Израиль встретил новый 2020 год не только масштабными достижениями в сфере экономики, дипломатии и национальной безопасности, но и в состоянии уже третьей, на протяжении 12-ти календарных месяцев, избирательной кампании в Кнессет.
Электоральный контекст
Подобная беспрецедентная в израильской истории ситуация возникла, когда Биньямин Нетаньяху, лидер правящей правоцентристской партии Ликуд, дважды не сумел реализовать полученный им (уже в пятый раз за его политическую карьеру), по итогам состоявшихся в апреле и сентябре 2019 г., выборов в Кнессет 21-го и 22-го созыва, мандат на формирование правительства. И если в первом случае, исчерпав отведенное законом время для формирования правящей коалиции, глава кабинета предпочел просто распустить парламент и пойти на новые досрочные выборы, то во втором случае этот мандат был возвращен президенту страны. А затем передан лидеру второй из крупнейших, по итогам обоих выборов, фракции Кнессета – блоку центристских и левоцентристских списков «Кахоль-лаван»( «Бело-голубые») Бени Ганцу, который также не справился с возложенной на него миссией.
Причиной, во всех трех случаях, стал отказ войти в коалицию Авигдора Либермана, лидера созданной им 20 лет назад «светской правой» партии «Наш дом – Израиль» (НДИ). Нетаньяху после выборов в Кнессет 21-го созыва имел гарантированную поддержку 60 мандатов от правых и религиозных партий (в том числе – 35 самого Ликуда). И еще меньше – 55 мандатов после выборов в 22-й Кнессет, включая 32 мандата от партии Ликуд, к которой присоединилась завоевавшая в апреле 4 мандата центристская партия «Кулану». И потому без полученных НДИ в апреле 5, а в сентябре – 8 мандатов составить коалицию никак не мог.
Главным «камнем преткновения» для НДИ, которая, начиная с 2001 года, была, с некоторыми перерывами, частью практически всех возглавляемых лидерами Ликуда правительств, а в 2013 году обе эти партии даже пошли на выборы единым списком «Ликуд-Бейтейну», стали гражданские вопросы, и в первую очередь – взаимоотношения государства и религиозных общин. В частности, НДИ настаивала на принятии без изменений разработанного Минобороны, в период, когда во главе этого ведомства находился Авигдор Либерман, закона о призыве в ЦАХАЛ молодежи ультрарелигиозного сектора (т. н. «харедим»). Против чего настойчиво возражали представляющие интересы этого сектора блок ультрарелигиозных ашкеназских евреев «Яадут ха-Тора» («Еврейство Торы», ЕТ) и возглавляемая сефардскими ультра-ортодоксами социально-популистская партия евреев-выходцев из стран Востока ШАС.
Обе фракции, в сумме набравшие в апреле 2019 года 16 мандатов, и столько же – в сентябре, настаивали на сохранении прежнего порядка автоматического освобождения от призыва учащихся религиозных школ (йешив для молодежи и колелей для женатых мужчин), где молодые «харедим» практически поголовно находятся до достижения ими непризывного возраста.
Показательно также, что партии ультраортодоксов были поддержаны в этом вопросе представителями т. н. «национально-ультрарелигиозного лагеря», задававшими тон в блоке религиозно-сионистских правых партий – чьи избиратели, в массе своей, не просто призываются в армию, но и воспринимают военную службу в качестве важной для себя религиозной ценности. Объяснение этому кажущемуся парадоксу состоит в том, что борьба вокруг «маргинальной» на первый взгляд темы призыва «харедим» на самом деле была лишь символом разногласий обо всем комплексе норм, правил и пониманий, действующих в рамках сложившегося на заре израильской государственности т. н. светско-религиозного статус-кво. И главным из этих разногласий стали попытки его изменения (как видится их оппонентам) в пользу ультрарелигиозного сегмента общества, что обычно вызывает недовольство большинства светских и многих соблюдающих традицию евреев-израильтян.
Помимо вопросов социально-гражданского плана, эта тема имеет и важный социально-экономический аспект. Находясь в религиозных учебных ультрарелигиозного направления, молодые люди рассматриваются в качестве лиц, уделяющих все свое время только изучению священных текстов, и потому лишены права осуществлять легальную трудовую деятельность. Официальнее трудоустройство означает потерю освобождения от призыва в армию, потому они и их семьи живут на достаточно скромные стипендии и выплаты из Института национального страхования и доходы от, чаще всего, неквалифицированной, работы «по-черному». Не случайно, в 2016 году 45% семей ультраортодоксов находились ниже черты бедности.
