30 октября с.г. в издании TRUTHDIG был опубликован анализ бывшего сотрудника американских спецслужб Скотта Риттера в отношении темы действий России на сирийском направлении. Автор провел более десятка лет в разведывательной сфере, начиная с 1985 года в качестве офицера наземной разведки в Корпусе морской пехоты США, служил в том числе и в Ираке. Его точка зрения интересна прежде всего с точки зрения видения процессов в Сирии и роли в ней России, которая резко контрастирует с официальной точкой зрения Вашингтона, и в принципе является беспристрастной.
По его оценке, «в то время, когда доверие к Соединенным Штатам, как к беспристрастному актору или надежному союзнику разорвано в клочья, Россия превратилась в единственную крупную державу, чья верность своим союзникам неоспорима и чья способность служить честным посредником между, казалось бы, несговорчивыми противниками не имеет себе равных. Если в Сирии и будет мир, то во многом благодаря терпеливым усилиям Москвы, использующей искусные переговоры, подкрепленные по мере необходимости военной силой, для формирования условий, способствующих политическому решению проблемы насилия. Если когда-либо и был букварь для искусства дипломатии, то это опыт России в Сирии с 2011 года по настоящее время. Как и весь остальной мир, Россия была застигнута врасплох так называемой «арабской весной2, которая прокатилась по Ближнему Востоку и Северной Африке в 2010-2011 годах, вынужденная наблюдать со стороны, как старый порядок в Тунисе и Египте был сметен народным недовольством. Публично поддерживая мирный переход власти в Тунисе и Каире, в частном порядке российское правительство с трепетом наблюдало за событиями, разворачивающимися в Египте и Магрибе, явно обеспокоенное тем, что происходящие социальные и политические преобразования являются продолжением тех «цветных революций», которые ранее происходили в Сербии (2000 год), Грузии (2003 год) и Украине (2004 год). Когда в начале 2011 года «арабская весна» распространилась на Ливию, угрожая правлению давнего российского клиента Муаммара Каддафи, Россия первоначально поддержала создание поддерживаемой ООН бесполетной зоны в гуманитарных целях, только чтобы с разочарованием наблюдать, как США и НАТО использовали ее в качестве средства для запуска согласованной воздушной кампании в успешной попытке изгнать Каддафи из власти». В этой связи отметим, что мы не совсем согласны с утверждением автора о том, что в Москве полагали тождественными процессы, происходящие в Европе в рамках «цветных революций», и в арабских странах. Их во многом объединяет только одно — нарушение баланса в системе сдержек и противовесов в политической и экономической структурах этих стран. В каждой стране произошло слияние недовольства значительной части населения и политических элит, недовольных таким перекосом в рамках распределения национального продукта в пользу очень ограниченной группы лиц. При этом перевороты, а ни в коем случае не «революции», в Европе носили четкий антироссийский характер, что свидетельствует о том, что те же американцы и европейцы сумели их оседлать с помощью всего того набора инструментов, который был ими задействован в рамках обработки населения и элит этих стран. «Арабская весна» — явление иного порядка, если мы имеем ввиду идеологическую обертку и внешней ориентированности протестующих. Там в условиях практически полного вакуума политического многообразия к власти пришли представители политического ислама в лице глобального движения «Братья-мусульмане», которые не входят в орбиту влияния Вашингтона. Что же касается Ливии, то в данном случае мы наблюдаем откровенный политический и дипломатический просчет Москвы, который во многом повлиял затем на формирование нынешней российской повестки дня в отношении сирийского досье.
