Завершившееся поздно вечером 11 мая 2008 г. чрезвычайное заседание совета министров иностранных дел Лиги арабских государств (ЛАГ) в ее каирской штаб-квартире приняло «историческое» решения в связи с последними событиями в Ливане, — вновь сформированная комиссия ЛАГ направится в Бейрут, чтобы провести там встречи с ведущими ливанскими политическими деятелями в интересах претворения в жизнь «арабской инициативы», направленной на стабилизацию положения в этой стране. Состав этой комиссии более чем представителен, — ее возглавит председатель совета министров и министр иностранных дел Катара Хамад бен Джасем бен Джабар Аль Тани, в ее состав войдут генеральный секретарь ЛАГ Амр Муса, а также министры иностранных дел Джибути, Алжира, Иордании, Объединенных Арабских Эмиратов, Омана, Йемена и Марокко.

Суть переговоров в Бейруте, определяемых как реализация «арабской инициативы» (включающей избрание генерала Мишеля Сулеймана, командующего ливанской армией на пост президента, формирование правительства «национального единства и принятие нового закона о парламентских выборах»), в полной мере определяется положениями принятой советом министров иностранных дел ЛАГ специальным заявлением в связи с новой вспышкой насилия в Ливане. Арабские страны, участвовавшие в заседании совета, категорически осудили «использование вооруженной силы» в ходе нынешних ливанских событий, считая, что эта ситуация способна привести к «срыву гражданского мира». По их мнению, «обращение к вооруженному насилию ради решения политических задач вне поля конституционной законности» порочно. Улицы ливанских городов должны быть «очищены от всех проявлений вооруженной силы», а нынешний раунд ливанского кризиса можно решить только лишь «политическими методами», способными «обеспечить каждой ливанской конфессиональной группе возможность играть эффективную роль в рамках мозаики» ливанских этноконфессиональных и политических сил.

Заявление совета министров иностранных дел ЛАГ приветствовало усилия ливанской армии в связи с разблокированием бейрутского аэропорта, а также решение правительства Фуада Синьоры возложить на армию задачу поддержания безопасности и обеспечения деятельности общественных и частных учреждений. Вместе с тем, заявление, высоко оценившее роль армии в качестве гаранта безопасности в Ливане, подчеркнуло насущную необходимость разблокирования автострады, ведущей из ливанской столицы в международный аэропорт Бейрута, а также немедленного восстановления работы бейрутского морского порта.

Конечно, все это важно, как важен и принципиален сам факт созыва (хотя и не столь быстрого с точки зрения временной протяженности ны-нешнего этапа внутриливанского противостояния) совета министров иностранных дел ЛАГ, инициаторами проведения которого выступили Саудовская Аравия и Египет. Тем не менее, как это уже не раз бывало в случае Ливана (и если бы только в связи с событиями в этой стране!) работа совещания была далека от сколько-либо четкого проявления традиционных (в их вербальном смысле) для арабского мира лозунгов пресловутой «арабской солидарности».

Попытки саудовского министра иностранных дел Сауда Аль-Фейсала (поддержанные его египетским коллегой, а также представителями Иордании, Кувейта, Объединенных Арабских Эмиратов, Бахрейна и Ливана) включить в текст заявления указание на основного виновника внутриливанской нестабильности – «Хизбаллу» немедленно парировались делегациями Катара и Сирии, министр иностранных дел которой отсутствовал в египетской столице, а делегация его страны работала под руководством постоянного представителя Сирии при штаб-квартире ЛАГ. Позиция этих двух стран определялась, как это подчеркивали члены сирийской делегации, в первую очередь, тем, что «осуждение оппозиции, в частности партии «Хизбалла», подорвет возможности политического решения кризиса». Наконец, совещание с трудом смогло добиться консенсуса его участников в отношении главы направляющейся в Бейрут делегации Лиги, — алжирская делегация протестовала против назначения на этот пост представителей Египта и Саудовской Аравии, считая (в отличие от этих двух стран), что основной целью делегации должно стать «возобновление диалога по ливанскому вопросу, способному привести к сближению точек зрения ливанских политических сил». В свою очередь, и Саудовская Аравия, и Египет отмечали, что эта цель заключается в «возобновлении» этого «диалога», основываясь на ранее осуществлявшихся усилиях ЛАГ, направленных на решение ливанского кризиса. Тем не менее, список противоречий, которые должно было преодолеть совещание, не ограничивался только этими вопросами.