Общая численность этих лиц к 2017 по сравнению с 2015 годом выросла на 6% и составила 124 450 человек, с тенденцией к дальнейшему росту, учитывая, что почти 60% ультраортодоксального еврейского населения – лица моложе 20 лет (по сравнению с 36% в среднем по стране). Их основная масса является учениками и кандидатами на пополнение ученического состава йешив и колелей, в большинстве своем, не получивших полное среднее образование (по официальным данным, лишь половина девушек и только 14% юношей этого сектора получили в 2016 году право на аттестат зрелости). Что означает перспективу роста в Израиле почти целиком полагающейся на лоббистские возможности партий «харедим» прослойки экономически неблагополучного в силу неспособности и/или нежелания полноценно интегрироваться в весьма динамичный израильский рынок труда, населения. Лишенного, в свою очередь, мотивации и возможностей вносить пропорциональный вклад в «коллективную копилку» страны.
Понятно, что партия НДИ, которая шла на выборы под лозунгом «призыва для всех», как части популярной в обществе идеи «равного распределения гражданского и налогового бремени», несмотря на мощное давление лидеров Ликуда, не могла себе позволить здесь идти на компромисс. Что принесло и электоральные дивиденды. Нащупав крайне актуальную для большинства евреев-израильтян «болевую точку» общественной политики, НДИ фактически стала «партией тренда», чья популярность росла не только среди русскоязычного электората, но и общества в целом – с 8-9 потенциальных мандатов в начале кампании по выборам в Кнессет 22-го созыва, до 10-12 на ее пике.
Таким образом, если после выборов в апреле прошлого года переговорщики Ликуда – как многими и ожидалось, все еще могли решить проблему, убедив своих ультрарелигиозных партнеров пойти на уступки лишь в теме призыва, после выборов в сентябре «цена вопроса» уже существенно выросла. Либерман, в качестве условия присоединения к любому правительству, требовал, наряду с внесением в коалиционное соглашение, более жесткого курса против линии в отношении террористического анклава радикальных исламистов в секторе Газа и комплекса социально-экономических реформ, включая решение пенсионных проблем репатриантов, уже целый пакет требований, касающихся гражданских вопросов.
Помимо принятия закона о призыве в версии, разработанной Минобороны и принятой в первой чтении еще Кнессетом 20-го созыва, этот пакет включал отмену введенных министром внутренних дел и главой партии ШАС Арье Дери ограничений на работу торгово-развлекательных центров и бизнесов в субботу и работу общественного транспорта в этот день (когда в соответствии с еврейской религиозной традицией, существует жесткий запрет на любую трудовую деятельность, но будучи официальным выходным днем, широко используется светскими израильтянами для покупок и развлечений). А также легализация в стране нерелигиозных (гражданских) браков и введение в программу ультрарелигиозных учебных заведений общеобразовательных предметов, отсутствие которых сильно затрудняет «харедим» на рынок квалифицированного труда. И, наконец, решение проблемы формализации еврейского статуса репатриантов нееврейского и смешанного происхождения путем либерализации процесса гиюра (перехода в иудаизм, что по традиции, означает присоединение к еврейскому коллективу также и в этническом, а не только религиозном смысле). В том числе – путем возвращения права на проведение этих процедур городским раввинам, среди которых имеется немало либерально настроенных религиозных сионистов.
Очевидно, что даже частичная реализация этой программы дала бы толчок постепенной эрозии нынешнего монопольного влияния ультрарелигиозных авторитетов на членов своих общин и подорвала бы электоральный ресурс партий «харедим» – на что их лидеры, разумеется, пойти не могли. Ориентируя также соответствующим образом, и лидеров Ликуда, вынужденных учитывать, что без 7 мандатов ЕТ и 9 мандатов ШАС (а также 7 мандатов поддерживающих «харедим» в этих вопросах лидеров блока религиозных сионистов) желаемой Нетаньяху «узкой» право-религиозной коалиции не может быть и речи. Тем более, что депутаты от двух ультраортодоксальных фракций, также как и ликудники и члены религиозно-сионистского блока «Ямина» сразу после выборов подписали «декларацию верности» Нетаньяху и обязались не входить в коалицию с блоком «Кахоль-лаван». Потому контуры возможных договоренностей Ликуда и НДИ на основе удовлетворения части требований Либермана, что активно обсуждалось в прессе примерно за 10 дней до крайнего срока коалиционных переговоров, после категорического «нет» лидеров фракций «харедим», остались лишены практического смысла.