«К тому времени, когда Сирия столкнулась с народными демонстрациями против правления президента Башара Асада, Россия—все еще пытающаяся понять первопричину беспорядков—стала настороженно относиться к тому, что США и НАТО используют в качестве ответной меры план действий. В то время как Россия критиковала насилие, примененное правительством Асада в ответ на антиправительственные демонстрации весной 2011 года, она блокировала дипломатические и санкционные усилия США и Европы, рассматривая их как не более чем первоначальный залп более широких усилий по достижению смены режима в Дамаске с использованием ливийской модели. Однако отказ Москвы содействовать этой спонсируемой Западом смене режима не привел к однозначной поддержке продолжения правления Асада. Россия поддержала назначение бывшего генерального секретаря ООН Кофи Аннана руководителем процесса мирного урегулирования сирийского кризиса и одобрила выдвинутый в марте 2012 года мирный план Аннана из шести пунктов, который предусматривал возможность мирного перехода власти от Асада». Если говорить более откровенно, то на примере Сирии Москва решила противопоставить процессу общего обрушения политической архитектуры на Ближнем Востоке при полном нейтралитете к этому процессу со стороны коллективного Запада активизацию своего участия в рамках введения этого процесса в более или менее цивилизованное русло. В качестве первоначального алгоритма был испробован дипломатический механизм.
«В то же время Россия продвигала дипломатическое урегулирование сирийского кризиса, США возглавляли тайную программу по поставкам оружия и техники антиасадовским силам, направляя грузы из Ливии через Турцию в контролируемые повстанцами районы Сирии. Эти усилия ЦРУ, которые в конечном итоге превратились в официальную операцию, известную как «Лесная сикомора», способствовали росту уровня насилия внутри Сирии, что сделало невозможным для правительства Асада полностью осуществить план Аннана. Неизбежный крах инициативы Аннана был использован США и ее европейскими союзниками, которые призвали ООН ввести санкции против Сирии, которые вновь были отвергнуты Россией. Провалившаяся инициатива Аннана была заменена возобновленным процессом под эгидой ООН, известным как Женева II, во главе с Лахдаром Брахими, алжирского дипломата-ветерана с большим опытом работы в ООН. Женевский процесс застопорился, поскольку Брахими пытался преодолеть разрыв между поддерживаемой США сирийской оппозицией, которая настаивала на отставке Асада в качестве предварительного условия для любых переговоров о будущем Сирии, и Россией, которая продолжала настаивать на том, что правительство Асада имеет право голоса в определении будущего Сирии. Осложняла эти переговоры эскалация насилия внутри Сирии, где антиасадовские силы, опираясь на огромный объем военной помощи, полученной от США, Саудовской Аравии и арабских стран Персидского залива, настойчиво добивались военной победы, которая поставила бы под сомнение Женевский процесс II». Вот в данном случае надо отметить важный момент: это осознание Москвой бесполезности международных инструментов создания условий для выхода из сирийского кризиса. Если еще проще, то такая политика фактического наблюдения со стороны стран Запада за усилением в Сирии воинствующего радикализма, который активно спонсировался не США, а Турцией, Катаром  и Саудовской Аравией, убедила Москву рискнуть предпринять серьезные шаги в рамках не только спасения режима Асада, но и, прежде всего, в демонстрации того, что Россия реально стала одним из полюсов силы, с которым необходимо будет считаться практически во всех вопросах мирового устройства. Обратим внимание, что такое стремление было продемонстрировано Москвой на фоне событий на Украине и воссоединения Крыма с Россией. Это процессы безусловно одного порядка в рамках единой стратегии. Отметим важное отличие таких действий России от прошлых аналогичных усилий времен СССР. Это отсутствие идеологической мотивировки с превалированием чисто военно-политических и экономических интересов. Касательно Сирии — это четкое стремление заблокировать все перспективы прокладки газопроводов из Катара в Европу через сирийскую территорию.