Если представители Йемена считали, что «решение ливанского кризиса должно отталкиваться от существующих в этой стране реалий», то, по мнению египетского министра иностранных дел Ахмеда Абу Аль-Гейта, такой подход «усиливает позиции «Хизбаллы»», а не «конституционных структур ливанского государства». Заседание совета не раз становилось полем для жестких нападок постоянного представителя Сирии при ЛАГ Юсуфа Аль-Ахмеда, считавшего «недопустимой» позицию С. Аль-Фейсала и исполняющего обязанности министра иностранных дел Ливана Тарика Митри, не считавших возможным включить в текст заявления (как на том настаивал сирийский представитель) «осуждение Израиля, раз-рушившего телеканал “Аль-Манар” (принадлежащий партии «Хизбалла» – Г.К.)», как и осуждение позиции ЛАГ, «не направившей ее вооруженные силы в Ливан для поддержки развивавшегося там летом 2006 г. народного сопротивления израильскому вторжению». Вместе с тем, саудовско-египетская позиция по Ливану получила поддержку Туниса и (что следует подчеркнуть особо) Ливии. Распространенные в ходе работы совещания специальные заявления руководства этих двух стран подчеркивали необходимость «исключения внешнего вмешательства» во внутриливанский политический процесс, «отказа от сведения счетов» между ливанскими этнополитическими силами, как и отмечалось стремление обеих стран «активно содействовать» усилиям ЛАГ в деле внутриливанского урегулирования на основе «положений арабской инициативы».

Итак, очередная попытка ЛАГ содействовать решению ливанского кризиса вновь выявила существование существенных межарабских расхождений по этому вопросу, — собственно, и состав делегации Лиги свидетельствует о стремлении этой организации, сохраняя свое преимущественное право рассматривать этот кризис как одну из «внутренних проблем» арабского мира, достичь компромиссного подхода к методам его решения. Среди членов этой делегации нет представителей двух наиболее заинтересованных в сохранении внутриливанского статус-кво государств – Саудовской Аравии и Египта, а генеральный секретарь ЛАГ – гражданин Египта включен в ее состав лишь как один из ее членов. Впрочем, в ее составе нет и представителя Сирии. При этом, делегация сохраняет престиж «общеарабской» не только за счет (впервые) включения в нее представителей далеких от эпицентра событий стран – Джибути, Марокко, Алжир, но ее состав свидетельствует о попытке ЛАГ сохранить хрупкое равновесие между двумя противостоящими друг другу центрами арабской активности в связи с Ливаном – египетско-саудовским блоком и Сирией. В ней, по сути дела, в равной мере представлены (в определенной степени) сторонники обоих этих центров, — с одной стороны, это Иордания, Оман, Объединенные Арабские Эмираты, с другой же – Алжир, Йемен и глава делегации – катарский министр иностранных дел.

Но может ли эта региональная организация (созданная для поддержания межарабского статус-кво и вернувшаяся к решению этой задачи после крушения в июне 1967 г. идей панарабского и окрашенного в «социалистические» тона национализма) действовать (что, впрочем, относится к любой другой подобной ЛАГ организации) иначе? Ее принцип – содействие в достижении возможного консенсуса и поиск компромиссных решений на основе сближения позиций входящих в нее политически, географически и социально-экономически разных стран. Она не может противодействовать попыткам тех или иных из них, используя, в том числе, и многочисленные конфликтные ситуации на огромном протяжении того территориального пространства, который обычно воспринимается как, якобы, этнически однородный «арабский мир», ради своего превращения в ведущие региональные «центры силы».

