Применение силы продолжает, к сожалению, оставаться в международных отношениях заурядным явлением. За последние десятилетия обширные территории в Азии, Африке, Латинской Америке, а также в Европе становились в то или иное время зонами военных действий. Вооруженные конфликты на Ближнем Востоке и в Северной Африке не были при этом ни самыми крупномасштабными, ни самыми кровопролитными. В то же время особенностью этих конфликтов были и остаются значительная продолжительность по времени, перетекание одного кризиса в другой, их наслаивание друг на друга. Другая их особенность — серьезные, а порой и фатальные ошибки руководства развязывавших локальные войны стран в оценке ситуации, переоценка ими собственных сил и недооценка способности противника к сопротивлению.
Особенно рельефно все это проявилось в длящемся с 1948 г. ближневосточном конфликте. Начатая тогда арабскими странами «палестинская война» завершилась совсем не так, как они планировали: уничтожить Израиль не удалось, а территория, отведенная Палестинскому арабскому государству резолюцией № 181/II Генеральной Ассамблеи ООН, оказалась поделенной между Израилем, Иорданией и Египтом. Провалом закончилась в 1956 г. англо-франко-израильская агрессия против Египта — в Лондоне, Париже и Тель-Авиве не ожидали ни отказа Вашингтона поддержать их акцию, ни советского ультиматума. Во время Шестидневной войны 1967 г. Каир, Дамаск и Амман вновь переоценили свои силы, а Израиль недооценил устойчивость режимов Г. Абдель Насера в Объединенной Арабской Республике и баасистов в Сирии, сумевших пережить поражение на поле боя. Президент АРЕ А. Садат, принимая в 1973 г. решение об «октябрьской войне», ошибочно посчитал, что израильтяне смирятся с «ограниченным поражением» и не попытаются перейти в контрнаступление, не использовал возможностей, созданных форсированием египетской армией Суэцкого канала, позволил противнику провести перегруппировку сил и нанести ответный удар. Вместе с тем в данном случае удалось достичь политической цели, которую ставил перед собой Каир: даже «ничейный результат» военного столкновения создал предпосылки к началу египетско-израильских переговоров и к подписанию в 1979 г. мирного договора между двумя странами.
Мира Ближнему Востоку это, однако, не принесло. В 1982 г. Израиль развязал ливанскую войну, рассчитывая покончить с палестинским движением сопротивления, а также закрепиться в Ливане. Израильтяне смогли добиться ухода из Ливана «Организации освобождения Палестины», но конец сопротивлению палестинцев это не положило. Однако контроль над Ливаном им установить не удалось. Неудача вторжения была во многом предопределена переоценкой способности Армии обороны Израиля вести антипартизанскую войну и невозможностью создать такое превосходство в силах, которое позволило бы одержать победу в этой войне. Уход из Ливана, выглядевший как поражение израильской армии, нанес ощутимый урон престижу Израиля.
Израилю не удалось добиться и достижения в полном объеме целей, которые преследовало вторжение в Ливан в 2006 г. Правда, ставшее следствием конфликта наращивание потенциала Временных сил ООН в Ливане и развертывание в южных районах страны ливанской армии привело к прекращению ракетных обстрелов севера Израиля, но ни нанести поражение «Хизбалле», ни спровоцировать в Ливане новую вспышку межконфессиональной конфронтации израильтянам не удалось. Более того, на Ближнем и Среднем Востоке происшедшее было расценено как победа сил исламского сопротивления. Так, по мнению министра иностранных дел ИРИ М. Моттаки, «сионистский режим до сих пор не может оправиться от потрясений после тяжелого поражения, которое он потерпел во время агрессии в отношении Ливана».