«К июню 2013 года ситуация дошла до того, что США, ссылаясь на утверждения о том, что сирийское правительство использует нервно-паралитическое вещество против повстанческих сил, рассматривали возможность создания бесполетных зон на севере Сирии и вдоль иорданской границы. В то время как проданный как гуманитарный шаг, предназначенный для создания безопасных зон для сирийских гражданских лиц, спасающихся от боевых действий, реальная цель этих зон состояла в том, чтобы вырезать большие участки сирийской территории, где оппозиция могла бы организовать и подготовиться к войне под зонтиком американской авиации, не опасаясь возмездия сирийского правительства. Концепция химического оружия Сирии, используемого США для оправдания военных действий против сирийского правительства, не была гипотетической. В 2012 году президент Барак Обама заявил, что любое применение химического оружия сирийским правительством будет рассматриваться как «красная линия2, заставляющая США действовать. Когда в августе 2013 года в Гуте произошел крупный инцидент с химическим оружием (окончательная атрибуция нападения не существует; США и НАТО утверждает, что сирийское правительство стояло за атаками, которые, как утверждают русские и сирийское правительство, были осуществлены антиасадовской оппозицией с целью принудительного вмешательства США), похоже, что США вмешаются. Стремление к более масштабной войне в Сирии не было политически популярным шагом в США, учитывая недавний опыт в Ираке, и когда Обама встретился с президентом России Владимиром Путиным во время саммита G-20 в Санкт-Петербурге, Россия, в сентябре 2013 года, русские предложили решение — разоружение сирийского химического оружия под наблюдением Организации по предотвращению химического оружия (ОЗХО). Когда госсекретарь Джон Керри открыл дверь к этой возможности, Россия и Сирия ухватились за эту возможность, проложив путь к одному из величайших достижений в области разоружения современности, акции, которая выиграла ОЗХО Нобелевскую премию мира за 2013 год. Разоружение химического оружия Сирии было огромным успехом, за который Россия получила мало признания, несмотря на важную роль, которую она играла в разработке и контроле за его осуществлением. Россия надеялась, что процесс разоружения может привести к установлению международного доверия к правительству Асада, что приведет к дипломатическому прорыву в Женеве. Этому не суждено было случиться; крупная мирная конференция, запланированная на 2014 год, провалилась, и усилия по возрождению провалившихся переговоров были отодвинуты на второй план эскалацией насилия в Сирии, поскольку вооруженная оппозиция, чувствуя победу, давила на сирийское правительство». В этой ситуации отметим, что этот был тот самый последний момент, когда США могли развернуть процесс в свою сторону чисто дипломатическим маневром. Вместо этого они отдали на откуп ситуацию аравийцам, полагая, что Москва на широкомасштабное военное участие в сирийском кризисе не пойдет, а дни Асада сочтены. В данном случае налицо провал прогнозов со стороны американского разведсообщества.
«Ситуация в Сирии еще более осложнилась, когда в 2013 году организация, ранее известная как «Аль-Каида в Ираке», переименовала себя в «Исламское государство в Ираке и Сирии» и начала создавать так называемый халифат на неуправляемых просторах Восточной Сирии и Западного Ирака. Создав свою столицу в сирийском городе Ракка, «Исламское государство» в начале 2014 года развернуло драматическое наступление, захватив значительные территории как в Сирии, так и в Ираке, включая иракский город Мосул. К 2015 году сирийское правительство, под давлением антиасадовских повстанцев и сил «Исламского государства», оказалось на грани краха. Последствия потери Сирии силами, в которых доминирует радикальная исламская идеология, по-видимому, не были полностью учтены теми, кто находится на Западе, такими как США и их европейские союзники, которые направляли военную помощь повстанческим силам. Однако для России, которая имела свой собственный опыт работы с мусульманскими сепаратистскими движениями в Кавказском регионе, такой результат считался экзистенциальной угрозой, поскольку тысячи российских граждан сражались на стороне «Исламского государства» и антиасадовской оппозиции, которые логично стремились вернуться в Россию, чтобы продолжить борьбу после победы в Сирии. В сентябре 2015 года Путин призвал российский парламент одобрить вмешательство российских военных на стороне сирийского правительства. Парламент принял резолюцию, положив тем самым начало одной из самых успешных военных интервенций современности». В этой связи отметим, что никакого отношения ИГ к «Аль-Каиде» (обе организации запрещены в России) не имеет. Последняя была очень эффективно уничтожена теми же будущими сторонниками ИГ по одной важной причине: США обещали им за это политическую инкорпорацию в систему исполнительной власти Ирака, что сделано не было. Это собственно и стало основной причиной возникновения этого явления. Позже Катар взял ИГ под крыло, обеспечивая ему информационную и военную поддержку за счет наемников из Чечни и Ливии, тем самым создавая мощную альтернативу просаудовской «Аль-Каиде» и одновременно базу для решения своих глобальные экономических проектов.