Почему не сложился левоцентристский блок
Формально меньше проблем в этом смысле НДИ должны были иметь с блоком «Кахоль-лаван», который на завершающих этапах избирательной кампании в 22-й Кнессет практически скопировал гражданские лозунги Либермана, сумев, тем самым вернуть «уплывшие» было к нему 3-4 потенциальных мандата, из числа полученных блоком в апреле. В силу чего НДИ, которой опросы на пике кампании обещали 10-12 мандатов (по сравнению с 5 мандатами, полученными в апреле) мандатов в итоге получила более скромные 8 парламентских мест. Так или иначе, убедившись в непродуктивности идеи самим договориться с «харедим», оторвав их от блока с Ликудом, лидеры «Кахоль-лаван» сразу же, по получению Бени Ганцем в ноябре мандата на формирование правительства, заявили, что они готовы принять практически всю гражданскую повестку НДИ и будут рады видеть эту партию в своей коалиции.
Но здесь у НДИ была другая, едва ли не большая проблема – иные партнеры «Кахоль-лаван» по его потенциальной коалиции. Помимо 33 голосов своего блока, Ганц мог рассчитывать, на две партии, лидеры которых на консультациях с президентом страны Реувеном Ривлиным в сентябре 2019 года рекомендовали главу «Кахоль-лаван» на пост премьер-министра Израиля. А именно, 6 мандатов объединенного левоцентристского блока «Авода-Гешер» и 5 ультралевого списка МЕРЕЦ, который шел на те выборы под брендом «Демократический лагерь». Еще 13 мандатов имел Объединенный арабский список (ОАС), объединивший 4 партии, в том числе некогда двунациональная, но сегодня почти исключительно арабское коммунистическое движение ХАДАШ (официально декларирующий принцип интернационализма) Аймана Уды и арабскую националистическую партию ТААЛ Ахмада Тиби. А также исламистский блок РААМ (Ибрагим Царцур) и радикально-антисионистское движение «палестинцев 1948 года» (как его лидеры называют израильских арабов) БАЛАД во главе с Джамалем Захалкой.
Несмотря на политико-идеологические различия между этими партиями, переплетающиеся с конкуренцией между составляющими их электоральную базу арабскими общинно-клановыми и религиозными группами, у них были две причины для сотрудничества. Первая – хороший шанс как минимум двух из них не пройти электоральный барьер, повышенный в 2014 году с 2.5 до 3.25%, что подтолкнуло их пойти на выборы 2015 года единым списком, с тем, чтобы избежать сокращения влияния израильских арабских элит. В апреле 2019 блок распался на два списка, в сумме получивших 10 мандатов (на 3 меньше, чем на предыдущих выборах), но сентябре ОАС выступил в полном составе, и вновь получил 13 мандатов. И, второе – наличие, при всех отмеченных разногласиях, общего знаменателя у этих партий, представляющих на сегодняшний день не столько арабоязычное этнокультурное меньшинство израильских граждан, сколько политические лобби, ориентированное на внешние (палестинские, арабско-националистические и/или панисламские), в том числе враждебные Израилю силы. То есть, политического субъекта, нередко функционирующее в качестве внесистемной оппозиции. В том числе и поэтому лидеры данных партий, формально примыкающих к «широкому левому лагерю», традиционно отказывались после выборов рекомендовать представителя левого лагеря на пост премьер-министра.
Нынешняя ситуация была несколько иной: за исключением 3 депутатов от экстремистского списка БАЛАД, 10 депутатов от остальных трех партий ОАС рекомендовали после выборов в сентябре 2019 года президенту Израиля кандидатуру Бенни Ганца на пост премьер-министра. Фракция ОАС была готова взвесить если не присоединение к левой коалиции, то поддержку правительства Ганца «извне», в случае удовлетворения им длинного списка экономических и политических требований. Включая обильные бюджетные вливания в арабский сектор (по данным «Едиот ахронот» — порядка 64 млрд шек., то есть около 19 млрд. долл.) и предоставление им должностей глав двух комиссий Кнессета – по финансам и внутренним делам (контролирующей финансирование муниципалитетов и земельные вопросы). Кроме того, отмену законов о еврейском национальном характере Государства Израиль и о предпочтительном трудоустройстве в госсекторе граждан, отслуживших в ЦАХАЛе (куда арабы в массе своей, не призываются). И, наконец, возобновление «мирного процесса» с ПНА на основе согласия на предварительные (еще до начала переговоров) требований Рамаллы, включая «создание палестинского государства в границах 1967 года».
