтобы убедить Израиль ограничить сотрудничество с КНР. Помимо этих стран, важную роль в китайской политике в регионе БВСА играет Оман (крупный и старый, доверенный поставщик нефти, важный торговый партнер). Быстро развивались отношения КНР с Египтом, важным для КНР со стратегической и внешнеполитической точки зрения, а также с Алжиром. Сотрудничество КНР сразу со всеми игроками означает, что Китай ни по одному вопросу региональной политики не может позволить себе однозначно поддерживать ту или иную сторону, как это порой позволяют делать себе США или Россия.
На фоне многолетней сирийской войны Китай сочетал ограниченную помощь правительству Башара Асада, сотрудничество с Ираном и параллельное расширение сотрудничества с Саудовской Аравией в рамках своей инициативы «Пояса и пути». Китай одновременно осуществлял дозированное военно-техническое сотрудничество с Ираном, перевооружал БПЛА правительство Ирака, боровшееся с экспансией запрещенного в России «Исламского государства», и организовывал крупные поставки оружия в Саудовскую Аравию и ОАЭ. Тем не менее в нынешних условиях, на фоне развернувшегося противостояния с США, значимость Ближнего Востока для Китая выходит далеко за рамки традиционных экономических интересов и борьбы с терроризмом. Ближний Восток вновь превращается в один из важных фронтов новой холодной войны, каким он был и в прошлую холодную войну. Стратегическое значение Ближнего Востока в контексте новой холодной войны, с точки зрения Китая, заключается в том, что этот регион на протяжении десятилетий поглощает гигантские американские экономические и военные ресурсы, предотвращая усиление американских сил и их наращивание против Китая. Сокращение вовлеченности в ближневосточные дела с целью сосредоточения сил на Тихом океане было целью США начиная с первого срока Барака Обамы — и многие поспешные шаги по свертыванию американского присутствия в Ираке были предприняты, имея среди прочего и эту цель. Сама американская кампания форсированного военно-политического давления на Иран может рассматриваться как попытка в короткие сроки добиться решающего успеха на Ближнем Востоке для того, чтобы затем сконцентрировать ресурсы на Китае. Мы видим, что позиция КНР по поддержке Ирана становится все более активной, включая постепенное восстановление закупок нефти, несмотря на американские санкции, увеличение инвестиций и технологическую помощь, в том числе в военной сфере. Постепенно увеличивается объем китайских инвестиций в Иран, хотя сообщения о заключении гигантских соглашений об инвестициях на 400 млрд долларов в рамках программ «Один пояс, один путь» стоит воспринимать с большой долей скепсиса с точки зрения их осуществимости. Китай заинтересован в том, чтобы Иран выстоял в текущем противостоянии и продолжал представлять собой большую проблему для американской политики. Но одновременно он будет делать все возможное для сохранения своих традиционных связей с Саудовской Аравией и Израилем.
В заключении необходимо отметить, что При сравнении российского и китайского присутствия в регионе важно понимать, что речь идет о явлениях несопоставимых по масштабам. Несомненно, Россия в последние годы добилась выдающихся успехов в регионе в военной сфере и дипломатии. Россия остается ключевым игроком в вопросах региональной безопасности и сохраняет важную роль в военно-техническом сотрудничестве стран региона. Ее дипломатический аппарат и вооруженные силы, при меньшей численности, остаются куда более опытными, активными и профессиональными, чем их китайские коллеги. Однако именно торговля КНР только с арабскими странами, по данным китайских СМИ, в 2018 году превышала 244 млрд долларов, а с учетом Ирана и Израиля мы говорим об обороте торговли в 300 млрд долларов, что опережает российский показатель в семь раз. Китай является крупнейшим внерегиональным источником инвестиций для Ближнего Востока и реализует здесь многочисленные строительные проекты, опираясь на свою рабочую силу и технологии. По этим направлениям Китай и Россия в принципе несопоставимы. Россия конкурирует с КНР в поставках военной техники в отдельные страны региона и по наиболее важным направлениям ВТС (авиация и ПВО) ее позиции остаются довольно прочными. Китай добивается успеха прежде всего по направлениям, где у него беспроигрышные позиции (БПЛА), либо в странах, которые ранее ограниченно сотрудничали с Россией по политическим причинам.