«Последствия российской интервенции были столь же драматичны, сколь и решительны. Почти сразу же российские ВВС помогли переломить ход событий на поле боя, позволив сирийской армии нанести удары как по антиасадовской оппозиции, так и по «Исламскому государству». Российское вмешательство помогло проложить путь для сил «Хизбаллы2 и Ирана, которые помогли склонить чашу весов в пользу сирийского правительства. Присутствие российских войск пресекло в зародыше все разговоры о военном вмешательстве Запада и создало условия для того, чтобы сирийское правительство в конечном итоге вернуло большую часть территории, которую оно потеряло для «Исламского государства» и антиасадовских повстанцев». Мы уже много раз говорили об оптимальном алгоритме военного участия России в Сирии: использование ключевого сегмента огневой ударной поддержки при минимизации использования собственных сухопутных сил с одновременным началом военного строительства сирийских правительственных сил и оперативно-штабной поддержки. Сразу же отметим, что этот опыт нельзя, как под кальку, использовать во всех локальных конфликтах, поскольку очень многое зависит от менталитета местного населения. Например, попытки Пентагона осуществить такую модель в Афганистане провалились.
«Военное вмешательство надо рассматривать скорее как средство, с помощью которого Россия могла бы сформировать политический ландшафт таким образом, чтобы сделать политическое решение реалистичным. С российской точки зрения, Женевский процесс II был пустой оболочкой, захваченной Саудовской Аравией и ее антиасадовскими доверенными лицами. В январе 2017 года Россия перешла в дипломатическое наступление, инициировав собственный мирный процесс через серию саммитов, состоявшихся в столице Казахстана Астане. Этот процесс, который объединил Турцию, сирийское правительство и Иран вместе с Россией, быстро вытеснил переговоры в Женеве II, как наиболее жизнеспособный инструмент для достижения мирного урегулирования сирийского конфликта. Непосредственно увязывая дипломатические переговоры с боевыми действиями на местах, Астанинский процесс имел значение, которого не хватало Женеве II. Со своей стороны, Россия смогла убедить Турцию отказаться от условия безусловного ухода Асада и занять позицию, которая признает территориальную целостность сирийской нации. Астанинский процесс был длительным и испытал свою долю взлетов и падений. Но сегодня он служит основой мирного процесса, который, в отличие от любого из его предшественников, имеет реальные шансы на успех. Преодоление разрыва между утонченностью дипломатии и жестоким насилием военных действий является одной из самых трудных задач, которые только можно себе представить. Со своей стороны, Организация Объединенных Наций проводит так называемые миротворческие операции со смешанным эффектом. Признавая важность и трудность такого рода работы, Нобелевский комитет присудил миротворцам ООН Нобелевскую премию мира 1988 года. Когда дипломатические решения, достигнутые в Астане, должны были быть реализованы в Сирии, Россия обратилась к самому маловероятному источнику для воплощения целей в реальность-российской военной полиции. Относительно новая структура в российском военном ведомстве, сформированная только в 2012 году, военная полиция выполняла широкий круг задач, включая охрану конвоев, обеспечение безопасности районов, восстановление правопорядка и проведение операций по переселению. В конце 2016 года, когда сирийская армия была готова отбить город Алеппо у повстанческих сил, Россия направила в Сирию батальон военной полиции. Миссия этих войск состояла не в том, чтобы участвовать в боевых действиях на линии фронта, а в том, чтобы восстановить законность и порядок и завоевать доверие гражданского населения, опасающегося возможного возмездия со стороны победившей сирийской армии. По общему мнению, российская военная полиция действовала превосходно, и вскоре Министерство обороны России направило дополнительные батальоны этих новых миротворцев, которые быстро создали репутацию