Сердцевину израильско-арабского конфликта продолжает составлять палестинская проблема. Попытки ее силового решения также окончились безрезультатно. Обе интифады продемонстрировали, что, если палестинцы не в состоянии вынудить Израиль уйти с оккупированных территорий, то и израильтяне не могут подавить сопротивление населения Западного берега и Газы. Равным образом не принесли успеха ни одной из сторон теракты и контртеррористические операции. Тем не менее и в том, и в другом лагере сохраняются иллюзии насчет возможности решения существующих проблем военным путем. У палестинцев такого подхода придерживаются «Движение исламского сопротивления» (ХАМАС) и «Исламский джихад», у израильтян — «ястребы», призывающие к «ужасной мести» за нападения палестинцев [1]. Однако понимание тупикового характера подобной линии начинает вроде бы пробивать себе дорогу. За политическое урегулирование достаточно последовательно выступает «Движение за национальное освобождение Палестины» (ФАТХ). Вселяет надежду и перемирие – пусть хрупкое – между Израилем и ХАМАСом, вступившее в силу 19 июня с.г.
Силовые методы рассматривают в Израиле и как эффективное средство противодействия ядерным амбициям ИРИ. О возможности нанесения удара по иранским атомным объектам заявляли, в частности, министр иностранных дел Ц. Ливни, министр обороны Э. Барак, министр транспорта Ш. Мофаз, депутат кнесета И. Бен-Исраэль, бывший глава «Мосада» Ш. Шавит. «Если, — отмечает в этой связи немецкая «Мюнхенер Меркур», — Иран не пойдет на уступки, эскалация станет неизбежной, — так звучит недвусмысленное послание Израиля» [2]. Не исключено, что расчеты такого рода подпитываются воспоминаниями об уничтожении израильской авиацией в 1981 г. ядерного центра Озирак, отбросившем на несколько лет назад ядерную программу Ирака. Нельзя, однако, не учитывать, что руки у Багдада были тогда связаны войной с ИРИ, в то время как сейчас Тегеран обладает свободой действий и неизбежно ответит контрударами на атаку израильтян. Подобное развитие событий было бы чревато самыми непредсказуемыми последствиями для всего Ближнего и Среднего Востока, включая и сам Израиль.
В ходе трех «войн в Заливе» была допущена целая серия ошибок в оценке ситуации.
При принятии в 1980 г. решения о нападении на Иран иракское руководство преувеличило степень снижения боеспособности иранской армии, а также недооценило прочность режима аятоллы Р. Хомейни. В итоге длившийся восемь лет и унесший 500 тыс. человеческих жизней конфликт окончился «вничью» [3]. Цели, которые ставил перед собою Багдад – добиться падения исламского режима в Тегеране и присоединения к Ираку Арабистана, достигнуты не были.
Еще более серьезными просчетами характеризовалась позиция президента Ирака С. Хусейна в преддверии и в ходе кувейтского кризиса 1990-1991 гг. Не оправдались ни его надежды на то, что Саудовская Аравия, Египет, другие арабские страны смирятся с аннексией Кувейта, ни на нейтралитет Франции и Германии, ни на снисходительное отношение к действиям иракцев со стороны Советского Союза. Главная же — и роковая – ошибка была допущена на американском направлении. В Багдаде были убеждены, что Соединенные Штаты ограничатся политическими демаршами и демонстрацией силы, воспользовавшись одновременно вторжением иракцев в Кувейт для наращивания своего присутствия в зоне Персидского залива. Кое-какие основания для такого рода оценок действительно были. Из беседы С. Хусейна с послом США в Ираке Э. Гласпи 25 июня 1990 г., из публичных высказываний высокопоставленных американских военных и комментариев авторитетных периодических изданий у иракского руководства сложилось впечатление, что на вооруженный конфликт Вашингтон не пойдет. При этом почему-то не придали значения словам Э. Гласпи, что в Соединенных Штатах рассматривают происходящее как пограничный спор между Багдадом и Эль-Кувейтом, заявлениям американских военачальников, что, как они понимают, речь может идти о захвате иракцами «небольшой части кувейтской территории», акценту в газетных статьях на том, что в Вашингтоне, «вероятно, смогут примириться с ограниченным вторжением в Кувейт, в ходе которого иракские войска захватят кусочки кувейтской территории, чтобы добиться уступок» [4]. Судя по всему, американцы исходили из того, что Ирак введет войска на спорные территории – кувейтскую часть нефтяного месторождения Румейла, острова Бубиян и Варба, а далее события будут развиваться по сценарию иракско-кувейтского кризиса 1961 г., когда дело ограничилось направлением в Кувейт сначала английских, а затем межарабских войск, рассмотрением вопроса в Совете Безопасности, заседаниями Совета ЛАГ. Таким образом, констатирует в своей книге «МИД. Кремль. Кувейтский кризис» бывший в то время заместителем министра иностранных дел СССР А.М. Белоногов, «мы имеем дело с крупным обоюдным просчетом» [5].