Подобные идеи могли быть приемлемы для потенциальных партнеров Бени Ганца из левых и ультралевых фракций, а также части левонастроенных депутатов самого «Кахоль-лаван» – но не для Либермана, традиционного жесткого критика антисионистского курса партий арабского списка и тех его членов, которые, по его словам оправдывали и поддерживали террористические организации палестинских арабов. На самом деле, НДИ, значительно увеличив свое парламентское представительство, в том числе за счет новых голосов, мобилизованных в умеренных сегментах центристской и левоцентристской части политического спектра, не перестала быть идеологически правой партией. В этом у подавляющего большинства новых, как и традиционных избирателей Либермана, судя по опросам, сомнений не было. Именно поэтому, его партия не могла стать ни частью правительства, опирающегося на голоса ультралевых фракций и внешнюю поддержку антисионистских арабских партий, ни даже просто воздержаться или покинуть зал Кнессета в момент голосования о доверии такому правительству, обеспечив тем самым возможность Ганцу сформировать «коалицию меньшинства».
Потому, на всех трех раундов коалиционных переговоров – и когда мандат на формирование правительства был у лидера Ликуда, и когда он был передан лидеру «Кахоль-лаван», и когда – впервые в израильской истории – мандат был передан Кнессету с тем, чтобы позволить любому его депутату попробовать самому собрать коалицию, Либерман настаивал на единственном приемлемом для него варианте. А именно, том, под лозунгом которого была проведена вся избирательная кампания его партии в Кнессет 22-го созыва: создание широкого либерального правительства в составе партий Ликуд, НДИ и «Кахоль-лаван», без участия ультрарелигиозных и арабских партий.
Шансы на реализацию такой модели были не так малы: в начале того кампейна ее поддерживали порядка 35%, незадолго до выборов – около половины израильтян, а в сентябре и ноябре т. г., в свете того, что альтернативой может стать уже третья за год выборная кампания – уже порядка 64% опрошенных. Препятствием были неготовность лидеров Ликуда отказаться от стратегического союза с партиями «харедим», и отказ как минимум двух из трех ближайших партнёров Ганца по блоку «Кахоль-лаван» – лидера левоцентристской партии «Еш атид» Яира Лапида и центристского списка «Телем» Моше (Буги) Яалона – принять «компромисс Ривлина», согласно которому Нетаньяху первым занимает пост премьер-министра, и уступает его Ганцу во второй половине каденции.
Неопределённость в отношении готовности НДИ обсуждать присоединение у узкой право-религиозной и лево-арабской коалиции были, по признанию самого Либермана, не более чем «дымовой завесой» («арафель крав»), призванной подтолкнуть обе ведущие партии отказаться от своих ультимативных условий ради создания широкого правительства. Что, как мы знаем, так и не случилось.
Повестка дня новых коалиционных переговоров
Если исходить из данных опросов, проведенный после объявления новых выборов в Кнессет уже 23-го созыва, итоги выборов будут напоминать нынешний расклад: НДИ будет libra tongue между лагерями Ганца и Нетаньяху, а Либерман, если нынешняя тенденция сохраниться, будет вновь той фигурой, от которого во многом будет зависеть конфигурация и повестка дня будущего правительства. Не случайно, уже сейчас в информационном сообществе имеется немалый интерес к идеям, которые, будучи озвучены лидером НДИ, во многом будут определять тон и тематику набирающей ход избирательной кампании. Официальный заявлений и программ по этому поводу пока опубликовано не было, но есть основания предполагать, что эти идеи будут лежать в русле общественной полемики выборов в местные органы власти осенью 2018 года и двух прошлогодних парламентских выборов.
Собственно, это стало понятно уже на пресс-конференции лидера НДИ 20 ноября 2019 года, в тот же день, когда лидер «Кахоль-лаван» Бени Ганц объявил о своей неудаче в формировании правительства, и мандат был передан Кнессету. Авигдор Либерман вполне определённо заявил о необходимости «привести все сионистские партии к общим принципам по вопросам религии и государства», объясняя эту необходимость «невозможностью терпеть ситуацию, при которой ультраортодоксы каждый раз ведут игру между двумя большими блоками, шантажируют то тех, то этих – и каждый раз успешно». Как можно заметить, подобный расклад имеет мало общего с традиционным для израильской политики расколом между правыми и левыми избирателями, главным водоразделом между которыми является отношение к проблемам внешней политике и безопасности. Нельзя сказать, что эта тема не звучала на выборах в апреле и сентябре 2019 года, но не она была главным фактором, в тот момент определявшим – и, не исключено, все еще определяющим расстановку основных сил на электоральном поле страны.