справедливых арбитров многих соглашений о прекращении огня, заключенных при посредничестве Астанинского процесса. Российская военная полиция была вездесущей, будь то охрана ничейной земли, разделяющей воюющие стороны, сопровождение конвоев повстанцев и их семей в безопасные зоны или обеспечение безопасности инспекторов ОЗХО». В данном случае отметим, что Астанинский процесс не удалось сделать основой глобального мирного процесса. Все попытки превратить его в дипломатическую альтернативу Женеве закономерно провалились в силу позиции его бойкота со стороны коллективного Запада и аравийцев. Этот сценарий был предсказуем. В этой связи констатируем, что Астана — это алгоритм решения локальных во многом задач, которые связаны с координацией процессов между тремя странами, несущими основную нагрузку на поле боя. Если вы делает выбор в пользу всеобъемлющего мирного регулирования, типа международно-легитимных выборов и разработки новой конституции, то вам необходим будет максимально широкий круг стран-спонсоров. Москва сделала этот выбор (по нашей оценке, фатальный), и ровно по этой причине мы сейчас видим заседания Конституционного комитета под эгидой именно ООН. Таким образом, Россия сознательно жертвует качеством ради международного признания и реадмиссии Дамаска в международно -легитимную сферу. Итогом такой деятельности будет либо крушение режима Асада уже чисто политическим путем с практически предопределенным уходом российских и иранских военных из Сирии, либо разочарование Москвы в этом алгоритме своей нынешней деятельности в попытке убедить мировых игроков прийти к консенсусу. Как мы видим — ранее этого не получилось; рискнем предположить, что не произойдет этого и сейчас. Это оставляет для Москвы только два пути: либо фактическая капитуляция путем передачи основной тяжести мирного урегулирования в руки Запада, что приведет к однозначно негативным результатам для национальных интересов Москвы; либо к переоценке ситуации и ликвидации последних серьезных оплотов радикалов в Идлибе, без чего ни о каком реальном мирном процессе говорить не приходится.
«Сегодня на севере Сирии разыгрываются заключительные фазы сирийского конфликта. Последние остатки антиасадовской оппозиции, захваченные «Аль-Каидой», окопались в своем последнем бастионе в провинции Идлиб, их окончательное поражение от объединенных российско-сирийских вооруженных сил практически обеспечено. Американская интервенция на северо-востоке Сирии, начатая в 2015 году как средство противостояния и разгрома «Исламского государства», но продолженная и расширенная в 2017 году, как средство дестабилизации правительства Асада, рухнула перед лицом геополитической реальности переходного периода, чему в значительной степени способствовали объединенные силы российской дипломатии в Астане и военные действия под руководством России на местах в Сирии. Успешно отвоевав Турцию у США, Россия продиктовала реальность на местах в Сирии, что поставило американские войска, дислоцированные там, в невозможное положение, побудив их эвакуироваться. В то время как США продолжают сохранять военное присутствие в Сирии, занимая пограничный пункт в Эт-Танфе и ряд военных позиций вдоль восточного берега реки Евфрат для обеспечения безопасности близлежащих сирийских нефтяных месторождений, способность США материально поддерживать эти силы сомнительна, что делает их окончательный вывод из Сирии неизбежным. Более того, вынудив американцев уйти из Северо-Восточной Сирии, Россия сломала хребет поддерживаемому США курдскому автономному образованию, известному как Рожава, и тем самым предотвратила более крупную войну между Турцией, курдами и США». В этой связи констатируем то, что мы уже говорили: своей частичной передислокацией в нефтеносные ключевые районы Заевфратья из принципиально репутационно рискованных районов на севере Сирии, Вашингтон сейчас в значительной части перехватил инициативу в этой игре, променяв количество на качество. Москва теперь превратилась в главного гаранта договоренностей и для турок, и