В конце концов, «антисаудовская» позиция Катара, нашедшая свое проявление в ходе последних заседаний совета министров иностранных дел ЛАГ, не менее четко выражает себя и на субрегиональном уровне – в пределах Совета сотрудничества арабских государств Залива, где Катар пытается играть роль страны, «оспаривающей» право Саудовской Аравии быть ведущим звеном ССАГЗ. Естественны и саудовско-сирийские противоречия в связи с Ливаном (или палестинцами), когда Сирия, осознающая себя началом, «объединяющим» (во многом, иллюзорную) «историческую Сирию», и, на этой основе, торпедирующая саудовское «вмешательство» в зону ее «естественного жизненного пространства», когда королевство настойчиво требует «внутриливанского» решения кризиса в стране, которую Сирия еще и сегодня считает (что греха таить!) своей неотъемлемой частью, как и, всего лишь на словах, поддерживая саудовские инициативы решения арабо-израильского конфликта или разрушая Мекканские соглашения между ФАТХ и ХАМАС. Более того, все то же каирское совещание министров иностранных дел ЛАГ вновь подтвердило, что ливанский кризис слишком удобный повод для самовыдвижения даже стран «арабской периферии» на роль наиболее последовательных «защитников» неких «общеарабских» интересов в Ливане.

Важнее совсем другое обстоятельство, — консенсус, пусть и хрупкий, но все же достигнутый в рамках ЛАГ, должен быть поддержан в Ливане. Но случится ли это, — вот это уже совсем другой вопрос.

В течение всего истекшего (но, может быть, и, начиная с более ранней эпохи — обретения независимости) с момента начала в Ливане гражданской войны периода эта страна пережила эпоху беспрецедентной социальной мобильности, радикально изменившей к нынешнему времени соотношение между ее этноконфессионально-политическими силами. При этом, процесс этих перемен отнюдь не закончился, а, напротив, скорее всего, приобретает новые, ранее казавшиеся невозможными черты и оттенки. То, что происходит сегодня в этой стране, в самом Ливане уже давно называют этапом «слома равновесия».

Ушла в прошлое былая «бессловесность» шиитов, мнение которых в канун обретения независимости и в течение многих лет в дальнейшем ни-кто не принимал во внимание. Движение АМАЛЬ с его лидером (нынешним спикером ливанского парламента) Набихом Берри (ах, какой в 1980-е гг. это был плейбой, одевавшийся в сшитые у лучших европейских модельеров и только белые костюмы, человек светский, интересовавшийся только лучшими сортами виски и женщинами и совершенно не знавший, что ему делать с неожиданно свалившимся на него бременем «религиозности»!) сменила радикальная и четко осознающая свою «духовную миссию» «Хизбалла» с ее, мягко говоря, далеким от европейского лоска лидером – шейхом Насраллой. Все так же в прошлое ушло значение фактора друзов, — их нынешний лидер Валид Джумблат ни в коей мере не похож на прежнего «вождя» этой общины – его отца Камаля. Резиденция этой семьи – городок Алей в Горном Ливане теперь уже не может противостоять слишком многочисленным силам «Хизбаллы», а сам «вождь» вынужден обращаться к ЛАГ, требуя вмешаться и «остановить кровопролитие» в «историческом центре» Ливана.