Общественная полемика, развернутая в ходе двух прошедших и нынешней избирательной кампании, по сути, стала выражением целого комплекса гражданских вопросов. Включая личный статус граждан, браки и разводы, определение еврейства, права различных религиозных общин на осуществление процесса перехода в иудаизм, порядок проведения необходимых работ и деятельность предприятий сферы услуг и развлечений в шабат и другие. А также, в опосредованном виде, о понимание смысла – этно-национального или религиозного – вкладываемом сторонниками этих двух различных подходов в идею еврейского характера Государства Израиль.
Именно в этом, по нашему мнению, заключается суть призыва лидера НДИ «выработать общие принципы сионистских партий по вопросам религии и государства». Остается вопрос, насколько подобный призыв реалистичен в условиях, когда сионистский спектр включает широкий набор движений и партий различного идеологического толка и разных политических приоритетов и повестки дня, которые могут быть довольно далеки от консенсуса, что такое идеологический и «практический» сионизм через семь десятилетий после создания Государства Израиль.
На первый взгляд, как минимум, в одном пункте у них разногласий нет: сионистской является партия, которая рассматривает Израиль в качестве материального воплощения естественного исторического права еврейского народа на национальное самоопределение в своем государства. Далее идет дискуссия между светскими сионистами, которые ограничиваются этнокультурным аспектом данного права, и религиозными сионистами, которые к этому праву добавляют еще и мессианский момент, что создание еврейского государства – есть первая стадия пришествия мессии или реализация божественного предопределения и древних пророчеств. Но в целом в данном случае между, например, бывшим лидером ультралевой партии МЕРЕЦ Тамар Зандберг и главой ультраортодоксально-национального движения «Национальное единство» Бецалелем Смотричем, находящимся на противоположных границах сионистского консенсуса, фундаментальной разницы нет.
Вне этого консенсуса, по вопросу о праве евреев на политическое самоопределение в национально-модернистском понимании этого термина находятся две группы. Это израильские арабы, лидеры которых готовы, за не имением альтернативы, свыкнуться с фактом существования еврейского государства, гарантирующего им, и иным этносам и конфессиям все индивидуальные гражданские и коллективные общинно культурные права. Но не готовы признать юридически его еврейский характер, символы, законодательство, декларированную национальную миссию и прочие параметры говорят о преимущественных правах евреев как титульной государствообразующей нации. В чем, собственно, и заложено стремление радикальных антисионистов среди израильских арабских элит рассматривать Израиль в качестве территории, отторгнутой у арабского мира, а его арабо-язычных граждан – как имеющих преимущественные права представителей этого мира, а не этнокультурного меньшинства в национальном государстве еврейского народа. И соответственно, не имеющего права требовать и арабов гражданской лояльности.
Вторая группа – это часть ультрарелигиозного еврейского населения и их политических представителей, которые так же, как арабы, признают Израиль еврейским государством лишь де-факто, но не де-юре. С их точки зрения, еврейское государство может быть только фактором божественного вмешательства, и не ранее, чем придет мессия – и это их отличает от религиозных сионистов, которые, как сказано, утверждают, что создание еврейского государства есть первая стадия «геулы» – процесса мессианского освобождения еврейского народа. При этом, в отличие от радикалов из «Натурей карта» и прочих движений такого рода, в принципе не готовых сотрудничать с «сионистским проектом», умеренные «харедим» готовы признать еврейское государство как некий совершившийся факт, и в той или иной степени с ним сотрудничать. В том числе, имея в виду обеспечиваемые государством социально-экономические и культурные потребности их общин. Одновременно давая этому ему государству понять сомнительность, присвоенного им себе еврейского статуса с точки зрения той интерпретации еврейской традиции, которой придерживаются эти ультраортодоксальные религиозные течения.