для по-прежнему проамериканских курдов, и для Дамаска, и вынуждена решать в принципе неразрешимые проблемы между ними. Американцы таким образом нивелировали главный фактор раздражительности в двусторонних отношениях с Анкарой, что дает им базу для консолидации позиции с ней в том числе и на сирийском направлении. И начало этого процесса мы, скорее всего, увидим уже в рамках визита турецкого президента в Вашингтон 13 ноября. А Москва получила клубок проблем, первые признаки которого мы также уже наблюдаем. Президенты России и Турции — Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган провели 7 ноября внеочередные телефонные переговоры.   «Турецкая сторона запросила возможность переговорить [Эрдогану с Путиным] по телефону, — сказал советник президента РФ Юрий Ушаков, отвечая на вопрос ТАСС. — Мы сейчас согласуем время и ответим».  На пресс-конференции в Анкаре Эрдоган заявил, что намерен обсудить с российским лидером ситуацию в Сирии. По словам президента Турции, Анкара «будет до самого конца выполнять свою часть обязательств в рамках достигнутых договоренностей». «Мы не отступаем от меморандума», — добавил он. Россия выполняет свои обязательства по меморандуму с Турцией от 22 октября и надеется на то, что Анкара выполнит свои. Об этом заявила в пятницу 8 ноября официальный представитель МИД РФ Мария Захарова.  «Могу еще раз процитировать российского министра иностранных дел о выполнении Россией своих обязательств, — сказала она в ответ на просьбу прокомментировать ситуацию с выполнением участниками меморандума своих обязательств. — Мы исходим из того, что взятую на себя по этой договоренности часть работы Россия сделает». «Мы надеемся на то, что и наши партнеры также сдержат данное ими слово. Мы над этим очень активно работаем», — добавила Захарова. В Итоге этот обмен заявлениями означает, что Анкара уже проявляет недовольство двумя моментами: темпами вывода курдов из приграничных районов, за что теперь отвечает Москва (благо, если бы курды были лояльной Москве силой, так нет — они по-прежнему в тесном союзе с США), и захватами сирийским правительственными силами ряда деревень в нынешней зоне ответственности Анкары.
Скотт Риттер пишет:  «Освещая вторжение Турции в Северную Сирию, русские ссылались на Аданский договор 1998 года, который гарантирует суверенную неприкосновенность границ Сирии. Процессы, связанные со стабилизацией турецко-сирийской границы, разгромом антиасадовских сил в Идлибе, выводом американцев с сирийской земли и интеграцией курдов в будущее сирийское правительство, являются длительными, сложными и не обязательно гарантированными на положительный результат. Однако ясно одно: перспективы мира в Сирии сегодня больше, чем когда-либо с 2011 года. И тот факт, что Россия направила в Сирию еще несколько батальонов своей военной полиции для наблюдения за выполнением нынешнего режима прекращения огня, является хорошим предзнаменованием для перспектив успеха». С этим сложно не согласиться, только не совсем понятно — зачем Москве это надо делать именно сейчас и в таком порядке. В данном случае рискнем предположить, что идет потеря инициативы: Москву фактически вынуждают работать по не определенным ею самой алгоритмам. Успех прежних шагов Москвы в Сирии определялся как раз тем, что она устанавливала правила игры и ставила остальных внешних игроков перед фактом. Теперь перед фактом Москву поставил Вашингтон. И говорить о том, что Москва «отвоевала» у Вашингтона Турцию, сильно преждевременно. При этом остается нерешенным главный вопрос для мирного урегулирования — вопрос Идлиба. Без решения этой темы противоречия по линии Анкара-Москва-Тегеран будут только нарастать в геометрической прогрессии. Особенно, если Вашингтону хватит ума этот процесс стимулировать за счет шагов в сторону нормализации своих отношений с Анкарой. Но в общем и целом — выводы американского автора надо признать правильными и обоснованными, но только на предшествующий период сирийского кризиса. Но ни в коем случае — в перспективе развития ситуации.