Серьезные промахи были допущены американцами и при принятии решения о вторжении в Ирак в 2003 г. В Вашингтоне были, похоже, убеждены, что после разгрома иракской армии и свержения режима С. Хусейна к власти в этой стране с помощью США придут — неизвестно откуда взявшиеся — демократические силы, после чего там сразу же воцариться мир и наступит всеобщее благоденствие. Не были приняты во внимание отсутствие в Ираке гражданского общества, крайняя острота межрелигиозных и межнациональных противоречий, а также способность иракцев оказывать упорное сопротивление оккупантам. Правда, за прошедшие годы американцам удалось, потеряв более 4 тыс. своих солдат, нанести ряд поражений противостоящим им вооруженным группировкам, однако для полной нормализации обстановки потребуется, по имеющимся прогнозам, не менее пяти лет. Попытки же внедрить западную политическую систему привели к образованию государства, функционирующего на основе не либерально-демократических, а конфессионально-этнических принципов. Вместе с тем, разгромив Ирак, американцам удалось снять исходившую от него угрозу Израилю, а также обеспечить себе доступ к иракской нефти.
Переоценка собственных возможностей и недооценка сил противника были допущены Рабатом во время мароккано-алжирской Войны в песках в 1963 г., руководством НДРЙ и ЙАР в ходе вооруженных конфликтов между Южным и Северным Йеменом в 1972 и 1979 гг. и Каиром при развязывании в 1977 г. Четырехдневной войны против Ливии. Американцы, подвергшие в 1986 г. бомбардировке Триполи и Бенгази, недооценили прочность режима руководителя ливийской революции М. Каддафи. Со своей стороны, в Триполи ошибочно считали, что поддержка мусульман Севера во время гражданской войны в Чаде вынудит тех согласиться на передачу Ливии полосы Аузу. В то же время одним из крайне редких случаев, когда применение силы принесло ожидаемые результаты, стало присоединение в 1957 г. к Султанату Маскат Имамата Оман, но при этом сторонники оманского имама Галеба оказали более длительное и ожесточенное сопротивление, чем первоначально предполагали маскатцы и англичане. В 1961 г. «Бизертский кризис» хотя и завершился с военной точки зрения неудачно для тунисцев, повлек за собою уход французских войск из Бизерты в 1963 г. Особенностью данного конфликта было, однако, то, что его перерастания в крупномасштабную вооруженную конфронтацию стороны заранее не планировали [6].
В целом, в локальных войнах на Ближнем Востоке их инициаторы, как правило, либо вообще не достигали поставленных целей, либо добивались ограниченных результатов. Ставка на применение силы оказывалась, таким образом, не только антигуманной, но и в подавляющем большинстве случаев контрпродуктивной.
1. http://desertpeace.wordpress.com/2008/03/26/israeli-rabbis-continue-to-incite-violence.
2. Muenchener Merkur, 30.06.2008.
3. Political Encyclopedia of the Middle East. Jerusalem, 1999, p. 343.
4. А.М. Белоногов. МИД. Кремль. Кувейтский кризис. М., 2001. С. 383-384, 387, 389.
5. Там же, с. 392.
6. См.: М.Ф. Видясова. Джихад без войны. Тунисский опыт модернизации и политическое наследие Хабиба Бургибы. Т. I, кн. 1. Путь к обновлению. М., 2007. С. 233-252.