Крайние фланги сионистского спектра занимают «светские ультралевые» и «правые религиозно-консервативные» политические фракции. Представленные, соответственно, партией МЕРЕЦ и объединениями ультрарелигиозных националистов («Хареди-дати-леуми», в просторечии – «хардальники») – блоком «Национальное единство» и списком «Сила Израиля». Эти ультралевые и радикально правые фракции находятся по разные стороны почти всех водоразделов израильской политики, и прежде всего – по вопросам безопасности, арабо-израильского конфликта и возможности территориального компромисса с палестинскими арабами. Но в целом сходятся в одном пункте: и «хардальники», и антирелигиозные сионисты и полусионисты считают, что еврейство – это понятие, в первую очередь, религиозное, или в этно-конфессиональном комплексе израильского еврейства этнический, или этно-национальный компонент играет подчиненную роль.
Выводы из этого, они, впрочем, делают разные, соответственно с разных сторон критикуя принятый в 2018 году Закон о еврейском национальном характере Государства Израиль. Левые радикальные группы, находящиеся на грани сионистского спектра, наиболее резко критикующие саму идею принятия такого закона, акцентируют принцип религиозной свободы. И считают, что коль скоро, с созданием государства, сионизм свою функцию выполнил, Израиль должен перестать декларировать свой еврейский характер и стать, «государством всех его граждан», считая эту концепцию антитезой тому, что они называют «государством Галахи» (то есть, построенного на принципах иудейского религиозного права).
С другой стороны, наиболее консервативные группы, численно составляющие меньшинство религиозного сионизма, но контролирующие его важнейшие социальные, культурные и политические институты, напротив, полагают, что роль иудейского религиозного компонента в правовой системе, гражданском комплексе и идентичности государства должен быть существенно усилен по сравнению с принципами, закрепленными в упомянутом Законе. Учитывая все сказанное, не вызывает особого удивления, что по ряду гражданских вопросов, представители обеих крайних фракций оказываются ближе к соответствующим несионистским или антисионистским течениям – арабам и «харедим», формально примыкающим к широкому левому и широкому правому лагерю, чем к сионистскому мейнстриму.
Внутри последнего же находятся многочисленные идеологические течения, представленные различные политическими партиями и группами. Умеренно левыми, такими как Авода, левыми центристами и просто центристами, ныне входящими в блок «Кахоль-лаван», правыми, включая Ликуд и НДИ, и партиями «Новые правые» и «Еврейский дом», представляющие либеральный традиционный сегменты религиозно-сионистского лагеря. Очевидно, что внутри этого широкого спектра политических течений имеются тяжелые разногласия, касающиеся других вопросов: внешняя политика и безопасность, экономическая политика, взаимоотношение национально-этнических групп, взаимоотношение между выходцами из разных стран и их потомками, вопросы желаемых границ страны, статус Иерусалима, и т.д. Но по национально-гражданским вопросам разногласия между этими фракциями, представляющими порядка 75-80% израильского населения, сравнительно невелики. Коль скоро практически все они в той или иной мене признают, наряду со значением еврейской религиозно-культурной традиции и институтов, и равенством индивидуальных и групповых гражданских прав меньшинств, доминирующую роль еврейского национального компонента в этно-конфессиональном комплексе израильского общества.
Похоже, что водораздел различий по национально-гражданским вопросам, ставшим едва ли не главной темой прошедшей и нынешней избирательной кампании, проходит не столько между светским и религиозным населением. Сколько между сионистским большинством (включающим светских и соблюдающих традицию еврейских граждан страны, а также большинство религиозных сионистов и даже рациональную часть ультрарелигиозных евреев) и несионистским меньшинством из числа наиболее консервативной части «харедим», а также руководства партий израильских арабов.
Не случайно, в последние месяцы Кнессета 20-го созыва, наблюдался своеобразный процесс формирования неформального блока несионистских партий – еврейских ультрарелигиозных и арабских, теоретически примыкающих к противоположным, то есть, правому и левому, партийно-политическим лагерям. На практике это партнерство выражается в помощи, которую ШАС и ЕТ и Объединенный арабский список (ОАС) в Кнессете оказывают друг другу в актуальных для них вопросах. Включая поддержку ЕТ в торпедировании «Закона о муэдзинах», а ОАС – в продвижении «харедим» законопроекта, дающего освобождение ультрарелигиозной (и арабской) молодежи от призыва в ЦАХАЛ в качестве конституционной нормы.
Если это так, то ответ на вопрос, насколько рациональным в нынешней ситуации может стать призыв выработать приемлемый комплекс идей и параметров в сфере взаимоотношений религии и государства, является, на наш взгляд, положительным.