Действия «Хизбаллы» ставят под сомнение законность одной из основ существования современного Ливана – союз между его суннитскими и маронитскими лидерами. Позиции этой шиитской партии уже сегодня достаточно сильны в традиционно суннитском Триполи на севере страны, а глава правительства – суннит Ф. Синьора заявляет о том, что действия «Хизбаллы» в Бейруте «чудовищнее и разрушительнее, чем действия Израиля». Эти слова – не более чем свидетельство полного бессилия перед лицом тех, кто, как говорит все тот же Ф. Синьора, осуществляют «переворот», направленный против «конституционной законности». Наконец, проявивший себя и абсолютно беспрецедентный союз между одним из ведущих политиков маронитского Ливана генералом Мишелем Ауном, лидером Свободного патриотического движения, и шейхом Насраллой. Сегодня Ливан живет в ожидании переноса процесса «слома равновесия» в Западный (христианский) Бейрут и начала вооруженных столкновений между сторонниками М. Ауна и членами вооруженных формирований Ливанских сил, возглавляемых все так же маронитом Самиром Джаджа. С другой стороны, сегодня уже ясно, что расколотая маронитская община Ливана далека от того, чтобы играть роль силы, объединяющей вокруг себя иные христианские этноконфессиональные группы, — все более усиливающаяся в рядах местной православной общины риторика, подчеркивающая ее статус «неконфессиональной конфессии», тому яркое, но не единственное подтверждение.

7 мая 2008 г. в статье «Язык в Ливане – оружие насилия и войны», опубликованной в лондонской саудовской «Аль-Хайят», ливанский социо-лог писал: «В Ливане господствует окрашенный в яркие патриотические тона язык вооруженной схватки. … Его наиболее существенные характеристики – подчеркивание идеи “национально-патриотической миссии”, с одной стороны, и категорический отказ представить какой-либо основанный на здравом смысле анализ содержания этой “миссии”». Этот язык обращается «к многотысячным толпам», подменяя «заботу об истинных чаяниях» ливанцев рассуждениями об «империализме и региональной роли Соединенных Штатов», о «необходимости защиты национальной чести перед лицом их наступления». С другой же стороны, этот же «язык вооруженной схватки» апеллирует к «международному сионизму и его передовой базе – Израилю», а эта его апелляция все так же поддерживается «многотысячными толпами» во имя той же «защиты национальной чести».

Обращение к этой статье позволяет сделать, по крайней мере, два вы-вода. Один из них ни в коей мере не оригинален, — антиимпериалистическая и антисионистская риторика, как и много лет назад, остаются одним из успешных орудий политического действия. Но и у этого далекого от оригинальности вывода есть специфическая черта, — если этот язык все еще играет роль «сплочения» тех, кого автор цитировавшейся статьи называет «многотысячными толпами», то это означает лишь, что процесс социальной мобильности в Ливане действительно расширяется и что в сферу местной политики все более активно входят те, кто еще вчера находился в самом низу общественной лестницы. Однако второй вывод из цитировавшейся статьи может показаться парадоксальным, — любая политическая сила Ливана (как традиционная, так и вновь возникшая) видит в этой стране естественное для нее и единственно возможное поле своего политического действия. Даже если в становлении этих сил (и в прошлом, и ныне) огромную роль играют внешние факторы (многостороннее вмешательство в прошлом европейских держав, а ныне также – стран арабского мира, Израиля и Ирана), любая из них, пусть даже она и обращается к «арабской» (соответственно, антиимпериалистической и антиизраильской) риторике, стремится к власти в Ливане, не видя для себя никакой возможности для ликвидации своей страны, например, на основе ее «объединения» с кем-либо из ее «арабских сестер» или внимательного выслушивания их советов.

Если оба этих вывода верны, то есть ли шанс у новой достигнутой на основе сложного консенсуса инициативы ЛАГ? Автор этой статьи пред-почитает дать на этот вопрос, скорее, отрицательный ответ, — он слишком мало верит в то, что «многотысячные массы» способны нести в себе какое-то позитивное начало. Если же ему кто-то скажет, что он противоречит самому себе, поскольку видение всеми ливанскими этноконфессионально-политическими силами их страны в качестве единственно возможного для них поля политического действия как раз и предполагает, что, в конечном итоге, они способны к взаимоприемлемому примирению, то он ответит словами одного из его национальных классиков: «Жаль только, жить в эту пору прекрасную …».